Читаем без скачивания Любить или воспитывать? - Екатерина Мурашова

– Все время – не будет. Когда поймет, что ваши слова означают именно то, что вы сказали, орать перестанет, и всем сразу станет легче. Ведь многочасовые ежедневные корриды изматывают не только вас, но и Пашу. И не забывайте про положительное подкрепление желательного поведения: если он вас все-таки сразу послушался, поблагодарите его.

– Поблагодарить?! – мамины брови взлетели вверх. – За что это?! Это же то, что человек должен…

– Да ведь для него все это – ваша прихоть, – сказала я. – Ему хочется играть, а тут вы со своим мытьем рук (чукчи их, кстати, никогда перед едой не моют). Поел, ему хочется уже бежать играть, а вы – «Тарелку в раковину!» (аристократы, между прочим, тарелки в кухню не носили, у них слуги были). В вашей семье такие правила, и для вас они верны, но ведь куда проще и приятнее устанавливать правила на позитиве. Если «условно правильное» поведение вызывает не нейтральную реакцию («так и должно быть!»), а отчетливо положительный отклик с вашей стороны, Паше будет легче ему обучиться. Вы согласны?

– В общем-то, да… Но вот насчет его крика… Я все-таки предвижу… Он же слов «нельзя» и «надо» давно не воспринимает…

– Можете придумать какую-нибудь фразу, которая обозначала бы окончание дискуссии. Это должно быть что-то, что в вашей обычной речи никогда не употребляется. Например: «Чингачгук все сказал!» или «Окончен бал, погасли свечи!» – и тому подобное. Чтобы товарищ знал: вот, это прозвучало – и все. В поддержку вашим правилам-требованиям вырабатывается что-то вроде условного рефлекса…

– Знаю – как у собак Павлова! Точно! Пашка, апорт! – снова рассмеялся веселый папа.

– Пап, мам, глядите, глядите, она на ребре стоит! – в тон ему закричал сын, которому наконец-то удалось подчинить себе упрямые монетки.

– Класс! Дай-ка я попробую! – вскочил отец.

…Уходя, отец с сыном обсуждали магнитные свойства веществ – насколько я успела услышать, дома первый обещал показать второму электромагнит. Мама ушла, качая головой и явно продолжая мысленно со мной спорить.

Спустя полгода на первом этаже поликлиники я услышала знакомый весело рокочущий бас: «Этого вы от меня не дождетесь, гражданин Гадюкин! Я не покажу вам план аэродрома!» (фраза из «Денискиных рассказов» Драгунского). Папа и сын стояли возле ларька с игрушками.

– Ну и ладно! – сказал ощутимо подросший Паша и положил на место какого-то многолапого монстра. – А на площадку с качелями зайдем?

Увидев и узнав меня, отец радостно подмигнул:

– Работает, черт возьми! И даже с женой помогает! Великий все-таки человек – Павлов!

– Точно! – строго кивнула я. – Иван Петрович Павлов – гениальный российский ученый. Удачи вам!

Свекровкины зубы

Они записались на прием заранее – за неделю с лишним до срока. Пришли раньше назначенного времени и тихо сидели в коридоре. Девочка лет восьми листала книжку с картинками, а мать просто смотрела перед собой, в голую стенку поликлинического коридора.

Я пригласила их зайти в кабинет.

– Здравствуйте, садитесь. Слушаю вас…

– Ой, я даже и не знаю, туда ли мы обратились… – у женщины было простоватое, чисто вылепленное лицо с высокими скулами и большими серыми глазами. Ее взгляд постоянно ускользал от меня.

Девочка на меня тоже не смотрела, но с интересом поглядывала на разноцветные игрушки, расставленные на полках.

– Расскажите, в чем дело, и мы с вами вместе решим – туда или не туда.

– Да, конечно… Понимаете, она всего боится…

– Как тебя зовут? – обратилась я к девочке.

– Алина.

– Ты действительно всего боишься?

Молчаливый кивок.

– Всего-всего?! – искренне изумилась я. – Трамваев? Милиционеров? Кошек? Манную кашу? – девочка неуверенно улыбнулась. – Мячиков? Игрушечных медведей? Ромашек?

– Нет, этого я не боюсь, – рассмеялась Алина и впервые взглянула прямо на меня. Глаза у нее были такие же, как у матери.

– А чего боишься?

– Темноты, – быстро сказала Алина.

– Да она даже дверь в туалет не закрывает, – вмешалась мать. – В комнату не войдет, если света нет. В квартире даже днем одна не остается, бабушке приходится ее с собой по магазинам таскать. Чтобы там заговорить с кем или спросить – об этом даже речи нет. В школе то же самое – если не поняла, ни за что к учительнице не подойдет, не спросит. И, главное, учительница-то у них – добрее некуда, просто розовый человек…

Я невольно улыбнулась найденному женщиной эпитету и перевела взгляд на Алину:

– Учительница правда добрая?

Девочка энергично закивала.

– И все равно боишься?

– Угу, – новый, покаянный кивок.

– Ну что ж, – я вздохнула. – Пришли вы, надо думать, туда. Будем разбираться.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что страхи у Алины были всегда. Никаких неврологических заболеваний у девочки не отмечалось, и родные надеялись, что с возрастом все пройдет. Однако не проходило. Сейчас, когда Алине исполнилось уже восемь лет, ситуация стала явно ненормальной, поэтому они и пришли сначала к невропатологу, а уж от него – ко мне, психологу.

Побеседовав с Алиной и просмотрев ее медицинскую карту, я осталась в полнейшем недоумении. По всем данным, эта девочка не должна была ничего бояться. Однако же боялась.

Отправив Алину в другую комнату рисовать «самый страшный сон», я снова попыталась поймать ускользающий взгляд матери.

– Расскажите мне о вашей семье.

– Не думайте, у нас все нормально, – тут же откликнулась женщина. – Муж не пьет, никто не скандалит, Алину все любят, все хорошо.

– Ваша семья состоит из…

– Мы с мужем и Алиной, свекровь со свекром и еще младший брат мужа. Он иногда с нами живет, иногда у своей… ну, женщины.

– А ваши родители?

– Они в Псковской области живут. У нас там дом, огород, скотина.

– Расскажите, как сложилась ваша семья.

– А это зачем? Нужно?

Я решительно кивнула.

– Чего рассказывать-то?

Я молча ждала.

– Ну хорошо…

Пятнадцать лет назад юная Настя, мать Алины, отличница из малокомплектной школы деревни Старые Выселки, приехала в Ленинград поступать в сельскохозяйственный институт. По конкурсу не прошла, но в деревню не вернулась («Стыдно было родичам в глаза глядеть – надеялись они на меня, а я…»), работала сначала уборщицей, потом дворником, потом мотальщицей на фабрике «Возрождение», и все это время упорно готовилась к поступлению в институт. В конце концов поступила, но не в сельскохозяйственный, а в педагогический, на химический факультет. Химия нравилась всегда, да и учительницей быть тоже хотелось. Деревенская родня радовалась и гордилась, присылала варенья-соленья, но стипендии на жизнь все равно не хватало. По наводке подруги по общежитию статная Настя пошла подрабатывать в Мухинское училище, натурщицей. Сначала стеснялась, но потом привыкла – работа как работа. Довольно тяжелая, между прочим. Постой-ка неподвижно три часа в холодной или душной аудитории… Именно в «Мухе» Настя и познакомилась со своим будущим мужем. Валера учился на предпоследнем курсе и считался перспективным и талантливым. Настя покорила его своей строгой красотой и какой-то архаической «правильностью» и цельностью натуры. На фоне разбитной художественной богемы она выделялась, как геометрический орнамент среди разлитых красок (сравнение принадлежит Валере).

Интеллигентная семья Валеры сначала не придавала значения этому роману и относилась к Насте вежливо-равнодушно, но когда речь зашла о браке… Валере пришлось выслушать немало горьких и обидных слов о провинциальных интриганках, которые только и мечтают заарканить ленинградца, о хлопающих ушами дураках, которые в гиперсексуальном угаре готовы жениться на явной неровне… Доставалось и самой Насте. Неагрессивная по природе, она уже готова была отступиться, но Валера неожиданно для всех уперся и заявил, что уходит из дому, будет работать истопником, жить в подвале… Родители тут же пошли на попятный, стали уговаривать сына не губить талант и будущую карьеру, скрепя сердце, улыбались Насте. На свадьбу приехала радостная псковская родня с пятнадцатилитровой бутылью деревенского самогона и ведром соленых рыжиков. Валерины родные поджимали губы и уворачивались от крепких объятий новоявленных родственников. Настя тихо плакала на лестнице, Валера утешал молодую жену и уверял, что все наладится.

Самое удивительное, что Валера оказался прав – все действительно наладилось. Свекор со свекровью смирились с присутствием в доме тихой, спокойной Насти, тем более что Валера, женившись, как-то сразу остепенился, забросил шумные богемные сборища, стал больше и серьезнее работать. Младший Валерин брат, порядочный оболтус, поверял новоявленной невестке все свои секреты, зная, что она никогда не проболтается и не осудит его. С появлением Алины, которая сразу же сделалась любимицей всей семьи, ситуация стала почти идиллической.