Читаем без скачивания Убийца. Пьесы - Александр Молчанов

Потом я начал нанимать людей. Время такое – в Европе все было дешево, как после войны. Я мог оптом скупать лучших дизайнеров и художников. Они согласны были работать буквально за еду. Каждому соискателю я давал одно задание – ему нужно было придумать заново какой-нибудь простой и давно знакомый предмет. Кружку. Очки. Шариковую ручку. Зубную щетку.

Каждую работу я оценивал по следующим параметрам:

Новизна.

Дерзость.

Удобство.

Красота.

Некоторые из этих тестовых работ мы потом пустили в производство. Забавно, кстати, что некоторые из сотрудников так и не смогли сделать ничего лучше, чем эти тестовые работы.

Через месяц в мастерской работало 11 человек. Через полгода – сорок. Задачи, которые я перед ними ставил, были прежние – переосмысление предметов повседневного быта.

Я убежден в том, что главная проблема современного искусства – утрата им прикладных функций. Условно говоря, картина должна дырку на обоях загораживать. В этом смысле место искусства занял дизайн, который не имеет такой ценности, как искусство, просто в силу своей ти-ра-жи-ру-е-мо-сти.

Значит, нужно создать что-то, что будет обладать прикладными свойствами, как дизайн, но при этом быть уникальным, как искусство. То есть, мы делаем зубную щетку, кружку, очки или шариковую ручку. Но делаем в одном-единственном экземпляре. Используя дизайн, технологии и материалы, которые исключают копирование. Таким образом, мы получаем не просто зубную щетку, кружку, очки или шариковую ручку, а произведение искусства. Которое, помимо стоимости материалов и вложенной в него работы, обладает некой дополнительной ценностью – культурной, даже цивилизационной, если угодно.

Однако и этого мало. Какая самая знаменитая картина в мире? Наверное, Джоконда. Но у Леонардо есть картины, которые как минимум не хуже. Например, «Дама с горностаем». Хорошая картина? Хорошая. На мой вкус – как минимум, не хуже Джоконды. Но у Джоконды есть тайна и есть история. Она была похищена и она была найдена. Понимаете, о чем я говорю? Произведение искусства должно обладать историей.

И наконец, для современного потребителя важно имя. Имя важнее, чем автор. Автор прячется за именем. Вытеснен именем. Погребен под именем.

Вот зачем мне были нужны все эти пляски с секретностью. Все, что производила моя мастерская, поступало в продажу под именем «Z». Просто «Z». Это был мой псевдоним. Никто не знал, кто я такой на самом деле. Никто не знал, как работает моя мастерская. Я не давал интервью. Не появлялся на телевидении. Конечно, никто из моих сотрудников не имел права сообщить кому-то о том, что они принимали участие в работе мастерской. Даже членам своей семьи. Позже, когда мы переехали в Берлин, я нанял специального сотрудника, кстати, бывшего американского разведчика, который занимался защитой моего инкогнито. Даже перед сотрудниками я стал появляться исключительно в маске. Для меня был сделан отдельный вход в мастерскую, чтобы защитить меня от папарацци. Конечно, я никогда не встречался с покупателями и не ходил на выставки и аукционы.

В первый год мы выпустили одиннадцать предметов. Я помню каждый из них. Это была очень хорошая работа. Хорошие материалы и действительно передовой дизайн. Мы фотографировали каждый предмет и отправляли фотографии по почте коллекционерам. Время от времени мы ставили на фотографии небольшой красный штамп «Предмет остается в собственности мастерской». Это означало, что предмет изготовлен, но не поступит в продажу. Никогда.

Понимаете? Когда человеку говорят – ты никогда это не получишь, он сразу это хочет. Таким образом мы поддерживали интерес к нашей работе. Потом, когда мы стали делать четыре предмета в месяц, мы выпускали ежемесячный каталог, в котором также некоторые работы были помечены таким же штампом: «Предмет остается в собственности мастерской». Однажды мы поставили штамп на все четыре работы каталога. Вы не представляете, как все нас проклинали! Но в следующем месяце мы продали новые предметы вчетверо дороже!

Предметы. Да. Мы их так называли. Предметы.

Наши предметы продавались на самых известных аукционах в Европе и Америке. Сначала они стоили в пределах ста тысяч долларов. Но очень скоро мы пробили потолок в миллион и стабилизировались на средней цене в двенадцать-пятнадцать миллионов за предмет. Здесь главное было – не жадничать и четко понимать, что цены не будут расти бесконечно. Рост цен – это ловушка, в которую, кстати, позже попал Дэмьен Херст со своим бриллиантовым черепом. Мы были умнее. С помощью нашего красного штампика мы умело регулировали спрос и предложение, поддерживая его на стабильном уровне.

Мастерская была черным ящиком, в который люди вкладывали деньги, а взамен получали предметы. Это был наш способ обмениваться информацией с окружающим миром.

Всем было интересно, где находятся предметы, которые оставались в собственности мастерской и можно ли их будет увидеть. На этот счет у нас тоже были планы. Но до поры до времени мы хранили молчание. Вообще, молчание – это лучший пиар, какой только может быть. Молчание дает полную свободу для любых подозрений.

Конечно, мы получали предложения – перейти на массовое производство, или хотя бы начать продавать лицензии на копирование наших предметов. Такие предложения всегда оставались без ответа. Нас это не интересовало.

Мы зарабатывали огромные деньги. Но при этом занимались творчеством. Мы заново придумывали повседневную жизнь человека. Переосмысляли быт и делали это на очень высоком уровне. Мы всегда помнили о том, что мы – художники, мы занимаемся искусством.

У моих сотрудников были очень хорошие условия труда. Каждый получал довольно большой оклад и плюс проценты от продаж. Кроме того, мастерская оплачивала путешествия, походы в музеи, покупку литературы, а также обучение. Если кто-то считал, что ему нужно изучать квантовую физику – мы не задавали вопросов, мы просто платили за это. У наших сотрудников было все, что им нужно для работы.

Я говорю «мы», потому что… потому что.

Пауза.

Таким образом, к 2004-му году мы изготовили 472 предмета. Двести девяносто шесть из них были проданы в общей сложности примерно за девятьсот миллионов долларов. Остальные оставались в собственности мастерской.

В октябре 2004 года я объявил своим сотрудникам, что проект «Z» завершен. Конечно, они были расстроены, но их настроение немного улучшилось, когда они узнали, что каждый их них получит премию в размере пятилетнего оклада.

Когда коллекционеры узнали, что новых предметов «Z» не будет, все проданные ранее предметы выросли в цене в среднем на пятнадцать-двадцать процентов.

Через полтора года в Лондоне открылся музей «Z», где были выставлены работы, принадлежащие мастерской. Согласно данным опроса критиков, которые провела газета «Нью Йорк Таймс», это стало главным культурным событием десятилетия.

Следующие восемь лет я отдыхал. Путешествовал, читал книги, ходил по музеям, рыбачил. Словом, жил в свое удовольствие.

И вот теперь настало время перейти к следующему этапу моего плана. Я хочу рассказать всему миру, что «Z» – это я. Я хочу…

Мужчина 2 встает, выключает камеру, достает кассету и разбивает ее каблуком. Потом собирает осколки и складывает их в мусорную корзину.

Мужчина 1. Что вы делаете? Вы с ума сошли?

Мужчина 2 достает из кармана новую кассету, вставляет ее в видеокамеру, включает ее, садится за стол и смотрит на мужчину 1.

Мужчина 1. Нет, так не годится. Я на это не согласен. Что вы себе позволяете? Я в конце концов просто буду… я буду молчать.

Пауза.

Мужчина 1. Что вы от меня ждете? Что вы хотите, чтобы я рассказал?

Пауза.

Мужчина 1. Нет. Я буду молчать.

Мужчина 2 выключает камеру, берет ее за штатив и выходит. Мужчина 1 встает и ходит взад и вперед. Останавливается напротив стены и начинает тихонько биться о стену головой. Затемнение.

2

Из затемнения – Мужчина сидит у стены. Входит мужчина 2. В руках он держит видеокамеру на штативе. Он устанавливает штатив, достает из кармана видеокассету, вставляет ее в камеру, включает. Направляет камеру на мужчину 1, сидящего у стены и наблюдающего за его действиями. Садится за стол.

Мужчина 1. Вы знаете, что такое отчаяние?

Пауза.

Мужчина 1. Я родился в небольшом поселке на севере. В детстве я никуда не выезжал и не видел никакой другой жизни. То есть я знал, что есть какие-то другие города и другие страны, но для меня все это было… так, чисто теоретически.

Однажды я пошел в магазин и увидел на заборе афишу: «Сергей Сам (город Санкт-Петербург) исполняет песни Александра Башлачева». Я уже знал, кто такой Башлачев, читал его стихи в журнале «Юность», но песен не слышал. Конечно, вечером я пришел на концерт. И оказалось, что я – единственный зритель в зале. Единственный. На сцене горела свеча, стоял портрет Башлачева и сидел нервный бородатый человек с гитарой. Мы познакомились. Я рассказал ему, что хочу стать писателем. Его действительно звали Сергей. Но фамилия была другая, Сам – это был псевдоним. И он был не из Питера, а из Череповца. Но хотел, чтобы все думали, что он из Питера. В наш поселок он приехал к другу на лето.