Читаем без скачивания Прибыль на людях - Ноам Хомский

Вместе с правильным пониманием идеи «согласия» мы уразумеваем, что претворение в жизнь планов бизнеса, сопровождающееся игнорированием возражений широкой общественности, происходит «с согласия управляемых»: одна из форм «согласия без согласия». Вот честное описание того, что происходит в Соединенных Штатах. Между предпочтениями публики и публичной политикой зачастую бывает зазор. В последние годы этот зазор сделался значительным. Следующее сравнение проливает дальнейший свет на функционирование демократической системы.

Более 80 % общественности полагает, что управление Соединенными Штатами «осуществляется ради выгоды немногих и ради особых интересов, но не для народа» что выше 50 % в предшествовавшие годы. Свыше 80 % считает, что экономическая система «по сути несправедлива» и что рабочие слишком мало влияют на происходящие в стране события. Более 70 % ощущает, что «бизнес приобрел чересчур большую власть над слишком многими аспектами американской жизни». Ив пропорции чуть ли не 20:1 общественность полагает, что корпорациям «следовало бы иногда жертвовать частью своей прибыли для улучшения положения их рабочих и сообществ».

В важнейших аспектах общественность упрямо остается на социал-демократических позициях. Подобное положение дел имело место даже в годы правления Рейгана, несмотря на изрядное количество мифов, утверждающих обратное. Но мы также должны заметить, что этим позициям далеко до идей, одушевлявших демократические революции. Рабочий народ Северной Америки в XIX веке не умолял своих правителей сделаться более благосклонными. Скорее он отрицал их право на управление. «Те, кто работает на заводах, должны владеть ими», требовала рабочая печать, поддерживая идеалы американской революции в том виде, как их понимала опасная чернь.

Состоявшиеся в 1994 году выборы в Конгресс поучительный пример несовпадения риторики и фактов. Их назвали «политическим землетрясением», «обвальной победой» и «триумфом консерва тизма», отражающим продолжающийся «дрейф вправо», когда избиратели дали «всепобеждающий народный мандат» ультраправой армии Ньюта Гингрича, который обещал «сбросить правительство с наших спин» и вернуть счастливые дни, когда царил свободный рынок.

Если обратиться к фактам, то «обвальная победа» была одержана с участием лишь чуть более половины проголосовавших, что составляет около 20 % электората, и эти цифры почти не отличаются от происшедшего двумя годами раньше, когда выиграли демократы. Один из шести проголосовавших описал результат как «подтверждение повестки дня республиканцев». Один из четырех слышал о «Договоре с Америкой», в котором была представлена эта повестка дня. А будучи осведомленным, громадное большинство населения по сути дела противостояло всему этому. Около 60 % общественности желало повышения социальных расходов. Год спустя 80 % общественности утверждало, что «федеральное правительство должно защищать наиболее уязвимые категории общества, в особенности бедных и пожилых людей, гарантируя им минимальный жизненный уровень и обеспечивая их социальными пособиями». От 80 до 90 % американцев поддерживают федеральные гарантии государственной помощи для нетрудоспособных, страховку по безработице, льготы на лекарства по рецептам и санитарный уход на дому для пожилых людей, минимальный уровень цен в здравоохранении, а также социальные гарантии. 3/4 американцев поддерживают федеральные гарантии охраны детства (детсады и ясли) для работающих матерей с низкими доходами. Стойкость таких взглядов особенно порази тельна в свете неослабевающего натиска пропаганды с целью убедить общественность, что она исповедует совсем «не те» убеждения.

Исследования общественного мнения показывают, что чем больше избиратели узнавали о программе республиканцев в Конгрессе, тем сильнее они противостояли этой партии и ее программе для Конгресса. Знаменосец «революции» Ньют Гингрич был непопулярным даже во время своего «триумфа»; впоследствии его популярность неуклонно падала, и в итоге он сделался, вероятно, самой непопулярной политической фигурой в США. Одной из наиболее комических черт выборов 1996 года стала ситуация, когда самые близкие соратники Гингрича изо всех сил старались отрицать всякую связь со своим лидером и его идеями. На первичных выборах для определения кандидатов так называемых праймериз, первым из кандидатов, которому предстояло сойти со сцены, оказался Фил Грамм, единственный представитель конгрессменов-республиканцев, хорошо финансировавшийся и говоривший все слова, какие избирателям, согласно газетным заголовкам, полагается любить. В действительности же стоило кандидатам встретиться с избирателями в январе 1996 года, как почти весь круг спорных политических вопросов внезапно «испарился». Наиболее драматический пример относится к сбалансированию бюджета. На протяжении 1995 года все важнейшие дискуссии в стране касались того, сколько лет на это потребуется семь или чуть больше. Когда бушевал спор, правительству несколько раз затыкали рот. Но как только начались предварительные выборы, разговоры о бюджете умолкли. «Уолл-стрит джорнэл» с удивлением сообщала что избиратели «отказались от своей зацикленности на сбалансировании бюджета». На самом деле избиратели «зациклились» как раз на противоположном, что систематически показывали опросы: на противодействии сбалансированию бюджета на любых минимально реалистических условиях.

Точнее говоря, некоторые категории общественности действительно разделяли «зацикленность» обеих политических партий на сбалансировании бюджета. Так, в августе 1995 года бюджетный дефицит, наряду с бездомностью, был избран в качестве важнейшей проблемы страны пятью процентами населения. Но оказалось, что 5 % зацикленных на бюджете это люди, имеющие вес в обществе. «Американский бизнес высказался: сбалансируйте федеральный бюджет», объявил еженедельник «Бизнес уик», сообщив о результатах опроса руководства компаний. А когда высказывается бизнес, говорят представители того политического класса и тех СМИ, которые информировали общественность о том, что она якобы потребовала сбалансированного бюджета, и подробно рассказали об урезании социальных расходов в соответствии с волей народа, но, как показали опросы, это произошло при игнорировании значительного противодействия со стороны самого народа. Неудивительно, что стоило политикам столкнуться с «большим зверем», как эта тема внезапно исчезла из виду.

Также неудивительно, что планы продолжают проводиться в жизнь старым испытанным способом: жестокое и зачастую непопулярное урезание социальных расходов сопровождается, однако же, ростом бюджета Пентагона. В обоих случаях наблю дается как противодействие подобного рода политике со стороны общественности, так и ее мощная поддержка со стороны бизнеса. Причины увеличения военных расходов будет нетрудно понять, если мы уясним роль пентагоновской системы для США: перемещать социальные фонды в передовые секторы промышленности, чтобы, к примеру, защищать богатых избирателей Ньюта Гингрича от рыночных строгостей с помощью правительственных субсидий, превосходящих таковые для любого другого пригородного района в стране (за пределами самого федерального правительства), пока лидер консервативной революции обличает это правительство и прославляет замшелый индивидуализм.

С самого начала по результатам опросов было ясно, что байки о сокрушительной победе консерваторов представляют собой ложь. Теперь обман молчаливо признан. Специалист по общественному мнению, принадлежащий к поддерживавшим Гингрича республиканцам, объяснил, что когда он сообщил, что большинство поддержало «контракт с Америкой», он имел в виду, что этим людям нравились лозунги, использованные для «упаковки». К примеру, его исследования показали, что публика противодействует сворачиванию системы здравоохранения и хочет «сохранять, защищать и укреплять» ее «для следующего поколения». Итак, фактический демонтаж системы здравоохранения подан в упаковке «решения, сохраняющего и защищающего» систему здравоохранения для следующего поколения. То же верно и по отношению к другим идеологическим лозунгам консерваторов.

Все это весьма естественно для общества, которое по сути дела управляется бизнесом и тратит на мар кетинг гигантские расходы: один триллион долларов в год, 1/6 валового внутреннего продукта, причем значительная их часть исключается из суммы, подлежащей налогообложению, так что люди платят за привилегию подвергать манипуляциям собственные мнения и поведение.

Но «большого зверя» трудно укротить. Многократно полагали, будто эта проблема решена и достигнут «конец истории» в воплощенной утопии хозяев. Один из классических моментов относится к истокам неолиберальной доктрины в начале XIX века, когда Давид Рикардо, Томас Мальтус и другие великие фигуры классического либерализма провозгласили, что новая наука с непреложностью законов Ньютона доказала, что мы лишь вредим бедным, стараясь помочь им, и что лучший подарок, который мы можем предложить страдающим массам, состоит в избавлении их от иллюзии, будто они имеют право на жизнь. Новая наука якобы доказала, что у людей нет прав, кроме тех, каких они могут добиться на нерегулируемом рынке труда. В 30-е годы XIX века казалось, что в Англии эти доктрины одержали победу. Одновременно с триумфом правой мысли, служившей интересам британских мануфактурщиков и финансистов, народ Англии был «загнан на тропы утопического эксперимента», как пятьдесят лет назад в своей классической работе «Великое преобразование» писал Карл Поланьи. Это был «самый безжалостный акт социальной реформы» за всю историю, продолжал он, акт, «сокрушивший множество жизней». Но возникла непредвиденная проблема. Глупые массы стали приходить к выводу: «если у нас нет права на жизнь, то у вас нет права на управление». Британс кой армии пришлось бороться с бунтами и беспорядками, а вскоре возникла еще более серьезная угроза начали организовываться рабочие, требовавшие, чтобы фабричные законы и социальное законодательство защитило их от жестокого неолиберального эксперимента. Зачастую же требования трудящихся шли гораздо дальше просьб о социальной защите. Наука, к счастью, гибкая, обретала новые формы по мере сдвига мнения элиты, реагировавшей на неконтролируемые народные силы, которые в один прекрасный день поняли, что свое право на жизнь надо сохранять с помощью разного рода общественных договоров.