Читаем без скачивания Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

– Да, и Брут тоже. Но после Фарсалы Цезарь простил обоих, он славится милосердием.

Глаза царицы сузились.

– Я понимаю, что при управлении республикой милосердие является одним из важных политических инструментов. Но когда он наконец отбросит остатки этой устаревшей и примитивной формы организации власти, ему придется усвоить другие приемы и методы.

– Примитивной?

Луций расправил плечи, остро сожалея о том, что не надел тогу, придававшую, как ему казалось, речам мужей особую весомость.

– Но ведь Рим намного старше Александрии. И Римская республика возникла почти за два столетия до основания вашей династии.

– Может быть. Но когда мой предок Птолемей вознамерился после Александра править Египтом, он принял титул, регалии и божественный статус, какими пользовались древние фараоны. А их династии правили Египтом тысячелетиями, с начала времен. В сравнении с этим римская цивилизация очень молода, можно сказать, пребывает во младенчестве. Великие пирамиды были возведены за много столетий до того, как греки осадили Трою. Рим же был основан спустя столетия после ее падения.

Она нахмурилась.

– Как-то раз у меня была встреча с группой римских ученых, желавших побольше узнать о сокровищах Александрийской библиотеки. По ходу дела мы заговорили об основании Рима, и они предложили моему вниманию весьма оригинальную гипотезу, согласно которой некий воитель Эней, спасшийся после падения Трои, приплыл в Италию и высадился в устье Тибра. Таким образом, в жилах римлян течет кровь древних троянцев. Но когда я поинтересовалась, на чем эта гипотеза основывается, все промолчали. Не думаю, чтобы кто-то из них располагал хотя бы малейшими доказательствами подобной связи между Троей и Римом.

– Видимо, они принадлежат к тем, кто считает, что историки творят прошлое, – согласился Луций.

Клеопатра улыбнулась:

– Я бы предпочла творить будущее.

Она перешла на место, откуда открывался лучший вид на реку. Внизу были видны усеявшие берег фигурки, казавшиеся на таком расстоянии крохотными.

– На самом деле мы так мало знаем о наших предках, даже те из нас, кто помнит их имена на много поколений назад. Как я понимаю, Пинарии – древний род?

– Пинарии жили на территории нынешнего Рима, когда в здешних краях объявился сам Геркулес, убивший людоеда Какуса. Но род Юлиев не менее старый. Цезарь говорит, что происходит от самой Венеры.

– Это делает Цезаря почти столь же божественной персоной, как и я. Во всяком случае, ведет он себя как бог.

Она улыбнулась, затем насупила брови.

– Боги, пока они на земле, вершат великие деяния, но, покинув ее, они исчезают, становясь столь же бессловесными, как умершие смертные. Я часто и истово молюсь первому Птолемею, который, несомненно, был богом. Взываю к нему, но остаюсь без ответа. Он сражался рядом с Александром, купался с ним, ел с ним. Есть тысяча вопросов, которые я хотела бы ему задать. На что был похож смех Александра? Храпел ли он? Какой от него исходил запах? Но ответов на все эти вопросы не было, нет и не будет. Все, что умирает, обращается в прах. Прошлое так же неведомо, как и будущее. Когда я и Цезарь станем прахом, люди грядущего будут лишь помнить наши имена, ничего о нас не зная.

Луций молчал. Признаться, он не знал, что и сказать, ибо не только с женщинами, но и с мужчинами, говорившими в такой манере, общаться не привык. Даже Цезарь, светоч мудрости, предпочитал рассуждать о вопросах войны или политики, но никак не о вечности.

Клеопатра улыбнулась:

– Любопытно, что он больше чем вдвое старше меня, а мое царство, напротив, намного древнее его владений. Египет подобен зрелой царице – богатой, искушенной, осыпанной драгоценностями, изысканной до кончиков пальцев. Рим – это юноша, мускулистый, дерзкий выскочка. Им незачем соперничать. В определенном смысле они – естественные союзники, как и мы с Цезарем.

– Так вот вы, оказывается, кто – союзники!

– Да, представь себе. В завоевании Парфии Риму не обойтись без помощи Египта.

– Но ведь вас связывает и нечто большее…

Любуясь ее грациозными движениями, внимая ее речам, Луций начинал понимать, чем эта женщина так привлекла Цезаря и какие ее качества могли показаться отпугивающими для человека вроде Цицерона, у которого идеалом женщины была молчаливая, степенная, добродетельная римская матрона.

Луцию впервые показалось возможным, даже вероятным, что Цезарь может развестись со своей римской женой. Формальное оправдание у него было – бесплодие Кальпурнии. Ну а если царь Рима женится на царице Египта, то не станет ли Парфия наследством их сына? И что достанется другим наследникам Цезаря?

Из сада донесся пронзительный детский крик, потом показались две слегка раздосадованные с виду служанки, а между ними – маленький мальчик. Они держали его за обе ручонки, а он дергался и вырывался, норовя убежать к маме. Клеопатра рассмеялась и всплеснула руками:

– Иди сюда, Цезарион!

Малыш засеменил к ней. Пару раз Луцию казалось, что он вот-вот упадет, но Цезарион удержался, добежал до мамы и уткнулся в ее колени. Потом он поднял глаза и застенчиво посмотрел на Луция. Казалось, этот мальчик ничем не отличается от других детей.

– Сколько ему? – спросил Луций.

– Три года.

– Уже большой!

– Вот и хорошо. Ему надо расти быстрее. – Царица подала знак служанкам, которые забрали ребенка и увели его в сад. – А теперь, Луций Пинарий, – промолвила Клеопатра, – я должна попросить у тебя прощения и удалиться. После выступления в сенате Цезарь пошлет за мной, и мне надо приготовиться. Рада была нашему знакомству, молодой человек. Нам нужно встречаться чаще.

Луций направился назад, в город.

Для возвращения он выбрал тропу, проходившую через священную Рощу фурий, находившуюся на отшибе. Она была тиха и безлюдна, лишь с реки доносилось отдаленное пение веселившихся плебеев. Проходя мимо алтаря, Луций припомнил историю о страшной смерти, постигшей на этом месте Гая Гракха: настигнутый врагами, он принял смерть от руки доверенного раба, который потом покончил с собой. Прапрадед Луция дружил с Гаем Гракхом, так, во всяком случае, Луцию рассказывали. Ничего конкретного об их отношениях он не знал.

Ему вспомнились слова Клеопатры насчет того, что даже помнящие свою родословную на протяжении многих поколений в действительности мало знают о своих предках. И ведь с этим не поспоришь. Что он, Луций, знал о живших до него? Имена, поскольку записи браков и рождений велись из поколения в поколение, и занимаемые должности, поскольку в архивах хранились списки всех магистратов республики. О некоторых из них он слышал поучительный рассказ, эпизод или пару эпизодов из жизни, причем подробности, как правило, у разных рассказчиков отличались. В прихожей отцовского дома были выставлены восковые фигуры некоторых предков, так что Луций имел представление о том, как они выглядели. Но как о людях, как о мужчинах и женщинах с их страстями, ошибками и достижениями, он не знал решительно ничего. Предки были для него чужими.

Собственно говоря, до прошлой ночи он даже не знал о той жертве, которую принесли его бабушка и дедушка ради Цезаря, а ведь они не столь уж давние предки. Как же мало, в сущности, ему известно! Масштаб собственного неведения ошеломил его: столько жизней, полных событий и чувств, потеряно для него навсегда. Как там сказала Клеопатра: «Прошлое так же непознаваемо, как и будущее»? Неожиданно он осознал свое существование как мельчайшую точку, выхваченную на кратчайший миг тончайшей искоркой света между двумя бездонными провалами непроглядного мрака – «вчера» и «завтра».

Луций оставил позади рощу, перешел через мост и двинулся через Форум Боариум. Рядом с храмом Геркулеса находился Ара Максима, старейший в Риме алтарь, посвященный Геркулесу, спасшему народ от Какуса. Действительно ли то были Геркулес и Какус, герой и чудовище? Этому учили жрецы, с которыми соглашались историки, это иллюстрировал памятник. А если это предание правдиво, то Пинарии были среди римлян даже в те легендарные времена и задолго до возникновения республики уже исполняли священные обязанности по содержанию алтаря и свершению обрядов поклонения Геркулесу. В ту пору они делили их с фамилией Потициев, более не существующей. Но почему Пинарии перестали быть жрецами? Что случилось с Потициями? Ни того ни другого Луций не знал.

От храма Геркулеса донеслись выкрики: «Кыш! Кыш!» В дверях появился храмовый раб, взмахами конского хвоста выгонявший из святилища мух. Все знали, что мух в храме быть не должно, поскольку во время поединка они вились вокруг Геркулеса и мешали ему, помогая Какусу. То же относилось и к собакам, поскольку пес Геркулеса позорно проспал приближение чудовища и не предупредил хозяина. Наверное, все это и впрямь случилось, иначе почему бы ритуалы, напоминающие о столь давних событиях, пережили века и множество поколений?