Читаем без скачивания Убийца. Пьесы - Александр Молчанов

Однажды я пошел в магазин и увидел на заборе афишу: «Сергей Сам (город Санкт-Петербург) исполняет песни Александра Башлачева». Я уже знал, кто такой Башлачев, читал его стихи в журнале «Юность», но песен не слышал. Конечно, вечером я пришел на концерт. И оказалось, что я – единственный зритель в зале. Единственный. На сцене горела свеча, стоял портрет Башлачева и сидел нервный бородатый человек с гитарой. Мы познакомились. Я рассказал ему, что хочу стать писателем. Его действительно звали Сергей. Но фамилия была другая, Сам – это был псевдоним. И он был не из Питера, а из Череповца. Но хотел, чтобы все думали, что он из Питера. В наш поселок он приехал к другу на лето.

Они жили в небольшом домике на берегу реки, и я стал у них бывать. Жена его друга работала в местной комсомольской организации. Ее работа заключалась в том, чтобы просматривать видеофильмы, которые собирались крутить в прокате и давать свое заключение: несут они вредную идеологическую нагрузку или нет. Такое было время… странное. Мы курили, пили чай, смотрели видик, читали книги, слушали музыку. Тогда как раз в журнале «Трезвость и культура» напечатали «Москву-Петушки». Мы читали ее вслух по очереди.

Сергей написал мне список литературы для чтения: Фазиль Искандер, Гладилин, Гранин, Аксенов, Окуджава и иностранцев – Пруст, Кафка, Джойс. Тогда я увидел, что есть другая жизнь и есть другие люди. Все другое, не такое, как у нас в поселке. И что то, другое – это норма. А то, как живет наш поселок – это убожество, нищета, пьянство, тупость – это не норма.

Осенью они все уехали. Дом у реки опустел. Однажды вечером я подошел к пустому дому. Перелез через забор. Дверь была заперта. Через окно в туалете я залез внутрь. Я стоял посреди пустого дома и курил. Это был первый раз, когда я почувствовал настоящее отчаяние. Это была такая чистая, яркая боль, которая… которая сжигает заживо. Нет ничего, что может облегчить эту боль, сделать ее терпимой…

Даже когда умирали близкие люди, не было такой боли.

Второй раз это было, когда я познакомился с Катей. Это было на даче. Вернее, это у нее была дача, на которой она отдыхала с родителями. А у меня это была ферма, на которой я вламывал вместе с отцом. Катя была симпатичная девушка. Она училась в Питере и этого было достаточно, чтобы я влюбился в нее по уши. Мы встречались по вечерам. Она приходила к нам за молоком, а потом я провожал ее обратно. Она, конечно, чувствовала, что я влюблен в нее, но… понятно дело, зачем ей эти проблемы?

Потом ко мне приехали мои друзья. Двое пацанов из поселка. Мы хотели попьянствовать на свежем воздухе. Поставили палатку чуть в стороне от фермы, развели костер. У нас была полуторалитровая бутыль спирта «Рояль». Посуды не было, пили из яблока с вырезанной сердцевиной. Я позвал Катю, которую представил пацанам как мою девушку.

Когда мы выпили, Катя начала кокетничать с одним из моих пацанов. Я взял нож и сказал, что зарежу нахер обоих. Пацаны посмеялись, а Катя засобиралась домой. Я пошел вместе с ней. По дороге мы поцеловались. Я был счастлив. Но на самом-то деле все было кончено. Только я, дурак, этого не понимал.

На следующий день мы погрузили сено в телегу и поехали домой. Пацаны устроились на сене, мы с отцом – в кабине. Когда мы отъехали от фермы километра на два, я обернулся и увидел, что телеги сзади нет. Мы развернулись и погнали назад. И вскоре увидели наших пацанов, которые сидели на обочине. Телега отцепилась и перевернулась. Сено смягчило удар. Обошлось даже без синяков.

Нам пришлось вернуться на ферму. Отец пошел искать бульдозер, пацаны остались у трактора, а я пошел к Кате. Она сидела на крыльце своего дома и читала роман Фейхтвангера «Гойя». Увидев меня, она закрыла книгу и посмотрела на меня с ненавистью.

Никогда не забуду этот взгляд. Она ненавидела меня за свою проявленную слабость, но еще больше за то, что я не воспользовался ее слабостью. Она ненавидела меня за то, что я, недостойный ее, повел себя так, как будто это она недостойна меня.

Неважно, что там было дальше. Вот этот момент отчаяния, когда я увидел ненависть в ее глазах, я навсегда сохранил в моем сердце.

У меня бывали сложные моменты. Например, когда мы с женой приехали к моей маме и увидели, что она лежит на постели, парализованная после инсульта. В доме шаром покати, денег ни копейки. Я пошел в лес, собирать березовый сок, а жена сварила суп из хлебный крошек и бульонного кубика. Представляете себе, суп из хлебных крошек? Это было… реально стремно, но я не испытывал отчаяния. Тогда я был готов бороться. И я боролся.

Я не боялся работы. Я за волосы тянул себя из этого болота. Газета, телевидение, радио. И все это время я не забывал основную цель – я ведь хотел стать писателем. Рассказы, пьесы, романы. Я приходил на работу к восьми утра и до десяти писал свое, потом день работал, потом ехал на другой конец города и вел ночной эфир на радио. День за днем, без выходных и отпусков.

Помню тот день, когда я закончил свой первый роман. Это была осень. Солнце. Золотые листья под ногами. Деревья прозрачные. Небо синее. С утра передали по радио, что погибла принцесса Диана. Но мне было не жалко глупую принцессу. Я написал роман. Я писатель.

Я отправил роман в издательство и даже не удивился, когда через пару месяцев пришел ответ, что роман будет издан, и я могу приехать в Москву и подписать договор. В издательстве мне наговорили комплиментов и сказали, что есть только один небольшой нюанс – в этой серии уже есть автор с фамилией как у меня. Мне предложили взять псевдоним. Я назвал девичью фамилию матери. Мне заплатили очень скромную сумму денег. Хотя в редакции я столько зарабатывал за три месяца. Я немедленно уволился и сел писать следующий роман.

Когда мой роман вышел, я отправился в магазин и увидел огромный стеллаж на всю стену. Все это были книги криминальной серии. Где-то там среди всего это разнообразия была и моя книга. Я ее так и не нашел в тот день.

Я вернулся домой и сел за компьютер. Я работал как одержимый. Если я заканчивал один роман утром – то после обеда начинал новый. За шесть лет я написал двадцать семь романов. Все они были изданы. Но странное дело – это не принесло мне ни славы, ни денег. Более того, за каждый следующий роман издательство платило мне все меньше и меньше. Это было как шагреневая кожа наоборот – чем больше я работал, тем меньше получал.

А деньги мне были ох как нужны. К тому времени я переехал в Москву, нужно было платить за квартиру, нужно было платить алименты, расходы, расходы. Поэтому, когда мне предложили написать роман под именем одного довольно известного писателя, я согласился, не раздумывая. Гонорар был почти вдвое больше, чем я обычно получал за свой роман. Книга, которую я написал, понравилась титульному автору и со мной заключили договор на двенадцать романов в год. Это было то, к чему я всегда стремился – стабильный доход. К тому же я всегда мог подработать. Я писал диссертации, мемуары и автобиографии политиков и звезд экрана. Я стал по-настоящему известен в узких кругах. Люди стояли в очередь, чтобы меня заполучить. Без ложной скромности могу сказать, что я стал самым известным литературным негром в стране. Вот почему я получил эту работу.

Сначала это выглядело как обычный заказ. Со мной связался агент какого-то эмигранта, который хотел, чтобы я написал его автобиографию. Мы согласовали сроки, объем, деньги. Не скажу, кстати, что гонорар был сумасшедший. Обычный гонорар, средний по рынку. Я освободил в своем графике пять недель – вполне достаточно для такой работы.

Потом мне перевели аванс, а еще через две недели прилетел мой герой. Это был мужчина лет сорока, невысокий, лысеющий, толстеющий… совершенно невзрачный. Он много лет жил за границей и говорил по-русски с легким акцентом. Он снял охотничий домик в Подмосковье, и мы начали работать. Мы встречались около обеда, гуляли по лесу и он рассказывал мне свою историю. Потом расходились по своим комнатам, и я коротенько, конспективно записывал его рассказ. Утром садился за ноутбук и писал начисто.

У него была цепкая память, он помнил действительно ценные детали. Он был неплохим рассказчиком, умел выстраивать внутреннюю логику повествования. Поэтому сначала все шло как по маслу. Мы встречались после обеда, он рассказывал, я задавал уточняющие вопросы. Потом записывал, потом переписывал… книга росла сама собой, естественно, как дерево. За первые две недели я узнал все о мировом рынке современного искусства. А потом… потом я почувствовал, что мы зашли в тупик. Сначала я даже не понял, что пошло не так.

Пауза.

Все, что он рассказывал, а я записывал, было неправдой.

То есть, он не врал. Видимо, все так и было, как он рассказывал. Прага, черный стул, каталоги, красный штамп, миллионные обороты. Но он не мог быть «Z». Я изучил его. Он был… то есть, конечно, это был он, я не сомневался в этом. Это он придумал всю эту историю с анонимным художником и осуществил ее. Но это мог быть и не он. Мог быть кто угодно. Например, я.