Читаем без скачивания Любовь дерзкого мальчишки - Элизабет Вернер

— О, конечно! Я уверен, что она очень любит Льва, но с какой стати она станет любить меня, а я — ее? С первых лет жизни я лишился отца и матери и воспитывался в чужом доме. Дядя был добр ко мне и по-своему любит меня, но не мог предоставить мне другую жизнь, кроме той, которую вел сам. В том возрасте, когда другие дети учатся любить, мне внушали недоверие и подозрение, от которых я до сих пор не могу отделаться. А вы, Ванда, еще хотите, чтобы я понимал поэзию!

Последние слова прозвучали горьким упреком, а за ними скрывалась глухая жалоба. Ванда широко открытыми глазами смотрела на спутника, которого сегодня совершенно не узнавала, она впервые подумала о том, какое безотрадное было у Вольдемара детство и как одинок был этот молодой наследник, о богатстве которого она так много слышала.

— Ведь вы хотели посмотреть на закат солнца! — произнес Вольдемар совершенно другим тоном, вдруг оборвав свою речь и подымаясь с места. — Кажется, сегодня он великолепен.

Облака, собравшиеся на горизонте, были уже залиты пурпурным сиянием, и солнце погружалось в море, которое изумительно сверкало, как бы принимая последний привет заходящего светила. Потоки света и блеска разливались по волнам, но там, в другой стороне, где находилась Винета, они горели темно-алым сиянием; в их извилинах как бы сверкало жидкое золото, а на них плясали тысячи ярких искр.

В старых легендах все-таки заключается нечто, отличающее их от простых суеверий, и можно быть современным человеком и все же переживать такие часы, когда оживают все эти сказки.

Эти легенды ведь созданы людьми, и их вечные загадки до наших дней покоятся в их сердцах.

Конечно, не каждому открывается это строго замкнутое теперь сказочное царство, но молодые люди, сидевшие на Буковом полуострове, вероятно, принадлежали к избранным, так как явственно ощущали чары, которые незаметно, но властно опутывали их, и ни тот, ни другая не имели силы и мужества бороться с ними.

Над их головами шелестели буки, а у их ног еще сильнее шумело море. Волна за волной катилась к берегу; белая пена на их гребнях на мгновение вздымалась, чтобы сейчас же разбиться о берег. Это была старая мелодия моря, тот напев, сотканный из воя ветра и шума волн, который своей вечной юностью пленяет все сердца. Он говорит о мечтательной, залитой солнцем морской тиши, о вестниках бури, со всеми ее ужасами и бедами, о вечном волнении и жизни, и каждая волна доносит свой собственный звук к берегу, а каждое даже малейшее дуновение ветра созвучно ему.

Вольдемар и его юная спутница, вероятно, понимали этот язык, потому что прислушивались к нему молча, затаив дыхание. Из глубины моря до них доносились звуки колоколов, проникавшие в их сердца, вызывая печаль и тоску, но вместе с тем и предчувствие бесконечного счастья. Над волнами же поднимался яркий призрак; он витал над морем, расплываясь в лучах солнца, сверкающий и ясный. Это был целый мир неведомых, неисчерпаемых сокровищ, залитых дивным волшебным светом, старый чудесный город Винета.

Раскаленный шар солнца теперь как бы уже коснулся своим лучистым краем волн; погружаясь все глубже и глубже, он исчезал из глаз, на горизонте в последний раз вспыхнуло его сияние, а после этого все медленно исчезло, и даже темно-красный отблеск, лежавший на воде, начал постепенно бледнеть.

Ванда и Вольдемар, как очарованные, затаив дыхание, молча любовались этим зрелищем.

— Солнце зашло, — тихо проговорила девушка, проводя рукой по лбу, — пора возвращаться.

— Возвращаться? — как во сне повторил Вольдемар. — Уже?

Девушка быстро встала, как бы желая отделаться от какого-то пугавшего ее ощущения.

— Уже скоро начнет темнеть, а мы непременно должны быть в С. до наступления сумерек, иначе тетя ни за что не простит нам этой самовольной прогулки.

— В ответе буду я, но если вы желаете вернуться…

— Я прошу об этом.

Молодой человек пошел к лодке, но вдруг остановился.

— Вы скоро уедете, Ванда, через несколько дней? Да?

Этот вопрос был произнесен очень взволнованным тоном. Молодая графиня, очевидно, подметила это, и в ее голосе тоже не было обычной непринужденности, когда она ответила:

— Да, я скоро должна уехать к отцу, он очень соскучился по мне.

— Моя мать и Лев поедут в Вилицу… — Вольдемар запнулся. — Был разговор о том, чтобы я их сопровождал… могу ли я сделать это?

— Почему вы спрашиваете об этом меня? — спросила Ванда с несвойственным ей смущением. — Ведь это зависит только от вас!..

— Я спрашиваю вас, Ванда, вас одну: можно ли мне приехать в Вилицу?

— Да, — вырвалось у Ванды, но в следующую же минуту она испугалась, так как Вольдемар порывисто схватил ее за руку.

Графиня чувствовала, какое значение он придает этому «да», и это буквально ошеломило ее. Ею вдруг овладел страх. Заметив ее испуг, Вольдемар тихо спросил:

— Я опять был слишком нетерпелив? Вы не должны сегодня сердиться на меня, я не мог перенести мысль о вашем отъезде. Теперь я знаю, что могу снова видеться с вами, и буду терпеливо ждать того времени, когда мы будем в Вилице.

Ванда ничего не ответила. Молодые люди молча направились к лодке. Вольдемар свернул паруса, взялся за весла, и маленькое суденышко стрелой помчалось по волнам, озаренным слабым розовым отблеском.

Глава 8

Выполнение дипломатической миссии, для которой Витольд избрал доктора Фабиана, было вовсе не таким простым делом. Для того, чтобы иметь возможность узнать, что, собственно, делается в С., доктор, конечно, должен был попасть в дом княгини Баратовской, а это могло произойти только при содействии Вольдемара. Витольд ломал себе голову над тем, как бы изложить все дело своему упрямому воспитаннику, чтобы с первых же слов не наткнуться на решительное «нет». Но тут ему совершенно неожиданно помог случай. Княгиня выразила желание лично познакомиться с воспитателем сына. Витольд обеими руками ухватился за эту возможность и впервые в жизни нашел желание княгини Ядвиги разумным. Он тотчас же напомнил Фабиану его обещание. Последний, все еще надеявшийся, что вся эта затея рухнет благодаря сопротивлению его воспитанника, должен был согласиться на следующий же день отправиться с Вольдемаром в С.

Приехав к Баратовским, они застали в гостиной только Ванду, и Фабиан представился ей, правда, очень смущенно, но все же вполне сносно. Молодая графиня, заметив его робость, не могла устоять, чтобы не подтрунить над ним.

— Значит, вы — наставник моего кузена Вольдемара. Выражаю вам свое полное сочувствие и от всей души жалею вас.

Фабиан испуганно посмотрел на нее, потом на Вольдемара, но последний, по-видимому, ничего не слышал, так как на его лице не было заметно ни малейших следов негодования.