Читаем без скачивания Чемпионы Темных Богов - Джон Френч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он чуть не опоздал. Все происходило быстрее, чем замышлялось.
Он поднял руку, и двери перед ним распахнулись. Марот опустил голову, пересекши порог. Зал за дверью стал белым от изморози. С цепей, удерживавших носителя его хозяина, свисали сосульки. Тело, парившее над палубой, снова изменилось. С его плеч выдвинулись скелетообразные крылья, с краев которых расцвело оперение с отливом. Его голова заросла гладкой кожей, нарушаемой только широкой ухмылкой зубов. На руках и ногах появились новые сочленения. Существо медленно опустило взор на Марота. Между его зубами зашипел воздух. Даже лишенный глаз, Марот разумом видел своего хозяина как тень, очерчиваемую синим пламенем.
— Владыка, — начал он.
+ Да, + голос демона затрещал, будто горящая бумага. + Скоро он меня призовет. Эта частица меня должна быть свободной, когда все случится. Я должен суметь прийти к нему. +
— Владыка…
+ Встань, Марот. +
Марот медленно поднялся, все еще склонив голову. Он затрясся, и его погнутая броня задребезжала.
+ Ты хорошо мне послужил. +
— Пожалуйста, — сказал Марот.
+ Но ты — слабая душонка, + демон повис в молчании, затем обратил свою безглазую голову на Марота. + Ты был частью чего-то большего, чем в состоянии понять. +
— Нет, — выдавил из себя Марот. Он дрожал, словно человеческое дитя, заблудившееся в метели. Он ощутил, как за зубами горит язык. — Нет…
+ Марот, + проурчал демон. Марота пронзила боль. Он попытался закричать, но его язык исчез. Он почувствовал, как руки проникли в его мышцы, почувствовал, как пальцы, что принадлежали не ему, сжались. Его рука начала подниматься. + Ты послужишь мне еще раз, Марот. +
Рука Марота потянулась к бледной коже носителя демона. Кончики пальцев начали гореть.
«Ты сказал, что я не умру, — закричал он внутри черепа. — Сказал, что я возвышусь».
+ Ты возвысишься, мой сломленный сын. Возвысишься. +
Кармента увидела, как серебряный корабль пронзил атмосферу Аполлонии и спиралью вознесся в исцелованную огнем пустоту. Он был призраком, размытым пятном для ее сенсоров, подобно движущемуся обрывку тумана. Вокруг него кружились корабли из разгромленного флота Аримана, стреляя и получая огонь в ответ. Ей требовалось добраться до серебряного корабля, требовалось сжечь его. Это была Инквизиция, в этом Кармента не сомневалась. И все равно она пока не стреляла.
Она чувствовала, что «Сикоракс» только и ждет, как бы открыть огонь, только и ждет, когда она даст разрешение. Она больше не помнила, кем была. Она попыталась вспомнить свое имя, но в разуме осталось только растущее давление, словно рука, сжимающая ее череп. В сенсорах взвыли крики статики. За корпусом мерцали звезды, как будто пробиваясь сквозь тепловую дымку.
«Приближается, сестра моя, — раздался голос в ее мыслях. — Его призвали, и теперь он приближается. Разве ты не чувствуешь? Тебе этого не пережить. Сдайся. Позволь нам стать одним целым. Позволь нам подняться».
«Нет, — подумала она. — Нет. Я не сдамся. Я — Кармента. Я — госпожа этого корабля. Он мой. Это…»
Вдруг ее мысли исчезли, и она просто стала осознавать сражение, ее орудия исходили жаром, жаждая открыть огонь, стала осознавать варп, поднимающийся штормовой волной прямо за завесой реальности.
«Сикоракс» потянулся в ее ощущения и заключил в объятия. Ее кожа стала железом, а сердце — ярящимся пламенем плазменных реакторов.
«Нет… Я — Кармента… Я — «Дитя Титана»… Я… Я…Я…»
Лезвие было холодным, когда Хемеллион коснулся его. Над отполированной палубой вырисовывался командной трон. Казалось, там царило нечто сродни панике. По огромному залу пульсировал свет. Металлические вскрики и рокотания прокатывались, словно гром, по воздуху, запахом напоминавшему дым и грозовой разряд. Мимо проносились фигуры, звуки били ему в уши, но он шел, ничего не видя и не слыша. Его пальцы лишь крепче сжимались на тканевой рукояти клинка. Он сделал еще один шаг, и еще.
«Твой мир погиб», — раздалась мысль в его голове. Она казалась иной, более мягкой, глубокой, словно приказ.
«Мой мир погиб».
Затем пришел гнев, яркий и чистый, словно солнце, поднимающееся над рассветным горизонтом.
«Тебя сделали рабом», — произнес голос в его разуме.
«Меня сделали рабом», — когда-то он был королем. Он пытался править хорошо, исполнять свой долг перед Императором, быть справедливым, и честным, и не ведать злобы.
«Ариман отнял это у тебя».
«Ариман отнял это у меня», — колдун сделал из него короля пепла. Ему следовало умереть там, в пыли своего родного мира. Он подвел свой народ; он подвел их всех. Что это за король, если он правит только костями покойников?
«Ты выжил не просто так», — сказал голос, но Хемеллион больше не слушал его. Ему не требовалось слушать. Его разум уже превратился в сужающееся острие ярости. Он не чувствовал палубы под ногами. — «Ты выжил ради мести».
Теперь он был у подножья трона.
«Мой мир, моя земля, мой народ…»
Он встал на первую ступеньку. Кармента неподвижно сидела на троне, ее очертания скрывались под одеяниями и кабелями.
«Мое королевство — пепел и прах…»
Он был у самого трона. Кармента напряглась, но не подняла голову.
«Как будет и его королевство…»
Он вынул лезвие из пол одежды. Кармента снова вздрогнула. Он подался ближе. Лицо под капюшоном резко поднялось. Пара стеклянных линз вспыхнула светом и узнаванием.
— Хемеллион? — прохрипел голос, звучавший так по-человечески.
XVIII
Откровение
«Сикоракс» потемнел. Основные двигатели закашлялись и отключились. Орудия умолкли. Из-за хаотично застрелявших маневровых двигателей дуга его курса искривилась. На корабль опустилась ночь, растекаясь по километрам коридоров и залов, подобно потоку черной воды. Мир почернел, и в глубоких двигательных отсеках, сотни глаз, никогда не видевших света звезд, обратили взоры ввысь. Ружейный огонь стробирующим светом отразился от стен переходов и залов, когда орудийные сервиторы и воины-трэллы обратили оружие друг против друга. По каждой поверхности корабля пробежали молнии, хохоча с весельем безумца.
Когда мигающий свет погас окончательно, в самом дальнем, всеми позабытом коридоре облаченная в доспехи фигура со шлемом в форме морды гончей подняла голову. За распахнутой дверью позади нее в сети цепей трепыхалось бледное мутировавшее тело. Символы, выгравированные на серебряных цепях и оковах, пульсировали тусклым синим светом. Оно пыталось закричать, но единственным звуком, исходившим из его рта, было дребезжащее шипение. Тело носителя, удерживаемое в стенах комнаты, отслужило свое, сберегая частицу его сущности в реальности, там, где ему следовало находиться. Но теперь плоть стала обузой, поэтому существо взяло себе кожу и кости Марота. Обереги и заклятья, вплетенные в комнату, которая служила ему домом, но никак не темницей, должны были удерживать душу. Поэтому оно подменило себя Маротом, одну душу взамен на другую. Естество и разум Марота теперь бились и шипели из тела, заключенного в паутину цепей, тогда как его собственное стало сосудом. Это ненадолго — вскоре тело Марота перегорит от многочисленных изменений, но надолго оно ему и не требовалось.
Фигура оглянулась. Закованное в цепи существо забилось сильнее. Затем фигура подняла руку и серебряные двери захлопнулись. На освещавших коридор факелах столбом взмыл огонь. По палубе прокатилась дрожь. На «Сикораксе» воцарилась ночь, за которой все фигуры двигались так, как им и надлежало, в неведении и слепо. Все развивалось почти так, как следовало. Теперь оставалось лишь ждать. Когда-то, когда существо жило, в моменты, подобные этому, оно могло бы уповать на надежду, но надежда требовалось только при встрече с неизвестностью, а хотя происходящее все еще должно было следовать по предопределенному курсу, задействованные смертные были крайне предсказуемыми. То, что по их представлениям, делало их уникальными, на самом деле делало любой их выбор очевидным.
Нет, все пройдет так, как и замышлялось.
Фигура сдвинулась с места. За ее спиной угасало синее пламя, а под шагами крались тени.
Тьма сомкнулась над Санахтом и Ариманом, когда они, наконец, увидели двери.
Вход был круглым, разверзнутой пастью, перекрытой створом из меди и серебра. Центр его окружали лица, чьи резные глаза и рты были прикрыты серебряными повязками. От центра до краев двери вились сложные узоры. Санахт узнал их — они были зеркальным отражением тех, что когда-то покрывали одну дверь на давно сгинувшем Просперо. Это были символы, которые оберегали санктум Магнуса Красного. Но едва узнавание наполнило его разум, варп рассеялся.
Чернота прокралась на границу его мыслей и двинулась внутрь, будто ночь, ниспадающая на напоенные солнцем земли. Ощущение текущего вокруг него варпа растаяло. Кожу пронзило холодом. Мечник резко остановился.
