Читаем без скачивания Озорница (Ангел на час) - Тереза Медейрос

— Видимо, вам придется задержаться здесь до полного выздоровления, — проворчал он и, погрозив пальцем, строго предупредил: — На случай, если вам придет в голову запустить змею в постель Пенфелда, имейте в виду, что змей в Новой Зеландии не водится.

— Обещаю вести себя пристойно, — пообещала Эмили с улыбкой, от чего на щеке ее тут же прорезалась ямочка.

Джастин подозревал, что у них разные представления о пристойности, и в ближайшее время ему предстоит немало новых хлопот, однако оставалось лишь смириться. Он направился было к двери, но замешкался. Не терпелось задать незваной гостье еще несколько вопросов. Однако тем самым он бы нарушил неписаные законы местного гостеприимства. В Новой Зеландии не принято дотошно расспрашивать незнакомцев; слишком много секретов и скандальных историй приняла эта земля, слишком много людей с темным прошлым сошли на этот берег. Поэтому здесь свято чтят кодекс чести и полны решимости отстаивать право на неприкосновенность личности ценой собственной жизни. Только в этом случае есть гарантия, что унесешь свое прошлое в могилу и оно не станет всеобщим достоянием. Сам Джастин готов был скорее умереть или кого-то убить, чем позволить посторонним ковыряться в своих еще свежих душевных ранах. Он не стал мучить девушку вопросами.

— Вам нечего здесь опасаться, мисс Скарлет, — сказал он. — Никто никогда не попытается выведать ваши секреты. Многие прибывают в Новую Зеландию лишь с одной целью — чтобы расстаться со своим прошлым.

В ответ девушка склонила голову, каштановые локоны закрыли лоб и глаза, трудно было прочитать выражение ее лица.

— Согласитесь, сэр, что есть и такие, кто прибывает сюда, чтобы обрести свое прошлое.

Внезапно он вспомнил, что до сих пор не представился своей гостье. За годы жизни в Новой Зеландии Джастин Коннор привык относиться ко всем с подозрением, с этим чувством он сроднился. Впрочем, бедная девочка никак не могла быть шпионкой, подосланной неугомонной мисс Винтерс либо его семейством.

— Меня зовут Джастин, Джастин Коннор, — небрежно бросил он перед тем, как закрыть за собой дверь, и не видел, как губы Эмили искривились в торжествующей злой улыбке.

Джастин шел с такой скоростью, будто старался как можно дальше и как можно быстрее удалиться от хижины. Длинными шагами он мерил кукурузное поле, и коротконогий Пенфелд едва поспевал за своим господином.

— Будь все трижды проклято! — взорвался наконец Джастин. — Нельзя допускать, чтобы несмышленые девчонки так смотрелись в присутствии взрослых мужчин!

Пенфелд не разделял тревоги своего господина, его одолевали совершенно иные заботы: он чувствовал себя крайне неуютно на свежем воздухе без сюртука.

— О чем вы говорите, сэр? Ничего странного или необычного я не приметил. Девочка как девочка, немного смахивает на мальчишку.

Джастин остановился как вкопанный, развернулся и изумленно уставился на слугу.

— На мальчишку, говоришь? С кем ты ее сравниваешь? С Еленой Прекрасной? Или с Клеопатрой? При чем здесь ее внешние данные? Я совсем о другом, не о том, как она смотрится, а как она смотрит на меня. Откуда этот зрелый блеск в глазах? У кого она, хотелось бы знать, научилась хитрому трюку с нижней губой?

Джастин оттянул собственную губу, чтобы проиллюстрировать свою мысль, но встретил полное непонимание. Слуга тупо смотрел на своего господина, моргая белесыми ресницами. А Джастина при одном воспоминании об аппетитной нижней губке прошиб пот и тонкой струйкой потек между лопатками. Тут до него дошло, что он забыл дома шляпу и солнце отчаянно припекает непокрытую голову.

— Ты прав, Пенфелд, не стоит она того, чтобы мы только о ней думали и говорили. Совершенно безмозглое существо! Откуда ей было знать, что мы за люди? Да если бы она стала так кокетничать в Окленде с китобоями или лесорубами, ее тут же упекли бы в дом терпимости. Она бы опомниться не успела, как оказалась бы среди шлюх.

Слуга заметно побледнел, как всегда, при упоминании об Окленде. Джастин нашел его там четыре года назад. Пенфелд брел по улице как лунатик, не глядя по сторонам, его добротный когда-то костюм превратился в лохмотья, а в руке он сжимал единственную оставшуюся у него драгоценность — расколотую чайную чашку.

Джастин заботливо вычистил пылинку, запутавшуюся в редких волосах слуги, и попытался его успокоить:

— Ну вот, теперь и ты туда же. Не выпячивай нижнюю губу и не дрожи. Девчонку я все-таки отправлю в Окленд, как бы она ни пыталась отвертеться. Много о себе понимает, верно, сочла меня законченным идиотом, когда я прикинулся, будто поверил, что она подвернула ногу.

— Что-то я не припомню, сэр, чтобы вы поднимали шум без причины, — с тяжелым вздохом заметил Пенфелд. Слова господина окончательно испортили ему настроение, словно Джастин заявил о намерении отправить девушку в Содом с заездом по пути в Гоморру.

— Сейчас же вернусь домой, — решительно провозгласил Джастин, направляясь к хижине, — велю ей собрать вещи...

— Нет у нее никаких вещей, — робко напомнил слуга.

Джастин остановился и посмотрел вниз. Склон холма на краю кукурузного поля густо зарос высокой травой, заканчивавшейся у песчаного пляжа. Под легким ветром чуть колыхались пушистые метелки.

Да, Пенфелд прав, у девчонки действительно ничего нет за душой, только чужой сюртук на плечах. Она вошла в их мир, не обремененная вещами, нагая и беззащитная, как все мы изначально появляемся на свет божий.

«Что ж, — рассуждал Джастин, — в конце концов, я уже не мальчик и у меня хватит сил смирить свою плоть и в ближайшие дни оставить девушку в покое. Если же к исходу недели она по-прежнему не пожелает покинуть мой дом, придется игнорировать мнение Пенфелда. Если потребуется, силой заставлю ее отправиться в Окленд и сам буду ее сопровождать. Ну, а тем временем надо будет хорошенько до седьмого пота наломать спину в поле, чтобы, когда вернешься домой, никаких лишних мыслей и только одно желание — завалиться в койку и спать».

Джастин запустил руки в волосы и несколько раз сильно дернул их, чтобы прогнать наваждение. В конце концов, не ее вина, если при каждом взгляде на девушку он тут же представлял себе ее нагой на залитом луной пляже, если при каждом прикосновении возникало желание... Джастин глухо застонал.

Тяжкие его раздумья прервал веселый крик:

— Пакеха! Пакеха!

Вверх по склону холма неслась стайка детишек, на их обнаженных, цвета меда, телах отливало солнце. Шествие замыкал Трини. Джастин присел, и вожак ватаги врезался в него, как упругий мяч, брошенный сильной рукой. Джастин сделал вид, будто едва устоял на ногах.