Читаем без скачивания Янычары. «Великолепный век» продолжается! - Наталья Павлищева

Наталья Павлищева

Янычары. «Великолепный век» продолжается!

Рабыня

Эта старуха вознамерилась раздеть ее донага?!

Эме отбивалась, как могла, но девушек-служанок, которыми командовала старая ведьма, было слишком много. И никто не понимал французский язык, хоть плачь!

Для Эме, привыкшей в монастырской школе в Нанте, дабы укротить плоть, даже мыться в рубашке, остаться нагой посреди комнаты казалось невозможным.

Неизвестно, чем бы закончилось неравное противостояние, но раздались какие-то голоса, и служанки поспешно расступились в стороны, склонившись и с любопытством стреляя глазами из-под покрывал. В распахнутую дверь вошла высокая стройная женщина, в каждом движении которой чувствовалось достоинство, ее не согнули и не отяжелили годы, стан был прям, а походка легка, как в юности.

Эме, которую на время оставили в покое, невольно залюбовалась красавицей. Та окинула быстрым взглядом девушку и сделала едва заметное движение рукой. Повинуясь приказу, служанки мигом сорвали с зазевавшейся Эме то немногое, что на ней оставалось. Оказавшись голышом, девушка вскрикнула и закрылась руками – позади вошедшей стояли три черных гиганта.

Женщина улыбнулась:

– Их можешь не пугаться, это не мужчины, это евнухи.

Больше самих слов Эме поразило то, что с ней заговорили по-французски. Девушка вырвала из рук оторопевшей служанки свой немудреный наряд и, наспех прикрывшись им, бросилась к женщине:

– Вы говорите по-французски?! Пожалуйста, скажите им, что я свободная гражданка и меня нельзя здесь держать, меня будут искать!

Женщина сделала успокаивающий жест и действительно что-то сказала служанкам.

«Хвала Деве Марии, наверное, говорит, чтобы меня отпустили!» – обрадовалась Эме, поскольку те поспешно вернули сорванную одежду на место.

– Пройдемся по саду, нам нужно поговорить.

Не дожидаясь исполнения приказа, ее благодетельница повернулась к двери, Эме, одергивая платье, поспешила следом. Служанки набросили ей на голову большой платок, жестами показывая, чтобы укрылась. Не желая терять время на споры, девушка послушно поправила ткань.

Евнухи не отставали. Яркая стайка служанок – тоже. Эме вдруг подумала, как забавно будет рассказывать о случившемся той же Роз-Мари-Жозефине. Вот это приключение! Ее перепутали с кем-то, доставили бог весть куда и заперли в этом дворце. Ни одного французского слова за столько дней, ни одного знакомого лица! Зато столько всего непривычного – от еды и необходимости спать на низенькой кровати (это скорее высокий настил с тощим матрасом на нем) до постоянных требований кутаться, пряча лицо, и назойливых служанок, которые в помещении все пытались снять с нее то немногое, что удалось отстоять.

Да уж, повезло так повезло! Кто еще из подруг мог оказаться среди варваров, но в роскоши?

На дорожке сада черные гиганты отстали, служанки тоже держались поодаль. Женщина знаком подозвала Эме к себе:

– Мне сказали, что ты француженка?

– Да, я Эме Дюбюк де Ривери с Мартиники… – Не будучи уверена в географических познаниях собеседницы, она пояснила: – Это остров… французский… в Америке…

– Так далеко? Как же ты оказалась у берегов Марокко?

Эме решила быть предельно вежливой, похоже, от этой женщины многое здесь зависело, потому нужно доходчиво объяснить, что Эме с кем-то спутали, ей нужно как можно скорее добраться хотя бы до Франции. Правда, сначала следовало выяснить, где она вообще находится.

– Мадам, простите, как мне к вам обращаться?

– Зови меня Михришах Султан, как все.

– Мирхи… что?

– Михришах Султан. Я жена бывшего султана и мать одного из наследников престола, царевича Селима.

– Где я? – Внутри у Эме начало расти нехорошее подозрение, которое она старательно загоняла подальше, чтобы не ужаснуться по-настоящему.

– В Стамбуле. И я хочу тебе кое-что объяснить, прежде чем отправить на другой берег Босфора в Кючюксу.

Какой Кючюксу, при чем здесь какой-то Кючюксу?! Эме с трудом взяла себя в руки, заметив, что султанша с интересом за ней наблюдает.

– Мадам, простите, меня, наверное, с кем-то спутали. Я… – Эме смотрела в темные глаза Михришах, буквально вытаращив собственные, словно пыталась взглядом донести то, что не получалось словами. Может, султанша плохо понимает французский или она, Эме, с перепугу стала невнятно говорить? – …я француженка с Мартиники, это такой остров среди Антильских островов. – «Боже, зачем я это ей говорю?» – Я училась во Франции в монастырской школе и теперь возвращаюсь обратно к отцу… и братьям, – зачем-то добавила она и уточнила: – У меня много братьев.

Упоминание о братьях не произвело на султаншу ни малейшего впечатления, она явно не боялась многочисленных родственников Эме, живущих где-то далеко на Мартинике (если честно, то таковых не было, то есть родственники были, но немногочисленные). Однако ее губы чуть тронула сочувственная улыбка:

– Все, что было с тобой раньше, забудь. Прошлое нужно оставить за этим порогом. С сегодняшнего дня у тебя начинается новая жизнь. Неважно, кем ты была там, вне стен сераля, теперь ты Накшидиль. Поверь, это хорошее имя, на французский его можно перевести как «Прекраснейшая» или «Услада сердца». То, сможешь ли преуспеть и даже просто выжить в этом мире, зависит только от твоей разумности и готовности учиться. А еще от того, поймешь ли ты меня сегодня.

– Нет, нет, нет! Боюсь, вы меня неверно поняли, я не намерена злоупотреблять вашим гостеприимством. Пожалуйста, прикажите вернуть мне мою одежду и вещи и помогите сесть на любое судно, даже самое старое и ненадежное, которое идет в Америку или хотя бы во Францию.

В голосе Михришах при ответе появились металлические нотки.

– Я объясняю в последний раз. Если не поймешь, значит, на тебя не стоило тратить деньги, несмотря на твою красоту. – Недовольно глядя на Эме, она продолжила: – Где ты жила раньше и кем была – совершенно неважно. Теперь ты рабыня султанского гарема.

Эме не удалось сдержаться:

– Я не рабыня!

Она с ужасом вспомнила рабов отца, с рассвета до заката гнувших спины на кофейной плантации. Хотелось кричать от отчаяния, но из горла вырвался почти писк:

– Никто не может сделать рабом свободного человека…

Отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, видно, смягчило султаншу.

– Накшидиль, ты рабыня, потому что тебя купили на невольничьем рынке. Тебе очень повезло оказаться не в нищей лачуге, а в самом роскошном гареме Османской империи. Мало того, если будешь меня слушать, а не твердить без конца, что ты свободный человек, то сможешь стать не джарийе, а сразу икбал, а то и кадиной, то есть женщиной, родившей султану ребенка. Лучше сына.