Читаем без скачивания Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая

– Идемте, парни, – сказал Таро, – Там нет никого.

Было еще рановато, но глупо терять такую возможность ночлега.

Арни сел, согнувшись, на ступеньку лестницы. Знаете, как это здорово – когда есть возможность просто присесть на что-нибудь ровное, человеческими руками сделанное. Мы с Таро отправились обследовать первый этаж.

Нет... здесь давно уже не жил никто. Пусто было в комнатах – ни мебели, ни каких-либо предметов. И стекла в каждой комнате – хоть одного да не хватает. Нас обрадовало, что в доме была печка.

Поднялись на второй этаж. Здесь нам удалось найти комнату с целыми стеклами. И жестяная печурка была в углу.

– Пошли за дровами, пока светло, – распорядился Таро. Мы оставили Арни караулить и ушли в лес. Без топора – много ли наломаешь? Все же мы носили хворост довольно долго, собрали приличную кучу. Нашли несколько довольно толстых ветвей, которые нам удалось поломать.

В самом доме тоже кое-что обнаружилось. Два стула, один из них – колченогий. Железный прут – Таро прихватил и его – все же какое-то оружие. На всякий случай. Стулом мы забаррикадировали дверь, просунув ножку в дверную ручку. И еще – какие-то железки, осколки стекол, обломки кирпичей... Ворох старых газет. Таро предложил их пустить на растопку, однако я возразил – их можно как постель использовать. Одеяла-то у нас мокрые... и вряд ли высохнут к ночи.

Таро наклонился к печке, перекладывая дрова. И вдруг вскрикнул. Я бросился к нему.

Таро тащил что-то из-под ножек... рванул изо всех сил. В руке у него была самая настоящая, явно в рабочем состоянии «Рокада». Отличный пистолет, мы все его на сборах опробовали.

– И патроны тут, посмотри, – Таро вытащил из-под печурки тщательно запаянный мешочек. Потом нагнулся, тщательно осмотрев все пространство внизу.

– Больше ничего нет, – сказал он с оттенком сожаления.

– Ну и дела, – пробормотал я. Оружие – это все-таки что-то... не знаю, смог ли бы я выстрелить в человека. Не пробовал еще ни разу. На войне, конечно, смог бы, куда денешься-то... А вот так, просто защищая свою жизнь, не знаю. Мне не хотелось стрелять. Просто приятно было знать, что у нас вот есть «Рокада». Таро сунул оружие себе за пояс, патроны – в карман.

Арни сидел на стуле и дышал. На него было жалко смотреть – глаза ввалились, между губами и носом – ярко выраженный синий треугольник. Губы тоже синие. Мы с Таро занялись растопкой. Вскоре в квадратном отверстии весело затрещал огонь. Одно из одеял мы развесили на свободном стуле перед печкой. Другие разложили на полу.

– Может, ты в уголке поспишь как-нибудь? – предложил я, подойдя к Арни.

– Не знаю... я не смогу, наверное. Мне тут, на стуле лучше.

Мы придвинули стул к стене, в угол, так, чтобы Арни мог на стену опираться. Одно из одеял было относительно сухим, мы завернули в него Арни, аккуратно, чтобы он все же не у голой стены сидел. Потом Таро разделил наши последние сухари.

– Быстро кончились, – сказал он мрачно, – Надо было экономнее.

– Ничего... – сказал Арни между хрипами, – завтра... найдем... что-нибудь... обязательно...

Похоже, он был настроен оптимистичнее всех. Неизвестно, сколько нам еще придется блуждать по лесам... летом – еще были бы грибы, ягоды... Сейчас – и думать не о чем. У нас нет шансов, кольнуло меня. Это хорошо так думать, когда планируешь, сидя после ужина в комнате – есть шансы, нет шансов... А когда понимаешь, что «нет шансов» – это вполне реальная смерть от голода... что вот этот холодный, мокрый кошмар будет еще кошмарнее, еще хуже, до тех пор, пока не станет совсем уж непереносимым, и тогда ткнешься носом в мокрые ледяные листья... Я поспешно отогнал эти мысли.

– Ничего, – сказал Таро. Мне показалось, что он думал о том же. Это Арни мог не думать о голодной смерти – у него были заботы поважнее. Выдохнул один раз – вот и хорошо. Вот уже можно опять быть оптимистом. До следующего выдоха. Я вдруг понял, что Арни может умереть. Задохнуться. Задохнуться – страшно. Я всегда боялся повешения. Как-то в детстве смотрел повешение по телевизору – какого-то шпиона казнили... и как-то я ярко представил – как это, когда не хватает воздуха...

– Зато мы на Квирин попадем, – сказал Таро поспешно, – Может быть, и глупо, но мы доберемся до Баллареги и попадем на Квирин. А там – здорово... Там, Арни, тебя сразу вылечат. За пять мниут. Будешь опять как человек.

– А нас возьмут на Квирин? – спросил я, – Ну ты ладно, у тебя отец... а мы-то здешние. Думаешь, им можно вот так кого попало брать?

– Я думаю – да, – кивнул Таро. Собственно, что он об этом знает? – подумал я. В детстве с отцом говорил – так это когда было... что он помнит? Наверное, это все-таки безумие. Наверное. Было бы мне лучше сейчас в тюрьме? Ведь я наверняка был бы сейчас уже в тюрьме. Не знаю... но хоть бы ребята так не мучились со мной.

Я уснул почти сразу. Арни кемарил кое-как, сидя, мы подперли его с двух сторон для тепла и под мерный страшный хрип погрузились в сон.

Темная грузная фигура стояла у окна в предрассветных сумерках. Таро. Холодно. Очень холодно. Я скосил глаза и увидел, что Арни спит. Дыхание его стало потише и ровнее. Странно, но он был единственным из нас, кто мог спать. Вероятно, промучился всю ночь, и вот только теперь... и дыхание, слава Богу, стало лучше. Это самое главное. Я подавил кашлевой рефлекс, чтобы не разбудить Арни. Лучше бы не вставать, но сильно мерз бок, и ноги затекли. Я осторожно поднялся, закутал Арни и подошел к окну. К Таро.

– Что делать будем? – спросил он, полуобернувшись ко мне. Я не отвечал.

Оставаться здесь – немного теплее, крыша над головой. Но ведь еда кончилась, а в лесу сейчас ничего не найдешь. Идти снова в лес... Так неизвестно, как далеко он тянется. Но так все же есть надежда какая-то. А сидеть здесь...

– Надо идти, – сказал Таро

– Пусть поспит, – я скосил глаза на Арни. Таро кивнул.

– Конечно, проснется, и пойдем.

– Кажется, ему получше...

Я наконец раскашлялся, зажав рот кулаком. Таро сочувственно смотрел на меня.

– И как ты никогда не болеешь? – прохрипел я. Мой друг пожал плечами.

– Родители в детстве меня закаляли... мы даже зимой в реке купались. Бегали босиком. Отец хотел, чтобы я стал сильным.

– Ты и стал... – я окинул его взглядом, – А приемам этим... ну драться – тоже отец научил?

– Да. Это рэстан, так на Квирине называется.

Мы помолчали.

– Ты думаешь, нас возьмут на Квирин? – выразил я наконец давно терзавшую меня мысль. Таро кивнул.

– Отец сказал, да. Обязательно. Что бы ни случилось, я должен прийти по этому адресу и меня возьмут. И вас тоже, я уверен.

– Почему ты так думаешь? – я внимательно смотрел на него.

– Без вас я все равно... никуда, – Таро дернул плечом, – знаешь что, Ланс? Мой отец... он совсем другой был. И мама. Понимаешь, я маленький-то думал, это нормально. Ну, это мои родители, я их люблю, они для меня самые лучшие. А потом я думал об этом и понял, что они действительно были другие. Тут ведь у нас вообще про любовь неприлично говорить. А это очень хорошо, Ланс. Это когда ты со своими родителями – как единое целое. Вот как организм, понимаешь, если тебе руку порезали, то больно всему телу. Вот так у нас было...

И у нас троих ведь так же, подумал я, но ничего не сказал. Таро продолжал.

– Дети еще ничего, вот мы с вами же подружились. Дети бывают ничего, но очень быстро становятся такими, как все. А взрослые тут, Ланс, они вообще не знают даже, что любовь есть. Это только считается, что люди женятся, семью заводят. По-настоящему тут любви нет и быть не может. Ну может быть, у кого-нибудь, редко. На самом деле все заняты другим. И ладно бы еще в Цхарна верили, а то только ведь делают вид, что верят, а на самом деле все заняты тем, как бы в жизни получше устроиться, побольше пожрать, одеться, благ получить всяких.

Я подумал, что Таро прав. И в Цхарна-то у нас по-настоящему никто не верит. Только принято делать вид, что веришь, но всерьез, глубоко... ну, может, кто-нибудь это и воспринимает глубоко, но очень редко. Вот Пати – она идейная... но если подумать, и она верит не в Цхарна, а в Общину.

– А там, на Квирине, все по-другому... я так думаю, – добавил Таро, – Я давно уже думал об этом. Надо было, конечно, раньше уйти, Ланс. Летом, можно было как-нибудь схитрить, подделать какие-нибудь пропуска. Но я сам уже в такого превратился, как все... мечтал, чтобы Магистерий дали, с девчонками связывался. А они тоже такие... какая там любовь! – горько закончил он.

– А на Квирине, ты думаешь... – осторожно спросил я. Глаза Таро блестели в сумерках.

– Да! Там любовь. Там люди живут любовью, я это знаю. Там все по-настоящему!

– А Цхарн? – спросил я. Таро вдруг прислушался, замер.

– Ты что?

– Тихо! Окно! – Таро внимательно вглядывался в сумерки.

– Нет, ничего вроде... показалось. Цхарн... ты сам-то в него веришь?