Читаем без скачивания Избранное - Дино Буццати

Затем они увидели нечто странное. Эндриад остановился, повернувшись к стене, и у Исмани мелькнула мысль, будто тот собрался помочиться. Но Эндриад продолжал говорить, легонько притрагиваясь к стене каким-то большим посохом, словно родитель, дающий наставления сыну.

Слуха достигали лишь обрывки фраз, но смысл можно было разобрать. Раза три или четыре Эндриад повторил: «Не понимаю, не понимаю».

Исмани решил, что неудобно тайком подглядывать за ним и подслушивать. Дабы обнаружить свое присутствие, он кашлянул.

Словно ужаленный, Эндриад резко обернулся и, взмахнув руками, метнулся в одно из углублений в стене. «Кто идет? Кто идет?» — испуганно кричал он. И из-за угла наставил прямо на Исмани свой посох, который вдруг блеснул в лунном свете; Исмани сообразил, что это винтовка.

— Профессор, да ведь это я, Исмани… Вот гуляем с женой…

Ствол опустился. Эндриад приблизился к ним. Он держался настороженно и был в большом замешательстве.

— Я, знаете ли, каждый вечер перед сном делаю обход, проверяю… Ха! Разумеется, при оружии. Эту отличную штуку добыл мне майор Мирти. Американская. С очень точным боем.

— И бывали неприятные встречи?

— Слава богу, пока нет. Брожу, смотрю, думаю, разговариваю… — Он сделал паузу, словно прощупывая почву для следующего шага. — Разговариваю… Строю планы. Однако же вы меня напугали… — И снова хохотнул. Потом указал на каземат: — А об этом поговорим завтра. Я вас проведу внутрь, все покажу. Это лучше днем. Потому что ночью… Ночью здесь, в горах, не рекомендуется…

— А что, холодно? — спросил Исмани.

— И холодно, и все прочее…

Супруги Исмани расстались с Эндриадом перед своим особняком. С порога они видели, как их спутник шагает по лужайке, наблюдали за его гротескной, подвижной фигурой.

— Эрманн, — сказала жена, — с кем он разговаривал?

— Ни с кем. Сам с собой. Многие разговаривают сами с собой.

— Там кто-то был. Честное слово, там кто-то был.

— Мы бы увидели, если б был.

— Я знаю, что был. Я слышала чей-то голос.

— Голос? Я ничего не слышал.

— Да, голос, только какой-то странный. Ты просто не обратил внимания.

— Ох, выдумываешь, милая моя Элиза.

Эндриад, супруги Стробеле и супруги Исмани отправились осматривать устройство, когда солнце поднялось уже высоко. Погода стояла чудесная, и нависающие со всех сторон горы сверкали белоснежной чистотой.

Миновав луг, они добрались до опоясывавшей территорию низкой стены. Здесь, возле железной дверцы, их поджидал старший техник Манунта.

Манунта открыл дверцу, все двинулись по узкому, слабо освещенному коридору. Манунта открыл другую дверь, и они ступили под открытое небо на террасу.

В течение нескольких минут супруги Исмани и Ольга не могли вымолвить ни слова.

Прямо перед ними зияла огромная впадина, замкнутое ущелье без единого отрога, невероятной крутизны кратер, изогнутый и бездонный.

От самой глубины, оттуда, где некогда, наверное, шумели воды потока, и вплоть до бровки стены его были полностью покрыты странными сооружениями вроде слепленных одна с другой коробок, из которых складывалось вавилонское скопление террас, повторяющих выступы и впадины каменных стен ущелья. Но стен уже не было видно, как не видно было растительности, земли и горных ручьев. Все было захвачено, покорено нагромождением строений, похожих на башни — простые, силосные и крепостные, — на египетские гробницы, легкие мосты, контрфорсы, будки, казематы, бастионы — их головокружительная геометрия низвергалась в бездну. Будто целый город обрушился на склоны пропасти.

Но поражало одно необычное обстоятельство, придававшее всей этой архитектуре особую загадочность. Отсутствовали окна. Все было герметически закупоренным и слепым.

И еще одна деталь бросалась в глаза, усугубляя жуткое ощущение: в этом городе не было ни души.

Тем не менее ошеломляющий провал не производил впечатления мертвого или заброшенного. Наоборот. Несмотря на полную неподвижность, под внешней оболочкой чувствовалась скрытая жизнь. Там что-то происходило. По каким признакам это можно было заметить? По тому ли, как шевелились металлические антенны самых немыслимых форм, видневшиеся над верхним краем провала? Или по нестройному, едва слышному хору звуков: отголосков, шепота, далеких шорохов и глухих ударов, — который висел над обрывистой цитаделью и то подступал ближе, то откатывался медленными волнами (не исключено, что это был всего-навсего гнетущий звон тишины)? А может быть, по тому, как вибрировала одинокая металлическая антенна на решетчатой конструкции, поднимавшаяся высоко над краем ущелья? Ее венчала сферическая чаша со сложными прорезями, чем-то похожая на античный шлем.

Более того. В этом редкостном зрелище, в совершенно обнаженном, казалось бы, пейзаже, присутствовала мощная и в некотором смысле необъяснимая красота, не имеющая, однако, ничего общего с угрюмыми чарами пирамид, военных укреплений, нефтеперегонных установок, доменных печей, мрачных тюрем. Напротив. Внешне хаотическая перспектива башен, резервуаров, павильонов почему-то радовала душу; было в ней что-то ласковое и воздушное, словно в иных восточных городах, если смотреть с моря. Что это напоминало? У Исмани возникло смутное ощущение чего-то уже виденного, но в поисках зацепки он наталкивался на слишком сумбурные и далекие образы — сад, река, даже вышивка. И море. И лес. Но при всех зацепках оставалось нечто неуловимое и тревожащее.

Тишину нарушила Ольга Стробеле.

— Ну, — сказала она деланно игривым тоном. — И что же это такое? Электростанция?

— То-то, — ответил муж, польщенный ее любопытством, не так уж часто жена проявляла интерес к его работе. После чего повернулся к Исмани. — Ты уже понял?

— Может быть, может быть, — ответил Исмани.

Он был взволнован. Его жена молчала. Поодаль, опершись на поручни, созерцал свое царство Эндриад; он, казалось, грезил наяву.

Ольга Стробеле. Так. Ну и что это такое? Можно узнать?

Белое полотняное платье слишком вызывающе и соблазнительно облегало ее фигуру. Кромки узкого выреза на груди сходились у талии, отчего каждое движение становилось весьма рискованным.

— Ольга, — начал муж, объятый менторским порывом, — Ольга, то, что ты видишь, вся эта цитадель с колокольней или минаретом, — он указал правой рукой на антенну, — это маленькое, герметически закрытое царство, отделенное от остального мира…

Он осекся. Стая крупных птиц кружилась с резкими криками вокруг металлического шара на верхушке антенны; птицы явно собирались усесться на шар, но в последний момент обнаружили какую-то опасность.

— Словом, — продолжал Стробеле с легкой улыбкой, — это гигантское сооружение, которое стоило нам десяти лет напряженного труда, говоря в двух словах, — наш сородич. Это — человек.

— Где человек? — спросила Ольга.

— Вот человек. Машина, созданная по нашему подобию.

— А голова? Где голова? А руки? Ноги?

— Ног нет. — Стробеле поморщился. — Внешность не имеет значения. Задача заключалась в другом. Ведь обычного робота, куклу, способную передвигаться на ногах и произносить «папа-мама», мог бы изготовить любой игрушечный мастер. Но нам, нам нужно было… понимаешь… создать такое устройство, которое воспроизводило бы все происходящее вот тут, — он стукнул указательным пальцем себе по лбу.

— А-а… Электронный мозг! Я читала в газетах.

— Да приглядись ты! — горячо откликнулся муж. — Это же не просто электронный мозг или вычислительная машина. Разумеется, она умеет считать, но это малость, крупица того, на что она способна. Мы пошли дальше. Мы научили это чудище мыслить, причем мыслить лучше нас.

— И жить подобно нам, — добавил молчавший до сих пор Эндриад.

— Жить? Но ведь оно неподвижно. Приковано к земле.

— Родная моя, — ответил Стробеле, — что из того, что неподвижно? Привяжи человека к земле так, чтобы тот и пальцем шевельнуть не смог, он все равно останется человеком.

— А зачем нужно было делать его таким большим? Тут не человек, а целый город.

— И то гораздо меньше, чем предполагалось. В первоначальном проекте предусматривался комплекс аппаратуры, равный по площади такому городу, как Париж. Но мы сотворили чудо. Заметь — перед нами лишь мизерная часть целого, все остальное скрыто под землей. Это, конечно, громоздко, и человек получился, так сказать, чересчур пышнотелый…

Ольга. А если с ним заговорить, он ответит?

Она странно рассмеялась.

— Можно попробовать. Но это не столь важно. Мы уже привыкли к роботам, которые реагируют, к примеру, на свет, на звук, на цвет, на прикосновение и ведут себя сообразно логике. Здесь же мы создали, я бы сказал, нечто большее. Прежде всего — пять чувств. Наш робот, если говорить твоим языком, видит, слышит, воспринимает все вокруг.