Читаем без скачивания Волны любви - Патриция Мэтьюз

Троуг следил за девчонкой с той самой минуты, как встретил ее тогда у дома. Оглядев потом хорошенько все вокруг, он без труда нашел спрятанные под крыльцом одежду и еду. Позже, уже ночью, он заметил, как Марианна выскользнула из комнаты и под покровом темноты помчалась к лачуге старого Джека. Все ясно! Значит, не все погибли в результате кораблекрушения, кто-то уцелел, иначе с какой стати ей тащить с собой еду, вино и одежду.

Троуг заметил и еще кое-что. Марианну за эти три дня словно подменили: она вся так и светилась от счастья. Такой лучезарный свет обычно исходит от женщины, когда она влюблена. Джуд никогда не мог этого добиться. Ничего, его сын еще заставит ее полюбить его.

Сейчас он, наверное, уже преподал урок девчонке и скоро вернется домой, решил Троуг.

«Домой...» – криво усмехнулся он. Да разве эту лачугу можно назвать домом? Однако другого дома его сын, его мальчик никогда не знал. Интересно, обрадуется ли Джуд, когда он скажет ему, что скоро они уедут с острова и отправятся в Чарлстон, а быть может, в Новый Орлеан, где Иезекииль Троуг займется каким-нибудь стоящим делом? Например, станет судовладельцем. А что? Деньги большие, да и работенка непыльная. Иезекииль Троуг никогда не любил работать: пусть дураки вкалывают.

Правда, нельзя сказать, что его изнуряющая работа не приносила дохода. Приносила, да еще какой! Троуг усмехнулся, подумав о всех тех сундуках с золотом, зарытых позади своей хижины. Кораблекрушения обогатили его, однако годы, прожитые в нищете, под палящим солнцем и пронизывающим ветром, уже давали о себе знать. Ему до смерти надоело носить грубую рыбацкую одежду, он устал от вечной вони и грязи, скудной пищи, от постоянного холода, а больше всего – от того жалкого сброда, которым ему приходится командовать.

Однако Иезекииль Троуг был человеком целеустремленным. Он поставил себе цель в жизни – сделаться очень богатым – и шел к ней, невзирая ни на какие неудобства, сметая все преграды. Но время шло, он становился все старше, жизнь его уже шла к закату, и усталое тело требовало отдыха. Да и в конце концов, должен же он получить хоть малую толику удовольствий на те деньги, что ему удалось скопить! Ведь как бы там ни было, Иезекииль Троуг был рожден для лучшей жизни.

Джозеф Хендерсон Дартер происходил из преуспевающей семьи. Родился он 31 марта 1785 года в Нью-Йорке. Отец его, Эбенайзер Уилтон Дартер, был судоторговцем. Жену его звали Мирабель Дартер, урожденная Хендерсон. Джозеф был их первенцем. Через несколько лет после его появления на свет у молодой четы родилось еще двое детей, сын Генри и дочь Луиза.

Троуг до сих пор не мог забыть гнев и отвращение, охватившие его, когда родились эти братец с сестрицей. Они казались ему самозванцами, врагами, отнявшими принадлежавшее ему родительское внимание, а в дальнейшем готовые отнять и наследство. И потому он мстил им, измываясь и колотя их так, что они то и дело мчались ябедничать на него матери.

Поскольку за этим неизменно следовало наказание, Троуг вскоре избрал другую тактику. Открытой, честной борьбе он предпочел хитрость и обман и быстро понял, что исподтишка действовать куда лучше. Он был очень умен и изобретателен и превратил жизнь бедных ребятишек в сущий ад.

Сначала они пытались бороться, но Троуг всегда умело доказывал, что он тут ни при чем, так что младшие брат с сестрой вскоре перестали жаловаться на него родителям и стали просто делать все возможное, чтобы держаться от своего братца как можно дальше.

Лицо Троуга исказила злая гримаса. Маленькие негодяи! Как же он их ненавидел, да и до сих пор ненавидит. Генри наверняка уже стал во главе семейного предприятия, а Луиза, без сомнения, вышла замуж за какого-нибудь чванливого преуспевающего торговца и нарожала ему с полдюжины щенков. Они, наверное, считают его мертвым и, конечно, несказанно этому рады, хотя ни за что не признаются в этом даже самим себе: слишком уж лицемерны и двуличны.

Ну да ладно, не стоит забивать себе голову мыслями о них. Пусть себе считают, что его уже нет на белом свете, а он жив и здоров и по-своему очень даже преуспел. Да, именно по-своему.

Он всегда, с самого детства поступал по-своему, так, как считал нужным. Однажды в гневе мать назвала его бессердечным исчадием ада.

– Ты умен, – бросила она. – Быть может, даже слишком умен. И умеешь, когда тебе хочется, вести себя, как паинька. Но ты бессердечный человек, Джозеф. У тебя отсутствует главное человеческое качество, присущее всем нормальным людям, – доброта. Ты представления не имеешь о том, что такое хорошо и что такое плохо. Иногда мне кажется, что у тебя вообще нет души!

После этих слов мать сложила руки на груди и грозно выпрямилась, но на Троуга это не произвело ни малейшего впечатления. Сам он считал, что имеет все, что ему нужно, и слова матери о том, что у него нет души, лишь заинтриговали его. Значит, он не такой, как все эти жалкие людишки? Вот и отлично!

Позже Троуг, поразмыслив над словами матери, попытался сравнить себя с другими людьми и пришел к выводу, что он и в самом деле совершенно не такой, как все те, кого он знает. Если ему что-то требовалось получить или что-то хотелось сделать, он никогда не терзал себя глупыми сомнениями, а упрямо шел к своей цели. Он считал, что все эти колебания, терзания – лишь напрасная трата драгоценного времени. Вопросы морали и нравственности никогда его не волновали. Станет он переживать по таким пустякам! У него была своя мораль: если ему что-то нужно, он брал это безо всякого зазрения совести, если его выводили из себя – жестоко наказывал человека, посмевшего так поступить. И никогда не испытывал никаких угрызений совести, никакого чувства вины за содеянное. А другие люди, как он заметил, испытывали. И хотя он представления не имел о том, что это за чувство вины такое, полагал, что оно наверняка убивает все удовольствие от предшествующего ему поступка. Так что, если он не способен на подобные чувства – тем лучше! Значит, он просто намного умнее всех остальных людей и вообще выше их.

Итак, действуя где хитростью, где обманом, Троуг прожил свои детство и юность более-менее спокойно. Он научился скрывать свое истинное лицо под благочестивой маской и использовать свои таланты себе во благо. Он бывал крайне осторожен и осмотрителен и старался поступать так, чтобы родители и все окружающие не узнали о его неблаговидных поступках.

Однако с каждым годом жизнь в родительском доме казалась Троугу все более нудной.

И вот, когда ему исполнилось семнадцать, он наконец совершил такой отвратительный поступок, который невозможно оказалось ни оправдать, ни скрыть даже такому умному и изворотливому человеку, каким считал себя Иезекииль Троуг. Поступок этот касался молодой женщины, даже не женщины, а девушки, поскольку ей было столько же лет, сколько и Троугу. Звали ее Энни Робертс, и ее отец, глава крупного банка, был близким другом отца Троуга. Энни и Троуг знали друг друга с самого детства, и Троуг всегда считал ее глупенькой маменькиной дочкой, бледненькой и совершенно непривлекательной.