Читаем без скачивания Белая женщина - Михаил Маковецкий

— Может быть, может быть, — не стал спорить дедуля. — В этом случая становиться окончательно ясно, что оранжевый кризис обошёл Украину стороной…

— И зашёл сзади, — вновь не сдержался парашютист.

Старик Ананий, наконец, перевёл взгляд на покорителя воздушного океана, посмотрел ему прямо в глаза и, после некоторой паузы, заявил:

— Мне нравится, что у народа моей страны глаза такие пустые и выпуклые. Это вселяет в меня чувство законной гордости. Эти глаза не продадут!

— Будь у меня автомат, я бы влепил дедушке пощёчину ногой, — пробормотал отчаявшийся добиться взаимопонимания воздухоплаватель. Старик Ананий на действительность явно внимания не обращал и жил событиями далёкой комсомольской юности. Но вот его взгляд упал на работницу офакимской фабрики по производству туалетной бумаги, и реалии сегодняшнего дня властно вторглись в мир грёз ослабленного склерозом мозга.

— Прошли годы, — горестно подытожил он, — Незаметно подкралась импотенция.

— Но зато теперь вы сможете спокойно писать многострадальную историю родного края, — утешил его Кац.

— Лучше попасть одновременно на приём к гинекологу и стоматологу, чем беседовать с этим пациентом, — вмешалась медсестра Фортуна. Ей был присущ практический склад ума, абстрактные рассуждения и чужие воспоминания героической медсестре были непонятны. Кроме того, она уже закончила прыгать, и теперь Фортуне хотелось весомо высказаться.

После её слов дедушка Ананий перестал говорить, но не замолчал, а запел:

Я спросил у ясеня: «Где моя любимая?»Ясень не ответил мне, голову склонив.Я спросил у тополя: «Где моя Любимая?»

— Ты б ещё у тумбочки, идиот, спросил, — Подхватил песню конструктор крыла-парашюта.

Душевная песня в собственном исполнении ввергло старика Анания в лирические воспоминания. Его лицо приняло умилённое выражение, он глубоко вдохнул и приступил к очередному рассказу:

— Ночь. Лесостепь. За окном смеркалось. Она лежала на спине совершенно голая. У неё были румяные щёки, но бледная грудь, которая, в последних лучах вечерней зари, окрашивалась в розовый цвет. Приподнятые, чуть полусогнутые ноги, как бы обидевшись друг на друга, раздвинулись и смотрели в разные стороны…

— А в это время у настежь распахнутого окна пышная женщина бальзаковского возраста с трудом пыталась надеть на себя бюстгальтер, вся играя и перекатываясь в лучах заката, — вновь вмешался в плавно текущие воспоминания старика Анания дерзкий воздухоплаватель. — «Да когда это кончится?» — звенёл её голос, — «Я же купила самый большой размер!»

После этого ход мыслей дедушки принял новое направление. Он вдруг почувствовал себя официантом и, обращаясь к работнице Офакимской фабрики по производству туалетной бумаги, спросил по-французски:

— Que la jeune fille veut manger: le poulet, le boeuf ou (Что девушка предпочитает из горячего: курятину, говядину или поросёнка)?

— Le porcelet (поросёнка), — просто ответила девушка, ещё крепче прижавшись к своему возлюбленному.

— Vous avec raifort ou sans (Вам с хреном или без)? — уточнил Ананий.

— Mais je demanderai de couper l'organisme sexuel (А вот хрен я попрошу отрезать), — с напором сказал воздухоплаватель.

— А ось тут вi не правi, — мягко возразил старик Ананий, — Крiзiс мiнув («обошёл» перевод с украинского) Украiну стороною…

— И зашёл сзади… — не унимался конструктор крыла-парашюта.

— Но ведь украинцами были великие учённые-гуманисты Петрусь Синус и Тарас Косинус, — настаивал на своём старик Ананий, — Пан Колумб, сын львовского поэта-песенника…

Стоп! — воскликнула медсестра Фортуна, — Дед в полном беспамятстве. Склероз валит человека с ног. Во избежание политических эксцессов просьба держаться от дедушки подальше.

Дед Ананий всех подряд

Тычет в глаз булавкой.

И никто не виноват -

Дедушка со справкой

Попытался выразить в стихотворной форме пожелание медсестры Фортуны автор бессмертной поэмы «Поц». Невольным свидетелем стихотворных упражнений Каца оказался доктор Лапша. Упоминание о возможных политических эксцессах как обычно повергло его в ужас. Недавно Великий Вождь и Учительница выступила с серией программных заявлений, из которых следовало, что она устала быть лидером партии «Энергичная Работа». В связи с этим в рядах прогрессивно мыслящей части общества всё громче раздавались голоса о назревшей необходимости её скорейшей коронации. По израильскому радио и телевидению всё чаще транслировалась песня «Ой шалом, шалом», исполняемая хором девочек-бедуиночек. Мотивом для глубоко народной израильской песни «Ой шалом, шалом» послужила мелодия русского романса «Ой мороз, мороз».

— Наш народ миролюбив и незлобен, — заявил по этому поводу шейх Мустафа, — Восемьсот лет он провел в боях и походах против жидомасонского заговора. Но сионисты и сегодня не унимаются. В ответ на героические взрывы в автобусах и ресторанах они приступили к зверскому веерному отключению электричества в домах палестинских героев…

— Многие спрашивают, не пора ли, наконец, начать веерное отключение канализации, — сказал несознательный Ян Кац, но доктор Лапша крепко дал по рукам зарвавшемуся младшему медбрату.

— Ущемлять права сексуальных меньшинств нам никто не позволит, — строго произнес он. А пациента Анания, во избежание политических эксцессов мы вынуждены привязать к кровати. Убеждён, что дедушке это пойдёт только на пользу. Удар хлипкого доктора Лапши по могучим рукам героя-физкультурника Яна Каца почему-то предал мыслям старика Анания нетрадиционное направление. По всей видимости, у дедушки был богатый и разносторонний жизненный опыт.

— Если вы наклонились вперёд и увидели яйца, причём не два, а четыре, — доверительно сказал дедушка доктору Лапше, — не огорчайтесь, но и не радуйтесь и не обольщайтесь. Да, действительно, может статься, что это феномен, который прославит ваше имя в веках. Но прежде, чем радоваться вы просто обязаны прислушаться к своим ощущениям. Возможно, вас имеют?!

Доктор Лапша лишь тяжело вздохнул. Особых сомнений в том, что в самом ближайшем будущем его будут иметь, у него не было и без смелых догадок дедушки Анания. В отделение судебно-психиатрической экспертизы Офакимской психиатрической больницы работниками правоохранительных органов вновь был доставлен разъяренный шейх Мустафа. Из сопроводительных бумаг следовало, что вышеупомянутый Мустафа во время вождения автомобиля занимался скотоложством с молодой овцой. Кроме того, Мустафа отказался предъявить свои водительские права. Шейх мотивировал это идейными соображениями, сославших на продолжающуюся оккупацию Израилем исконных арабских земель, но работники полиции быстро выяснили, что у Мустафы водительских прав предъявить не может, потому что у него их не нет, и отказались от плодотворной дискуссии о соблюдении законных прав арабского народа Палестины. Шейх совершил семнадцать попыток сдать экзамен на получение прав. К сожалению не одна из этих попыток не была признана удачной. Более того, в ходе разбирательства Мустафа требовал, чтобы при заполнении протокола его называли «чабан», а полицейские согласились только на «овцелюб». Шейх Мустафа был доставлен в полицейский участок, оттуда он позвонил Великому Вождю и Учительнице, после чего был выпущен под залог. Получив долгожданную свободу, расчувствовавшийся шейх Мустафа набросился на овцу с ласками непосредственно на стоянке полицейского участка. Животное кричало нечеловеческим голосом не менее получаса, уроки в расположенной рядом с полицейским участком религиозной школе для девочек «Путь к Сиону» вновь были сорваны. Наконец, когда этот праздник соблюдения законных прав сексуальных меньшинств заинтересовал нескольких кинолюбителей, затесавшихся в толпу зрителей, начальник Офакимского отделения полиции приказал доставить Мустафу в психиатрическую больницу, а с овцы получить свидетельские показания. В ответ на возмущённый звонок Великого Вождя и Учительницы, требовавшей разобраться и наказать виновных в нарушении прав сексуальных меньшинств, начальник Офакимской полиции доложил, что всё это интриги врачей Офакимской психиатрической больницы, а сам он действовал строго по инструкции. В доказательство своих слов он немедленно выслал в канцелярию Великого Вождя и Учительницы факс с протоколом допроса любимой овцы шейха. Из показаний несчастного животного следовало, что права и свободы Мустафы офакимскими полицейскими были соблюдены самым строжайшим образом. После чего настроение начальника офакимской полиции резко улучшилось, но от шашлыка, на который его пригласил следователь, допрашивающий овцу, он почему-то отказался. Проработав много лет в полиции Хаим Марциано, в душе, оставался человеком впечатлительным.