Читаем без скачивания Клятва (СИ) - Калашников Павел

Рубахин понимающе кивнул.

— Несмотря на жуткие потери, тебя всё же ждет оговоренная награда на складе. Кузя в курсе.

— Тут такое дело, — Егерь поднялся на ноги, взглянув в глаза старого командира. — Паренька могут не спасти, Соловью не хватает лекарств выделенных на одного бойца. А выделяешь ты их немного. Я хочу вместо заказа взять лекарства, чтобы юнец встал на ноги.

Бледно-голубые глаза кавказца сияли сталью.

Рубахин долго не отвечал, поглядывая то в окно, то на карту бывшей России. Наконец, выкурив уже третью сигарету подряд он ответил:

— Хорошо. Я выделю Соловьеву лекарств на сумму всего твоего заказа.

Кавказец благодарно кивнул.

— И вот еще, — Рубахин поднялся и взял в руки СВД, что стояла в углу кабинета. — Это тебе, в память о Хриплом.

— Что это?

— Это он тебе в честь двадцатилетия вашего знакомства хотел подарить.

— Не успел, значится…

Винтовка оказалась у Егеря в руках: несмотря на то, что оружие было изрядно потрепано внешне, а обойма была не раз перемотана старой-доброй синей изолентой, выглядела она прилично. Вдобавок ее снабдили относительно новеньким ПСО-1M2, позволяющим сносить противников с расстояния до 1300 м при умелом использовании. Не хватало только запаса патронов, но это лишь временная проблема. В остальном винтовка была в отличном состоянии, разве что по всему ее прикладу были разбросаны разного рода надписи и штрихи. Егерь разобрал их: знак «Пики» и надпись «Как карта ляжет».

«Хриплый явно выцарапывал ее очень долго» — подумалось Егерю и он грустно улыбнулся.

— Больше мне тебе сказать нечего, — сказал перевозчик. — Бывай, Рубахин.

— Бывай, Егерь, — еле смог выговорить Майор, перед тем, как зашёлся сильным приступом кашля.

3

Он снова шел по давно треснутой дороге, осматривая блеклые угловатые здания, изнурённые и скошенные местным климатом.

На удивление, погода была прекрасной: яркое и теплое солнце раскинулось золотыми лучами, небо блестело лазурно-голубыми оттенками, а тёплый ветер неуклюже играл с пушистыми, белоснежными облаками.

Нужно было зайти в медпункт.

Миновав закрытый лагерь для больных, Егерь оказался подле мед блока Соловьева.

Внутри всё было, как всегда: узковатый коридор, еще до войны покрашенный в убогие серые тона, из которого можно было попасть ровно в две комнаты: операционную и личную комнату Дока.

Перевозчик зашёл в первую.

На удивление, внутри Соловьева не было. Только Даня громоздился на ветхой жестяной кровати. Воздух буквально смердел спиртом. Такое чувство, что неряха-врач разлил пару бутылок на пол. Тем не менее, Егерь прошел дальше, минуя разбросанные на столике окровавленные медицинские инструменты, приближаясь к пациенту.

Даня напоминал мумию: лицо обнесли очередным слоем бинта, как и руку. Несмотря на то, что боец лежал лицом к отсыревшей стене виднелся кляп, что торчал у него изо рта. Это озадачило Егеря. Слишком много странностей произошло, с того момента как он покинул медпункт. Нужно было проведать Соловьева.

Скрипуче приоткрылась дверь, ведущая в кабинет врача. Тут же Егеря встретил обветшалый, почти осыпавшийся портрет Гиппократа. Этот прародитель медицины уже давно утратил зрачки, на месте которых остались черные дыры. Лицо иссекли кривые морщины, подаренные временем.

Комната Дока была раза в два меньше операционной и выглядела ещё более убого и старо. Углы потемнели от сырости, куски извёстки крупными кусками валились что с потолка, что со стен, а единственное окно так сгорбилось, что казалось вот-вот лопнет. В остальном комната ничем не отличалась от прочих: стул, стол, на котором одновременно помещалась кипа бумаг и утренней похлебки, та же нищая кровать, у которой ютилась знакомая тросточка да несколько обветшалых тумбочек. Соловьев как раз спал и нервно ворочался с одного бока на другой.

Егерь так и не мог сложить паззл в голове: зачем Дане кляп во рту? Почему вместо работы, заведующий всем мед блоком мирно отлеживается на кровати?

Чтобы решить этот ребус, предстояло разбудить Соловьева. К счастью, пара крепких кавказских пинков быстро приводят в чувство.

Док в ужасе вскочил с кровати, что-то невнятно бормоча себе под нос. Но быстро пришел себя.

— Чего тебе, Егерь?

Кавказец даже немного наклонился, чтобы получше рассмотреть физиономию доктора. Непривычно было смотреть на него без знакомой белой шапочки, хотя становилось понятно, почему он ее постоянно носит: взъерошенные седые волосы то и дело сыпались с головы, будто песок.

Как выяснилось, Даня всю ночь неистово кричал, корчась в ужасных гримасах боли. Доктор пытался несколько раз его успокоить, но анестетик толком не помогал. Парень успокоился только к утру и Соловьёву удалось дремануть всего несколько часов. Это ввело в заблуждение как Егеря, так и самого Соловьева — раньше такого в практике он не встречал.

— Понятно… — заключил Егерь. — Будем надеяться, что больше не повторится.

Соловьев только неутешительно кивнул.

— В общем я договорился с Майором. Вечером будут тебе ещё медикаменты.

Врач опять заклевал носом.

— Ладно, дрыхни.

Тех лекарств, что принесет Егерь, должно с лихвой хватить на содержание Данила, но перевозчика смутили недавние припадки бойца. Обычно, максимум, что можно дождаться от полумертвого солдата — слабого бреда и не более, а тут — крики и вопли… Странно.

Когда солнца сползло за горизонт, лекарства уже были у Соловьева. Тот отчитался, что у Дани опять приступы, ещё более страшные. Описания больше напоминали изгнания дьявола из тела, чем процесс реабилитации. Хорошо, что Егерь лично этого не застал. Не хватало еще демонов изгонять. Соловьеву он сказал, что придет только через пару-тройку дней — КРАЗ нуждается в ремонте от недавних повреждений.

— По моим расчетам, — отвечал Соловьев, — Данил восстановится только через недели три — месяц, не раньше. И далеко не факт, что полностью. Поэтому, будь готов.

Егерь кивнул. Перед уходом пожелал врачу терпения.

Следующие несколько дней были совсем не примечательными: кавказец почти не вылезал из гаража, постоянно копаясь в двигателе КРАЗа, только изредка выходя на улицу, чтобы прикупить провизии или найти недостающие детали. Бак ему где-то пробили да левое заднее колесо спускало, а от езды на предельных оборотах, аккурат у красной зоны, начал барахлить мотор. Нужно было с этим разобраться.

Бывало, Егерь практически под ночь выходил на прогулку и иногда брал с собой Зевса, которому было невтерпеж сидеть в четырех стенах. Но сейчас он намеренно оставил его в гараже, не поддаваясь на хитрые уловки зверя. С собой он взял только автомат. На часах почти десять. Сегодня даже тучи уступили место высыпавшим звездам, что своей мозаикой украшали мглистое небо. Кавказец не торопясь шагал вперед, намереваясь обойти пункт и, в очередной раз созерцать привычные пейзажи.

Ничего примечательного в пункте номер девять не было: обычный городок закрытого цикла жизнеобеспечения. После ядерной войны пункт был переоборудован в открытый центр для беженцев. Его быстро наполнили люди из близлежащих городов и деревень. Почти все имеющиеся палатки отвели для содержания гражданских, что составляли большую часть населения пункта, а военных распределили по оставшимся. Сначала все шло хорошо, но когда солдаты стали гибнуть от когтей тварей и болезней, ввели аналог призыва в армию. Шестадцетелетним подросткам приходилось охранять и защищать пункт, а под свое попечение их брал специально назначенный куратор. Таким инструктором был Хриплый — он обучал бойцов не один год, а после они, уже обученные, поступали к Рубахину. Такая система позволяла пункту как-никак отбиваться от монстров и бандитов. Только вот сейчас те уже совсем обнаглели. Дошло до того, что приходилось отправлять на убой совсем молодых парней да измученных жизнью ветеранов.

Мутанты и эпидемии выкосили слишком много бойцов, а припасов совсем не хватало. Оставалось только смириться с таким естественным положением дел.