Читаем без скачивания Поединок со смертью - Лариса Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты… ты чего-то боишься?
– С какой стати бояться? – сказала она, пожимая плечами – её голос звучал нарочито сердито, но, похоже, это была всего лишь боль от беспомощности. Сама же она, очень может быть, только и думает о том, как бы выкроить часок для встречи. Или… ей этого мало? И она просто устала биться головой о стенку, притворяясь счастливой?
Я была для неё сейчас не просто человеком, который пришёл к ней на случайный ночлег и что-то там заплатит. Возможно, сотню рублей. Но и та, кому она легко может доверить свои сомнения, поделиться настроением, как обычно делятся душевной смутой со случайным попутчиком в поезде дальнего следования, на завтра совершенно забывая о нём…
– Прости, – сказала я в смущении. – Я просто так, не подумав, ляпнула.
Она посмотрела на меня внимательно, потом сказала, отведя глаза внутрь себя и – почти шёпотом:
– Это как бы ты идёшь по мосту, а мост вдруг под тобой прогибается, вот-вот проломится. И такой ужас от этого в сердце, что даже и смерть не такая уже страшная кажется. Но ты всё равно идёшь дальше, идёшь, идёшь… и говоришь, что это всё ерунда… И только бы дойти, и всё в жизни тогда уже совсем другое будет… Но когда дошла уже, вдруг понимаешь, что первая реакция всегда правильная. И ничего менять в этом смысле вообще не надо было бы…
Тут снова раздался стук в окно. Однако она сидела молча и даже не глянула в сторону окна.
– Ты чего-то боишься? Извини, если я назойлива… – снова спросила я, тоже внимательно глядя на неё.
– Пустое… Все боятся, – сказала она просто, будто и не замечая моего извинения.
– Чего?
– А просто. Просто все запуганы, понимаешь, такие времена, вот и всё. А тебе не страшно?
Я взглянула в её в глаза – да, в них совсем не было страха. Тогда и мой мимолётный страх тут же исчез, даже притворяться не пришлось.
– Нет, ничего, я просто спросила. Нет, я не боюсь.
– А ты что, из Москвы уехала не из страха? – спросила она задорно.
– У меня дача здесь, в деревне.
Она долго смеялась и качала головой, потом вытерла слёзы тыльной стороной ладони и сказала:
– Картошка золотая с этой дачи. Дачу можно и поближе было бы купить. Или новую построить. Тут на одной дороге больше потратишь. А может, в Мордовии кто есть у тебя?
Она спросила это, низко наклонив голову и строго глядя исподлобья.
– Ну правда, нет. Я, признаюсь честно, даже не знала, что это в Мордовии, когда адрес получила.
– Мордовия – хорошая страна, – сказала она задумчиво.
– Да, но не в Мордовии дело вовсе, говорю тебе. Из всех стран, кроме нашей, конечно, я больше всего люблю Данию. Там бы и жила, если б можно было.
– Почему Данию?
Она подняла изломанные брови и даже слегка приоткрыла рот в удивлении.
– Не знаю, почему это так, может в детстве слишком часто Андерсена читала, но меня и сейчас туда тянет. Я даже в Таллинн ездила ночным поездом из Москвы на один день, чтобы просто побродить в Старом Городе. Это похоже на Данию.
– А там у тебя кто?
– Да никто.
– А на кой? Видалась с кем?
– Я одна там бывала, просто гуляла по улицам Таллинна.
– Таллинн? А разве это в Дании? – рассмеялась она.
– Да нет же, – рассмеялась и я. – Но мне казалось, что там всё такое же, ну, очень похожее… Гуляла по Старому Городу и предствляла себе, что я в Копенгагене. И душа моя трепетала птицей, сама не знаю, почему, правда… История у них необычная. Вот был такой замечательный датский король – Христиан IV, правил, когда на Руси Романовых на царство избирали. Христиана тоже выбрал Госсовет, а его сына уже не утвердили на эту должность. Жена его бросила, но он не сломался. Свою корону заложил, чтобы экипировать войско и вести его на защиту страны от шведов. Был тяжело ранен, но поля боя не покинул, встал из последних сил и повёл войско в бой. Конец его был ужасен – умер в нищите и болезнях, ещё будучи королём, в 1628 году. А на западном Тибете в это же время было другое могучее царство Гуго, существовало оно ровно семь веков и погибло после визита к ним португальских католиков – в 1620 году. Возможно, потому, что в это время создавалась как раз посередине континента альтернативная прозападневропейская монархия… Есть какая-то таинственная связь между всеми этими событиями, мне кажется.
Она долго тихо молчала, потом сказала серьёзно:
– Картошка здесь хорошо растёт, и воздух хороший тоже.
– Здесь воздух чище, конечно, а картошку я вообще не сажаю, – сказала я привычно упрямо (мне уже не впервой объяснять, что у меня дача за пятьсот километров от Москвы вовсе не для картошки).
Она с некоторой обидой посмотрела на меня и сказала весело, словно прощая за обман:
– Да ладно, знаем мы все ваши московские секреты.
– Какие ещё секреты?
– Так ведь все знают, что Москва скоро провалится.
– Куда… провалится?
– Под землю. Она же вся на пловунах стоит.
– А!?
– От так-то.
– Откуда знаешь?
Теперь уже смеялась я. Однако хозяйка не сочла нужным обидеться, долго смотрела на меня затуманившимся взглядом, потом сказала просто:
– А я строительный техникум закончала.
– И что?
– Земля там у вас дороже золота, вот и убиваются ловкие люди за ней. Строят, строят, уже на голове друг у друга строить скоро будут. Всё выше и выше. Да ещё под землёй начали строить целый город, по телевизору видела. А это точно конец.
– Ты так считаешь? – уже без всякого смеха спросила я.
– А чего считать, тут хоть считай, хоть высчитывай – это уже и так ясно. Москва стоит вся как есть на болотах да на речках. Короче, на воде. Раньше большие стройки ставили на холмах, а если в низинах строили да на текучих грунтах, то делали насыпные грунты. Возами землю да известняк возили…
– А что такое пловун? – спросила я, удивляясь её осведомлённости.
– А это вроде как плот земляной. На нём город и стоит, как на грелке, а вода-то под ним, под этим пловуном, всё равно никуда не девалась. Так что город как раз и стоит на воде.
– Но раньше ведь строили…
– Говорю тебе, насыпи делали, – сказала она с лёгким раздражением. – Раньше в низинах строили мало и невысоко, насыпь не разрушалась от этого. А теперь строят так, что под землёй ещё на десятки метров роют. До самой воды. Какая, спрашивается, после этого устойчивость грунта?
– Это просто какой-то кошмар, – сказала я без всякого желания продолжать этот жуткий разговор.
– На вот, выпей, – сказала она, долгим, пристальным взглядом окинув меня и протягивая банку с квасом. – Могу, если хочешь, налить водки по стопарику.
– Нет, что ты, спасибо.
– И ладно. Да она у нас тут плохая. Многие травятся. Или выпьем всё-таки?
Я покачала головой, взяла квас из её рук, стала пить большими глотками коричневую густую жидкость, оглядывавая поверх тонкого стеклянного края банки комнату – стол, стены, стулья, кровать, печку, хозяйку… Она уже совсем родственно смотрела на меня. И вот теперь, словно по какому-то волшебству, в этот самый момент ощущение знакомости и близкого даже родства между нами было таким всамделишным и живым, и казалось таким надёжным, что мне сделалось всё равно, что будет ещё сказано и произойдёт между нами: мы уже, на этот вечер хотя бы, стали задушевной роднёй. Она встала, походила по комнате, потом хотела, было, присесть рядом на скамеечку, но вдруг резко обернулась к окну, замерла, будто прислушиваясь. Потом, с фальшивинкой в голосе, наивно сказала:
– Хорошо без мужиков.
Свет, падавший из сеней, на какую-то секунду испещрил её поблёклое лицо резкими тенями, сразу как бы состарил её. Гладко зачёсанные набок волосы тускло блеснули. На ней сейчас было надето домашнее тёмно-вишнёвое платье без лифа, длинное, до щиколотки, с очень большим, даже для её комплекции, вырезом, глубоко открывавшим усталую грудь и всю в складках шею. Полные ноги были босы. Большой палец сильно выступал вперёд и был немного загнут – видно, косточки её сильно донимали. Уютно цвыркал сверчок за печкой. Я стала незаметно разглядывать комнату. На столике в углу стоял компьютер – похоже, первый «пентюх» с громоздким монитором. Девочка лет двенадцати, молча и ловко, двигала фигурки игры «в войнушку». Хозяйка вышла, какое-то время её не было, она занималась чем-то в сенях, и я, чтобы хоть чем-то заняться и не сидеть истуканом, подошла к девочке. Та, совершенно не обратив на меня никакого внимания, быстро закрыла игру и поставила фильм. Я посмотрела на чернобелый портрет Хэма на стенке, потом вернулась на своё место. Девочка по-прежнему не замечала меня. Но вот в комнату вернулась хозяйка, непринуждённо согнала меня с табуретки, услужливо подставив стул в цветастом чехле, ласково коснулась моего плеча и сказала, как бы подбадривая или утешительно:
– Дома всё же лучше спать, чем на вокзале. Я кивнула.
Она ответила с улыбкой:
– Ещё бы…
Потом вдруг остановилась и злобно посмотрела на дочь, лицо её вспыхнуло яростью.
– Опять?! – крикнула она и, подбежав к столику, рванула провод из сети.