Читаем без скачивания Асфоделия. Суженая смерти (СИ) - Гэлбрэйт Серина

Сегодня Его императорское величество… как его звать-то? Стефанио вроде?.. был без короны и оттого казался обычным человеком, простым смертным, ничем не отличавшимся от других людей, заполнявших зал. На меня не взглянул, и двигаться дальше не собирался, впрочем, судя по попадавшим в поле моего зрения коленям, двигаться один леший некуда, всё занято.

Вот же ж… зараза!

Я обернулась к Тисону, занявшему место на второй скамье, позади меня, посмотрела максимально возмущённо. Ответный взор спокоен, незамутнённый, словно чистые речные воды, подумаешь, страшную островитянку к правителю подсадили. Ясен пень, ничего случайного в этой якобы случайности нет, но приятного всё равно мало и как-то сразу вспомнилось предупреждение Жизель.

Назначенные рыцари – стражники, назначенные служанки – соглядатаи.

И те, и другие действуют с одобрения и по приказу вышестоящего лица, как оное лицо велит, так они и поступят, никак иначе.

Придворные рассаживались согласно регламенту, занимая лишь те скамейки, которые полагались им по статусу, что очевидно даже человеку, далёкому от реалий жизни при дворе. Брендетта некоронованной королевой сидела на третьей от меня и теперь силилась прожечь во мне дырку взглядом, гневом праведным пылающим. Жизель нашлась на пятой на другой половине зала, Нарциссы вообще не видно, вероятно, её место было где-то на галёрке. И, разумеется, поглядывала на меня не только Брендетта.

Прямо ли, украдкой, сразу взгляд отводя или же позволяя себе задержать его на этакой диковинке, изучить её с любопытством то жадным, то скептичным, то брезгливым, но смотрели все.

Перешёптывались.

Обсуждали.

Какие эпитеты при том использовали – знать не хотелось.

Жуть-то какая.

Никогда не любила, когда на меня таращились в таком количестве, откровенно и с весьма умеренным стеснением, и повышенное внимание посторонних не радовало от слова «совсем». Пришлось отвернуться и сосредоточиться на происходящем на свободном пространстве между первым рядом и стеной с большим круглым окном, забранным витражом. Круг разбит на четыре разноцветных сектора, в каждом замысловатый вензель и под окном деревянный резной диск с теми же знаками, отличающийся от витража разве что отсутствием цвета. Никаких персонифицированных изображений четырёх богов Империи нет, ни картин, ни скульптур, лишь повторяющиеся знаки на медальонах на стенах на длинной стороне зала да раздельных деревянных пластинах ниже большого диска. Машинально потянувшись к собственной шее, я провела кончиками холодных пальцев по коже, пусть умом и понимала, что на мне нет кругляшка сродни тому, что носили монахини и Нарцисса. И когда я в первый раз очнулась в замке Делени, тоже ничего не было. Даже в том состоянии я бы заметила, будь на моей шее подвеска.

Была ли прежде, при настоящей Асфоделии?

Или вера в Четырёх меньше распространена за пределами Империи? Жизель же упоминала, что в прошлом веке её насаждали слишком уж активно, а насильственное привитие чужой религии редко когда до добра доводит.

– Добрыми ли были ваши сны прошедшей ночью, фрайнэ Асфоделия? – неожиданно осведомился император, не поворачивая ко мне головы.

А я вот не смогла удержаться и покосилась на сидящего рядом правителя. Ничего так профиль, гордый, величественный и нос прямой… в самый раз для монет…

– Ну… не знаю, – ответила честно, потому как не помнила, что мне снилось. И добавила поспешно: – Ваше императорское величество.

Женихи точно не снились.

К счастью.

– Здесь, на континенте, считается, что если сон, ниспосланный Аэрином Благословенным в первую ночь на новом месте, был добрым, то и пребывание там будет овеяно удачей, – пояснил Стефанио.

Может, это и есть одно из испытаний для дев жребия? А что, ситуация явно нестандартная, издалека видать, что подстроенная и не особо деликатно.

– На островах есть какие-либо похожие приметы для новоприбывших? – продолжил император экзотический допрос.

– Я… не знаю, – повторила раньше, чем сообразила, что в этом случае незнание – отнюдь не благо.

– С тех пор, как до нас дошли вести о произошедшем на Сонне, все вокруг только и твердят, что, должно быть, слуги Четырёх ошиблись, читая знаки богов, или что сие есть испытание, ниспосланное Империи и нам, её правителю… или что это – происки врагов, желающих нашего падения. И что нам надлежит держать вас, фрайнэ, на расстоянии безопасном… а лучше и вовсе сразу поступить так, как следует поступать со всяким, кто таит свои силы от зоркого ока Заката.

Выходит, всё-таки Асфоделия что-то да намагичила.

Я опустила взгляд на собственные руки, нервно мнущие складки розового платья, прислушалась к себе в поисках той самой силы, что так всех впечатлила.

В ответ заурчало в желудке.

– Но вопреки мнению советников, мы решили, что прежде следует увидеть всё своими глазами, – на меня Стефанио не смотрел, говорил негромко и со стороны, наверное, казалось, будто он не то что не обращается ко мне – совсем ни с кем не беседует, но медитативно созерцает витраж. – Мы отправили советника Шевери со срочной миссией, однако доклад достопочтенного фрайна удивил нас своей… противоречивостью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Понять бы, зачем император всё это мне рассказывает?

– Некоторые наши советники полагают, что вы искусно притворяетесь, что вы если не мятежница, то ставленница Хар-Асана, чья власть, как известно, простирается далеко за пределы их владений…

А это что ещё за зверь?

– Но коли так, то означает ли это, что слуги Четырёх действительно ошиблись?

Надеюсь, вопрос риторический.

Мелодично зазвенел колокол, шорох одежды, шаги и голоса позади стали громче на несколько секунд и затихли разом. Из бокового прохода вышел немолодой седовласый мужчина в белой сутане, украшенной косичками из четырёх цветов, встал перед большим диском, лицом к присутствующим, и воздел руки. Я выдохнула с немалым облегчением, радуясь возможности уйти от вопросов, ответить на которые я не смогу. Жрец велеречиво поприветствовал собравшихся, Его императорское величество и новый день, вознёс хвалу и витиеватую благодарность Четырём за всё хорошее и плохое, чем боги одарили смертных за день прошедший, и зачитал соответствующую выдержку из солидных размеров книги, лежащей на специальной подставке. По завершению чтения настал черёд собравшихся благодарить богов. За неимением лучших идей я старалась повторять за людьми вокруг – одухотворённый взор к диску и шевелить губами, делая вид, словно я и впрямь обращаюсь к Четырём.

Солнце заглянуло в храм через витражное окно, наполнило прежде тускловатые стёкла светом и цветом, расплескало по серым стенам и полу пылающий рубин, сочный изумруд, насыщенный сапфир и благородный серебристо-белый, будто искрящийся снег, бриллиант. Я отвернулась от диска, проследила за яркими пятнами, пляшущими по помещению, придавшими мрачноватому залу немного предпраздничной новогодней торжественности, невиданных прежде оттенков.

Красиво по-своему. Правда, никто больше внимания не обращал, привыкли, вероятно…

Подняла глаза и поймала недоумённый взгляд Тисона. Смутившись, села ровно, как положено. Ну да, все молятся, а я солнечным зайчикам и стёклышкам разноцветным радуюсь…

По окончанию благодарения Стефанио поднялся первым, за ним с дюжину человек, сидевших на этой же скамейке, включая старшего Шевери. Император удалился в сопровождении свиты и только после начали вставать и выходить остальные. Я тоже поднялась, но лезть вперёд не торопилась, ожидая, пока выйдет большинство. И когда шагнула было на центральный проход, дорогу мне заступила женщина.

Высокая, статная, в чёрном с золотом платье, с убранными в сложную причёску тёмно-каштановыми волосами и голубыми глазами, полными ясно читающейся насмешки. Тонкие, подкрашенные тёмным кармином губы растянулись зеркальным её отражением, оценивающий взор без всякого стеснения прогулялся по мне от края юбки до макушки. В ответ я тоже посмотрела прямо, изучающе, отмечая черты лица, и в молодости вряд ли способного похвастаться миловидностью, и морщинки, скрыть которые не могли ни слой пудры, ни рассеянное освещение храма.