Читаем без скачивания Янычары. «Великолепный век» продолжается! - Наталья Павлищева

Хотя рабыню никто не спрашивал…

Солнце с самого утра словно вознамерилось спалить все вокруг, слабый ветерок не справлялся с этим пеклом, в воздухе смешивались запах моря и весьма неприятный запах от Лысой горы – Мон-Пеле. Сегодня оттуда основательно потягивало серой.

Когда такое происходило, местный люд начинал волноваться. Конечно, индейцев на Мартинике уже не осталось. Они попросту уничтожены из-за сопротивления или вымерли от непривычных болезней, завезенных из Европы, но среди многочисленных негров, работавших на плантации, остались поверья, что если бог Лысой горы рассердится, то уничтожит все вокруг.

Бог уже сердился: верхушка Лысой горы даже на памяти французов взрывалась дважды, в последний раз в год рождения Эме и Роз-Мари-Жозефины. С тех пор лет десять гора вообще не подавала признаков жизни, но теперь стала оживать, от нее определенно попахивало серой.

Но люди всегда надеются, что если что-то плохое случится, то не с ними или не при них.

И все же беспокойство словно разлито в воздухе.

Этому противному серному запаху приписал собственное беспокойство и богатый плантатор Дюбюк де Ривери. Негры не желали работать, жалуясь на головную боль из-за жары и тяжелого воздуха. Раздраженный Ривери приказал выпороть самых строптивых в назидание остальным и обещал, что любой, кто не выполнит дневную норму по сбору кофе, останется в поле до утра. Невольники страшно боялись ночных чудовищ, которые, по их мнению, в изобилии водились возле Мон-Пеле, а потому черные точки с белыми мешками за спиной зашевелились.

Но у Ривери имелась и собственная причина для беспокойства – судно, на котором давным-давно должна приплыть его дочь Эме, все не появлялось. Конечно, возможно все, но отец старательно гнал от себя мысль о разных напастях, поджидающих отважных мореплавателей, рискнувших пересечь океан, чтобы добраться от Европы до Индий, как в Старом Свете часто называли земли и острова, открытые на стыке двух огромных континентов Колумбом и его последователями.

Мартиника, расположенная в самом проходимом месте, то и дело переходила из рук в руки, ее время от времени захватывали англичане, но французы упорно возвращались.

Английская оккупация особенных бед не приносила, но неприятности доставляла, в частности, страдали торговые суда, которые противник попросту конфисковывал. Но даже если это происходило, с пассажирами обращались по-джентльменски, их доставляли на ближайший остров, откуда бедолаг могли забрать родственники. В рабство не продавали, все же белые были слишком заметны в таком качестве.

Конечно, каждое путешествие, что из Вест-Индии в Старый Свет, что обратно, сопряжено с настоящим риском, потому без дела океан не пересекали. Но Эме закончила учебу в монастырской школе, и брат госпожи де Ривери почему-то предпочел вернуть ее домой в Сен-Пьер, а не вывести в свет в Париже или хотя бы в Нанте, где женихов, конечно, куда больше.

Господин Ривери недовольно сопел, меряя шагами край поля, и это недовольство вовсе не относилось к работавшим рабам, хотя могло бы, те едва двигались. Он размышлял, чем могла не угодить своему дяде Эме, если тот, прежде очарованный ее красотой и умом, вдруг отказался от покровительства племяннице. Это плохо, потому что Мартиника не так велика и подпорченная репутация здесь означает конец надеждам на замужество.

И все же, если бы дочь сейчас показалась на другом краю поля, отец забыл бы свое недовольство. Он любил Эме и откровенно скучал без своей хорошенькой, умненькой девочки, взявшей все самое лучшее от матери и отца.

У Эме синие, как небо, глаза, темные пушистые ресницы, алые губки и нежный овал лица. Конечно, не стоило отправлять малышку одну через океан, но шурин написал, что на Мартинику отправляется нотариус мсье де Роже, которого Ривери неплохо знал по делам на острове, теперь он вознамерился перебраться в Сен-Пьер окончательно, в Париже стало слишком опасно. Еще на Мартинику возвращалась мадам Валлет, весьма почтенная дама, гостившая у сына в Нанте.

Но любые сопровождающие ничто против штормов и бурь.

Господин де Ривери заметил, как к нему спешит слуга. Сердце дрогнуло, у слуги был весьма довольный вид. Это могло означать только одно: в порт Сен-Пьера пришло, наконец, судно, которого так долго ждали, прибыла его дочь Эме.

Плантатор поспешил навстречу, старательно усмиряя шаг. Никто не должен видеть его не только бегущим, но и просто спешащим, это немедленно вызовет дурные слухи и даже посеет панику. Ривери заставил себя остановиться и строгим взглядом окинуть ближайший ряд рабов, собиравших кофе. Это растение завезли на Мартинику не так давно, оно прекрасно прижилось, давало отменный урожай на склонах Мон-Пеле и неплохо кормило владельца плантации.

Сами склоны хотя и выглядели странно, не зря Мон-Пеле означает Лысая гора, но почву имели самую плодородную, какую господину де Ривери довелось видеть в жизни. Все понимали, что Мон-Пеле просто вулкан и его склоны покрыты вулканическим пеплом, следовательно, в любой день может произойти катастрофа, даже сам Ривери каждый год давал слово, что соберет урожай и переедет куда-нибудь подальше от этой выдыхающей серу горы.

Но за одним урожаем следовал другой, и так тянулось из года в год.

– Господин, – склонился перед хозяином чернокожий слуга, – мадама просит вас поспешить на ужин.

– Пришло какое-то сообщение?

Как же глупы эти слуги независимо от цвета их кожи! Никак не может запомнить, что не «мадама», а «мадам». И никогда толком не скажет все, что нужно, сразу, вечно из него клещами приходится вытаскивать.

– Сообщение? Нет, сообщения нет. Только сообщение, что надо торопиться на ужин, ягненок уже готов, и гости скоро прибудут.

– Какие гости?

Ривери старался не злиться, но это плохо получалось. Его экономке Марианне, приславшей на плантацию это наказание, следовало бы черкнуть два слова, но следовало признать, что женщина считала письмо почти дьявольским занятием. Вот расходные книги – другое дело, в них цифры и толковые записи, а все остальное от нечистого.

– Соседи, – неопределенно махнул рукой слуга.

Хозяин уже шагал в сторону дома, крикнув управляющему, чтобы присмотрел за рабами. Ривери был зол на всех и всё: на бестолкового слугу, на рабов, не желавших трудиться, управляющего, который не смог заставить их это делать, бестолковую экономку, на жару, на гору, запах серы от которой не давал дышать, на себя за то, что не уехал в прошлом году подальше от этого огнедышащего монстра, даже на дочь, которая все не прибывала. И на соседей, так некстати заявившихся в гости.

– Там эти… Важи… ри… – добавил, семеня следом за хозяином, слуга.