Читаем без скачивания Маскарад на семь персон - Олег Рой

Впрочем, видик – под чипсы с пивом, не то что какие-нибудь сопляки! – это тоже круто. У самого Игоря видеомагнитофона не было до сих пор: отец искренне полагал, что это пустая трата времени, и заводить дома «дурную машинку» отказывался категорически. Хотя вполне мог бы, в отличие от многих и многих сограждан «попроще». Все-таки для большинства видеомагнитофон оставался пока экзотикой. Так что Игорь чувствовал себя неким небожителем, когда, пренебрежительно сморщившись, бросал на перемене: «Да надоел уже этот видак хуже горькой редьки! Но куда ж нынче без него! Мхом порастешь!» Так что не такую уж он жертву приносил, когда пялился с Серым и Косым в очередной боевик (а то еще и порнушку, не, ну чисто поржать).

Но шляться по вечерней Москве казалось, конечно, куда более захватывающим и острым удовольствием. Не обязательно даже было заходить в злачные места – можно просто на крышу залезть или еще что-нибудь в этом роде. Но это действительно заводило: адреналин бил в голову и в ноги, в животе становилось холодно, в голове позванивало и шумело – даже без всякого пива – короче, круто! Может, со стороны их развлечения и выглядели глуповато, думал иногда Игорь, но это ведь развлечения, они и не должны быть сильно умными, главное, чтоб в ушах звенело, разве нет?

Игорь звал с собой и Матвея, но тот, как правило, отказывался. Так же тихо, но твердо, как когда-то сказал, что «училка – это грубо, нельзя так говорить». Так же, как однажды, когда Серый и Косой, закурив, предложили и Игорю с Матвеем, сделал две затяжки и, покачав головой, вернул сигарету Серому: «Спасибо, мне больше не хочется».

Почему-то переломной точкой стал не «курительный опыт», а одна на первый взгляд совершенно невинная прогулка. К тому, что Матвей вечно занудствует, отказываясь «замотать» математику или махнуть на последний сеанс в кино, Игорь привык давно, классе, наверное, в пятом, даже удивляться перестал. Но прогуляться по замерзшему пруду в соседнем парке предложил не он, а Серый. Матвей же, чуть нахмурившись, покачал головой: мол, лед еще слабый, опасно, зачем на рожон лезть.

Смешно, ей-богу! Так ведь самый смак и есть в том, чтобы лезть на рожон! Только полный Мотя этого может не понимать. Игорь, пустив в ход все свое обаяние, приятеля все-таки уболтал.

Нет, ничего страшного не случилось, никто не провалился, лед оказался не настолько слаб. Ветер смел с него весь снег, и в глубине ходили какие-то темные тени. Игорь, посмеиваясь, рассказал, как деревенские пацаны когда-то пугали его крокодилом. Может, в этом московском пруду тоже зазимовал крокодил? Они, все четверо, с непонятным азартом вглядывались в мутную ледяную поверхность: вон туда тень двинулась, айда за ней!

Назавтра Игорь сидел за партой один – промерзший на пронизывающем ветру Матвей подхватил жесточайшую простуду. Даже по телефону отвечал еле-еле, как будто протискивал слова сквозь хрипы и сипение. Игорю даже стало немного стыдно – зачем он потащил Громова на пруд? Но, с другой стороны, разве он, Игорь, виноват в том, что тот такой хлюпик? Если ты такой умный, чего не закаляешься? Впрочем, говорить этого и без того страдающему приятелю Игорь не стал. Но и звонить больше не звонил, не говоря уж о том, чтобы навестить. Да и к чему? Сидеть с постной рожей, выражая сочувствие страдальцу? Ну так страдалец сам виноват, что болезни поддался.

«Страдалец» оправился только недели через две. Влетев в класс перед самым звонком – почему-то в понедельник просыпаться было особенно тяжело, так что прибегал Игорь всегда в последнюю минуту, – он увидел за партой знакомо склонившуюся над книгой голову – все как всегда, будто ничего и не случилось.

– Выздоровел, значит? – спросил он довольно глупо.

– Да, спасибо, – негромко ответил Матвей, не отрывая глаз от раскрытого учебника.

Игорь чувствовал, что надо сказать еще что-нибудь, но что? Пошли гулять после уроков? Наверняка откажется, скажет, холодно, болел ведь только что. Позвать в гости – в выходные? Тоже глупо, неделя только началась. Спросить, что задали… ах да, Матвей же только что пришел, откуда ему знать.

Промаявшись так весь день, назавтра Игорь просто пересел к Борьке Лынько. Тот не блистал ни интеллектом, ни особым дружелюбием, но других свободных мест все равно не оказалось, а в морской бой Борька играл виртуозно. Биологичка даже сделала им замечание.

По правде говоря, сидеть с Лынько Игорю вовсе не хотелось, он рассчитывал, что Громов на первой же перемене подойдет и спросит, что за новости, почему пересел и все такое. Или записку пришлет. Сделает первый шаг. Ну хоть какой-нибудь! Игорь, разумеется, даже не станет говорить, что Громов сам виноват, нечего было в молчанку играть. И вернется на прежнее место, на их вечную третью парту в крайнем ряду. И все наладится, все станет, как всегда было.

Но Матвей смолчал.

Нет, они не ссорились – разве можно поссориться, не обменявшись ни словом? И ничего похожего на традиционно школьное «он с ним не разговаривает» тоже не было – равнодушно бросали друг другу «привет-привет», обменивались по необходимости какими-то репликами, Громов даже подсказывал «тонущему» у доски или на контрольной Игорю – как раньше. И домашку дать списать не отказывался. Но… и все.

Как шутил совсем по другому поводу отец, прошла любовь, завяли помидоры. Почему именно помидоры, Игорь не знал, но к сложившейся ситуации шутка подходила идеально. А что ж, не горевать же теперь, вот еще не хватало!

Ну и ладно, пусть помидоры, хмыкал он мысленно. «Oh, East is East, and West is West, and never the twain shall meet», как писал Киплинг, которого любила цитировать «англичанка». Перевод она читала, презрительно поджав губы: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись», и добавляла, что знакомиться с поэзией по переводу – все равно что есть вместо настоящего яблока нарисованное. На англичанкино презрение Игорю было наплевать, а про Запад и Восток – очень понравилось. Это было… жизненно. И совсем не про географию, а про людей. Он ведь ничем не хуже Мотьки. Да, наверное, и Мотька ничем не хуже его, только почему-то все время пытается главного изображать. Ну или воспитателя. Вот кто ему дал право Игорю замечания делать? Подумаешь, правила у него на все есть! Вон Серый с Косым старше, а Игорю чуть не в рот смотрят. И ни про какие правила не вспоминают. И вообще, с ними гораздо веселее.

А уж когда обе бабули в апреле перебрались «на дачу» – вообще красота настала! Особенно в выходные, когда родители туда же отправляются – «подышать нормальным воздухом». Прямо праздник, честное слово! Никто над ухом не зудит, никто над душой правилами не размахивает. Когда с собой на дачу пытаются тащить, всегда можно отговориться, что много задают, а еще школьная волейбольная команда без него пропадет. Отец уважительно кивал – и Игорь оставался сам себе хозяином.

Видик теперь смотрели у него в квартире, все-таки это было гораздо приятнее, чем в обшарпанной двушке у Серого, где кухня размером с носовой платок – вдвоем и не разминуться. Да и облезлое там все какое-то… А у Игоря – чисто, просторно. Главное – к вечеру воскресенья, когда возвращаются с «дачи» родители, прибрать следы посиделок.

В одну из суббот зашел вдруг Громов. Зашел под каким-то дурацким, совершенно надуманным предлогом – что-то там про домашку по биологии. Уж будто по телефону нельзя все выяснить, непременно нужно в дверь трезвонить. Игорь даже запаниковал слегка, подумав, что это отец что-то забыл. Знакомить отца с Серым и Косым Игорю как-то… не хотелось. Не то чтобы родители стали бы ругать, это вряд ли. И уж точно не потому, что Серый с Косым явно относились к тем, кого мама именовала «неподходящими знакомствами». Для нее, может, и неподходящие, а Игорю – в самый раз. Но почему-то ему казалось, что и отец его выбор не одобрит.

Вон как Громов. Зашел, поглядел на маячившего в дверях кухни Серого и хмыкнул что-то себе под нос. Ладно хоть вслух ничего не сказал. Без его замечаний проживем! Вот зачем, спрашивается, вообще приходил? Игорю вспомнилось, как на литературе изучали «бессмертную комедию «Ревизор» Николая Васильевича Гоголя». Пьеса показалась ему глупой, сюжет – насквозь надуманным (ну не идиоты ли они там, в самом-то деле – увидеть в невзрачном и наверняка бедно одетом хмыре высокопоставленного чиновника?). Но слова Городничего почему-то запомнились: «Сегодня мне всю ночь снились две необыкновенные крысы… пришли, понюхали и пошли прочь». И сейчас показалось, что Громов – как те «необыкновенные крысы»: пришел, понюхал и пошел прочь. Зачем, спрашивается?

Впрочем, долго Игорь об этом не думал. Что ему до Громова? Есть и более интересные темы. Тем более что учебный год вскоре закончился, и времени на «интересное» стало гораздо больше.

Ехать в деревню, конечно, все-таки пришлось, но «дачные радости» удалось сократить до одного месяца – размеров родительского отпуска. Ну тут уж было просто не отвертеться. Отец произнес свою любимую фразу про манную кашу на чистом столе – и пришлось, вздохнув, собираться. Хотя вздыхал Игорь не слишком искренне: раскаленный, воняющий бензином асфальт ему уже поднадоел, и провести конец лета среди природы казалось вполне привлекательной идеей. Он лениво бросал в сумку какие-то футболки и думал: купаться… Купаться… Купаться! И еще – в лес! И спать не в душной квартире, а в гамаке под яблоней: утром, еще не разлепив глаза, протягиваешь руку и – опа, в ладонь ложится увесистое сочное яблоко…