Читаем без скачивания Девять граммов пластита - Марианна Баконина

– Не знаю, как и быть. Мне тут Москва заказала подробности. Какой яд, сколько подозреваемых. А у вас молчат, как в рот воды набрали… Вот и ты молчишь. – Кирилл решил добавить чуть-чуть обидчивости.

– А что говорить? Яд самый примитивный, цианид. В аптеке его не купишь. Но и никакой экзотики. Стандартный препарат, так что след не возьмешь.

– А этот ваш полковник Бойко, он толковый?

– Я ж при погонах. У меня четыре маленькие звезды, у него три большие. Он по субординации толковый. – Эдик дал понять, что обсуждать начальство не намерен.

– Ладно, давай еще выпьем, отличный коньяк. Не хуже, чем в «Гранд-отеле».

– Не знаю, не пробовал, – как-то очень поспешно откликнулся Туманов. Но рюмку допил. Кирилл тут же налил по-новой.

– Слушай, а ты мне встречу с кем-нибудь из следственной группы не можешь организовать? Век не забуду!

– Можно попробовать. – Эдик пожал плечами. – Но обещать не могу…

– Тогда я тебе завтра утречком позвоню, часиков этак в одиннадцать. – Кирилл знал, что к этому времени Москва наверняка сформулирует задание. – Я звякну по служебному, но на всякий пожарный дай-ка домашний.

– Домашний мне сейчас отключили. А по служебному – конечно, звони. Но интервью все же не обещаю.

– Твой отец-то сейчас где? В Ереван не вернулся? – Журналист Айдаров, получив часть желаемого, решил перейти к темам, приятным для собеседника. Однако Эдик опять напрягся:

– Нет.

– Как можно жить сейчас в Дагестане – не представляю. После всех этих событий, после чеченской войны…

– Да, трудно там…

Не выходил у них с Тумановым общечеловеческий разговор. Ну, никак не выходил. Придется совсем нейтральные темы выбирать.

– Хорошо здесь, уютно. – Айдаров огляделся. Уютом от пластмассы и голых стен даже не пахло. – Атмосфера хорошая. Ты давно это заведение обнаружил?

– От работы близко.

Коньяк заканчивался.

– Ну что, кофе?

Эдик подозвал официанта. За кофе они снова говорили об однокурсниках. Кто, где, когда. Вспоминали поездки в колхоз и в стройотряд, экзаменационные хитрости и преподавателей. Туманов несколько оживился. Простились они вполне дружески.

– Тебя подвезти?

– Поедешь под газом?

– Да чего там, сто грамм. Для моей комплекции – не доза.

– Нет, я тачку поймаю…

– Тогда до завтра!

– Пока!

Кирилл ехал домой и удивлялся. Странный парень этот Туманов. Вел себя словно шпион, который не уверен в собственной легенде и потому старается быть предельно осторожным. Молчит. Таится. Впрочем, Бог ему судья, лишь бы помог.

До дома журналист Айдаров добрался благополучно и так же благополучно лег спать. Надо отдохнуть, завтра трудный день.

ОН НЕ ПРИДЕТ, ОН ОЧЕНЬ ЗАНЯТ

Без четверти девять Лизавета вошла в «Асторию». Швейцар в замысловатой шляпе и ливрее вежливо придержал дверь, но никаких вопросов не задал. Прошли времена, когда каждую входящую в гостиницу даму принимали за работницу койки и презерватива и либо не пускали, либо старались слупить побольше денег. За вход, за столик в ресторане, за любой чих. Теперь – демократия, свобода. По крайней мере, свобода входить в четырехзвездочный отель в любой час дня или ночи. Хотя не исключено, что и сегодня представительниц древнейшей профессии обирают, а Лизавету не тронули только потому, что швейцар опытный гусь и навскидку отличает профессионалку от гостьи. Или же в рыжеволосой, скромного облика девушке узнал звезду экрана.

Скромность облика объяснялась выбранным Лизаветой стилем, который назывался «девушка в моем костюме». Серый брючный костюм был сшит для женщины, но так, чтобы казалось, будто она взяла его у приятеля пофорсить.

Лизавета купила этот костюм в лондонском «Баркерзе». Он стоил дороже, чем она могла себе позволить, но ей понравился стиль. И она решила его примерить – просто так, чтобы понять, идут ей такие вещи или нет, – а уж потом подыскать нечто подобное в универмаге подешевле. Все же «Баркерз» – это для верхнего слоя среднего класса.

Едва Лизавета надела пиджак, как продавщица принялась охать и восторгаться:

– На вас сшит, точно! Вы первая у нас такая – только примерили, и сразу тип-топ.

Они, конечно, обязаны восторгаться по службе. Покупательницы в «Баркерзе» капризные, избалованные. Но Лизавета и без кудахтанья продавщицы видела, что вещь для нее.

Ей всегда было достаточно просто покупать готовые вещи. Высоким и стройным все идет, если, конечно, есть одежда подходящего роста. В свое время в СССР на швейных фабриках были довольно суровые представления о женских фигурах. Считалось, что если женщина высокая, то непременно толстая, а если ростом метр пятьдесят, то может быть и худенькой. Лизавете с ее метром семьюдесятью и сорок четвертым размером подыскать что-либо было нелегко. Но те проклятые времена канули в Лету.

Она еще раз критически осмотрела себя в зеркале – удобно примерять одежду не в узенькой кабинке за занавеской, а в просторной комнате. Вот ведь умеют капиталисты ухаживать за клиентом. У нас отечественные капиталисты тоже пооткрывали «бутики» для толстосумов. Цены там круче, чем в «Баркерзе», а примерочные все равно напоминают канцелярские шкафы.

– Брюки, кажется, коротковаты. – Лизавета встала на цыпочки.

Продавщица стремительно нагнулась и посмотрела подшивку.

– Можно удлинить.

– Я еще не знаю, буду ли покупать. Все-таки двести тридцать фунтов…

– Сейчас позову управляющего. Для леди мы можем сделать скидку.

Продавщица убежала. Через минуту явился управляющий. Благообразного вида седой джентльмен в синем блейзере с золотыми пуговицами и черных брюках с кинжальными стрелками. Он окинул критическим взглядом сначала Лизавету, а потом ее развешанную на крючках одежду и валявшиеся рядом туфельки. Вероятно, решал, достойна ли она носить одежду из «Баркерза». Завершив осмотр, управляющий откашлялся, поздоровался и спросил:

– Вы у нас первый раз покупаете?

Видимо, у них постоянным клиентам положены льготы.

– Я вообще первый раз в Лондоне. Я журналист из России.

– Русская? – Седые брови джентльмена поползли вверх. Наверное, управляющий вспоминал ставшие уже стандартными легенды о новых русских, разбрасывающих стодолларовые купюры.

«Не видать мне скидки, как шведам Полтавы. Может, это и к лучшему, найду что-нибудь не такое дорогое». Лизавета принялась решительно расстегивать пиджак.

– Костюм действительно к лицу и фигуре мадам. Его многие примеряли, но… До Рождества, конечно, далеко, однако осень на исходе, и, пожалуй, я могу уступить… Тридцать процентов… Даже тридцать пять… Скажем, сто шестьдесят фунтов…

Лизавета еще раз глянула в зеркало. Гулять так гулять!

– Хорошо, только, если можно, удлините брюки.

– Пожалуйста.

Работать в «Баркерзе» умели. В половине восьмого вечера у них где-то сидел портной, и, пока Лизавета ходила к кассе, продавщица все устроила.

Сергей ждал ее у входа в универмаг.

– Я думал, что тебя опять забрали в полицию.

– Нет, просто я купила костюм. Жутко дорогой. Если бы этот напыщенный управляющий знал, что я зарабатываю четыреста долларов в месяц, он выгнал бы меня, как самозванку. Или вызвал бы службу охраны…

– Им не важно, сколько ты зарабатываешь, их интересует только, сколько ты можешь потратить!

– Я теперь должна экономить даже на еде.

– Значит, идем в тайский ресторан. Я знаю один неподалеку. Отмечать покупку. Не скажу, что ресторан дешевый. Но… будь моей гостьей!

Господи, сколько у нее теперь общих с Сергеем воспоминаний! Лизавета остановилась у стойки портье:

– У вас должно быть письмо для Елизаветы Зориной.

Девушка с хорошей прической и лицом несообразительной мышки лениво посмотрела на нее, потом покопалась в ящичках и протянула конверт.

Все правильно. Сергей, презиравший русские линии связи и особенности русского национального сервиса, подстраховался. Оставил ей записку на входе. Всего шесть слов:

«Тоскующий романтик и ужин ждут Вас!»

– Номер триста сорок два?

– Ключ не сдавали, – оглянулась Мышка.

– Спасибо.

Лизавета двинулась в сторону лифта.

Интересно, что он придумал к ужину? В том, что Сергей Анатольевич Давыдов что-нибудь да придумал, она ни секунды не сомневалась.

Лизавета шла по длинному гостиничному коридору и вспоминала митинги в защиту «Англетера». Заря перестройки. Чуть ли не первый совместный с финнами проект. Реконструкция «Астории» и «Англетера». Страсти бушевали нешуточные. Кричали в мегафоны литературоведы-любители. Толкались энтузиасты митингового дела. Учителя-активисты выводили школьников на Исаакиевскую площадь. Все беспокоились о том, куда денется мемориальный гвоздь, о который споткнулся белокурый великий поэт. Митингующие бушевали так, словно Есенин никогда не был полузапрещенным поэтом, словно все шестьдесят лет после его смерти вызолоченный гвоздь в номере «Англетера» был объектом общегосударственного масштаба. Старое здание все равно снесли. Построили новое. Точно такое же, по прежнему проекту. «Астория» стала одним из лучших отелей Петербурга. Митинговавшие литературоведы забыли о поражении и ушли в политику. Правда, и там они остались любителями – любителями гнать гнилую волну.