Читаем без скачивания Только не дворецкий. Золотой век британского детектива - Герберт Аллен

Элизабет Кэмпбелл.

— Какая подлая лицемерка! — в ярости воскликнул Годфри.

— Хитра, хитра! — перебил его Артифекс. — Исчезает и оставляет вам самое железное алиби. Сама невинность. Все продумано. Если б не вы, сэр, они бы спокойно сбежали со всей добычей.

Майор Майлз Годфри загадочно хмыкнул.

Картер Диксон

Перевод и вступление Александры Скворцовой

КАРТЕР Диксон (он же Джон Диксон Карр) — первый американец, которого приняли в английский Детективный клуб. И не зря — ведь он прожил в Англии большую часть жизни, писал самые что ни на есть английские детективы, и прототипами двух придуманных им сыщиков были такие образцовые англичане, как Честертон и Черчилль.

Джон Диксон Карр родился 30 ноября 1906 года в Пенсильвании в семье Вуда Николаса Карра, юриста и политика. Унаследовав от отца увлечение правом, а от деда (совладельца местной газеты) — интерес к журналистике, Диксон Карр с 11 лет пишет статьи, а с 15 ведет свою колонку, посвященную боксу.

В Пенсильвании Джон Диксон Карр закончил престижную частную школу и колледж. В обоих учебных заведениях он был редактором литературного журнала, публиковал рассказы и даже стихи. Однажды, придумав замысловатый сюжет о расследовании убийства, он решил напечатать его без завершения, предоставив читателю самому разгадать головоломку, и пообещал первому решившему 25 долларов. Джон вовсе не ожидал, что уже через час после выхода номера скучающего вида юноша принесет ему детальный план расследования и потребует награду. Пришлось просить денег у отца. Вместе с чеком пришло письмо, в котором отец рассуждал о безрассудстве таких увлечений, как литература и сочинение детективов.

Родители надеялись, что Джон станет адвокатом, и отправили его учиться дальше в Сорбонну, но в Париже Карр лишь пишет днями напролет. Так в 1929 году рождается его первый детективный роман «Бродящие по ночам».

Усилиями его друга Томлинсона, отвечающего за продажи в издательстве «Харпер энд бразерс», Карру удается в 1930 году опубликовать свой роман. Его ждал успех — реклама во всю страницу в «Нью-Йорктайме», 15 000 проданных экземпляров. Так было положено начало писательской карьере.

Вскоре Карр встречает свою будущую жену, англичанку Кларисс Кливз. Поженившись в 1932 году, молодые переезжают в Англию, где Карр начинает заниматься радиопостановками на Би-би-си. Англия становится для Карра родным домом. Здесь родились три его дочери, здесь были придуманы главные герои его детективных серий — Гидеон Фелл, а за ним и сэр Генри Мерривейл. В 1936 году Карр стал членом Детективного клуба.

В начале войны Карра призвали в Америку на военную службу, откуда, по иронии судьбы, отправили обратно в Англию. После войны он на несколько лет уезжает в США, где пишет биографию Конан Дойла, удостоившуюся премии Эдгара По. Затем Карр возвращается в Англию, в 60-е живет в Марокко, потом вновь в США, в Южной Каролине. Последние годы писатель страдал раком легких, но, даже перестав писать романы, продолжал вести рубрику в «Детективном журнале Эллери Куина». Карр умер в Америке 27 февраля 1977 года.

Джон Диксон Карр — непревзойденный мастер «убийства в запертой комнате» (в одном из его романов содержится целая лекция на эту тему). Для него детектив — игра, в которую автор играет против читателя. Каждый его роман — новая головоломка, поражающая новизной сюжета. «У меня с одиннадцати лет хранятся наброски ста двадцати романов на случай непредвиденных обстоятельств», — как-то раз признался Карр друзьям.

Неизвестно, использовал ли он все сто двадцать набросков, но с 1930 по 1941 год ему удалось выпустить 39 книг — впечатляющая цифра.

По причине необычайной плодовитости Карр печатался сразу в двух издательствах («Харпер» не мог выпускать больше двух его романов в год), причем под несколькими псевдонимами: Картер Диксон, Карр Диксон и Роджер Фэрберн.

Так, весь цикл романов о Генри Мерривейле издавался под псевдонимом Картер Диксон. Сэр Генри Мерривейл (Г. М.) — английский аристократ и человек со связями; в первых романах серии он возглавляет британские спецслужбы (как раз его прототипом и послужил У. Черчилль). Несмотря на свое высокое положение, Г. М. весьма замысловато ругается и способен проявлять прыть, неожиданную при его внушительной комплекции. «Дом в Гоблинском лесу» сочетает в себе загадочность и легкость, что позволяет писателю успешно обманывать читателя. «Пока автор заливается соловьем, — писал Карр, — он может незаметно протащить мимо публики целый вагон улик».

© Carter Dickson, 1947

©А. Скворцова, перевод на русский язык и вступление, 2011

КАРТЕР ДИКСОН

Дом в Гоблинском лесу

Жарким июльским полднем, за три года до войны, напротив «Клуба старейших консерваторов»[142] на Пэлл-Мэлл остановился открытый седан.

И в нем сидели двое заговорщиков.

В клубах царил сонный послеобеденный час, когда силы оставались только у солнца. «Par» дремал, «Атенеум» спал беспробудно. Но двое заговорщиков — темноволосый мужчина чуть старше тридцати и светловолосая девушка моложе его лет на пять — не двигались. Они пристально смотрели на готический фасад «Старейших консерваторов».

— Послушай, Ева, — сказал молодой человек и ударил по рулю кулаком, — ты думаешь, это сработает?

— Не знаю, — отозвалась светловолосая девушка. — Он терпеть не может пикники.

— Кажется, мы все равно его упустили.

— Почему?

— Не может же он так долго обедать! — воскликнул ее спутник, глядя на наручные часы. Молодой человек был порядком взвинчен. — Без четверти четыре! Даже если…

— Билл! Смотри!

Они были вознаграждены за терпение вдохновляющим зрелищем.

Из парадных дверей «Старейших консерваторов» величаво выплывал высокий, дородный, бочкообразный джентльмен в белом льняном костюме.

Его брюхо шествовало впереди него, словно носовая фигура военного корабля. Очки в роговой оправе низко сидели на носу, затененном широкими полями его летней шляпы.

Стоя на верхней ступеньке каменной лестницы, джентльмен с надменной усмешкой посмотрел сначала налево, а потом направо.

— Сэр Генри! — позвала девушка.

— А? — ответил сэр Генри Мерривейл.

— Я Ева Дрейтон. Не помните меня? Вы были знакомы с моим отцом.

— Ах да, — сказал великий человек.

— Мы ждали вас ужасно долго, — пожаловалась Ева. — Не могли бы вы уделить нам пять минут? Главное, — прошептала она своему спутнику, — не испортить ему настроение. Не испортить настроение.

А настроение у Г. М. было хорошим: он только что переспорил министра внутренних дел. Но даже родная мать Г. М. не смогла бы об этом догадаться. Величественно, с той же презрительной усмешкой, он начал свой спуск по ступеням «Старейших консерваторов». Спуск продолжался до тех пор, пока подошва его ботинка не встретилась случайно с незаметным объектом, лежавшим футах в трех от тротуара.

Это была банановая кожура.

— Боже мой! — воскликнула девушка.

Здесь стоит с прискорбием отметить, что в былые времена некоторые уличные мальчишки, из так называемого низшего сословия, имели обыкновение размещать таковые объекты на ступеньках в надежде, что какой-нибудь высокопоставленный государственный деятель навернется по пути к Уайтхоллу[143]. Этот предосудительный, но по-человечески понятный обычай вынудил мистера Гладстона сказать то, что он сказал в 1882 году[144]. То же самое сказал теперь и сэр Генри Мерривейл.

С тротуара, на который Г. М. приземлился в сидячем положении, послышался такой поток богохульства, брани и гнуснейших непристойностей, какой крайне редко взрывал священное спокойствие Пэлл-Мэлл. На шум прибежал швейцар, а Ева Дрейтон вылетела опрометью из машины.

В окнах «Атенеума» через дорогу начали появляться головы любопытных.

— Вы не ушиблись? — воскликнула девушка, и в ее голубых глазах отразилось искреннее беспокойство.

Г. М. только смотрел на нее. Шляпа его упала, открыв взорам крупную лысую голову; он просто сидел на тротуаре и смотрел на девушку.

— Вставайте же, сэр! Вставайте!

— Да, сэр, — умолял швейцар. — Бога ради, вставайте!

— Вставать? — проревел Г. М. так, что его было слышно и на Сент-Джеймс-стрит. — Разрази меня гром! Да как же я встану?

— А что с вами?

— Я себе задницу свернул, — сказал Г. М. незамысловато. — Я страшно ушибся. Наверное, останусь калекой на всю жизнь.

— Но, сэр, люди же смотрят!

Г. М. объяснил, куда могут пойти все эти люди. Он глядел на Еву Дрейтон поверх очков с неописуемой злобой в глазах: