Читаем без скачивания Двадцатое июля - Станислав Рем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За свою долгую карьеру сыщика Мюллер неоднократно сталкивался с тем, что власть имущие, как только им приходилось вступать в конфликт с законом, в целях спасения тотчас находили и использовали всевозможные рычаги давления на полицию и суды. В результате он был вынужден точно так же, как эту папку, захлопывать их «дела» и убирать до поры до времени в самые потаенные места. Возможно, два месяца назад Мюллер отложил бы это «дело» в сторону или и вовсе не взял к рассмотрению, но сейчас, когда Канариса сместили, а все бразды передали Шелленбергу, картина кардинально изменилась.
— Гюнтер! — крикнул в коридор Мюллер, приоткрыв дверь, и через мгновение адъютант стоял перед ним. — Вот вам фотография. Этого человека нужно найти. До девятнадцати часов вся информация о нем должна быть у меня. — Потом протянул несколько листов из папки: — Здесь имена и адреса его друзей и знакомых. Вполне возможно, он у кого-то из них.
— Сколько оперативных работников разрешите задействовать, господин группенфюрер?
— Шесть человек. Всю группу Шольца.
— Можно идти?
— Да, Гюнтер. Только предупредите Шольца, чтоб его ребята действовали осторожно. Чтобы не спугнули клиента ненароком. Простая слежка: где живет, куда ходит, с кем встречается. Обязательно фотографии! И никакой самодеятельности.
— Господа, — генерал-полковник Людвиг фон Бек вывел вперед явно уверенного в себе, дружелюбно улыбающегося человека, — тем из вас, кто еще не знаком с нашим другом, разрешите его представить: представитель абвера, преданный человек адмирала Канариса Ганс Бернд Гизевиус!
Помимо генерал-полковника в комнате присутствовали восемь человек. Указав рукой на одного из них, Людвиг фон Бек представил его гостю:
— Знакомьтесь. Карл Гердлер, наш верный советник.
Гизевиус тут же вспомнил, что представленный ему человек действительно является советником, причем в самом прямом смысле этого слова: с 1937 года Карл Гердлер работал советником концерна «Бош АГ». Меж тем Людвиг фон Бек уже подвел его к следующему присутствующему:
— Начальник Управления Генерального штаба Фридрих Ольбрехт.
«Имя представленного офицера проскальзывало иногда в беседах с руководителем абвера, — отметил про себя Гизевиус. — По данным Канариса, он стал противником режима еще в тридцать восьмом году».
— Полковник, граф фон Штауффенберг, представитель Генерального штаба.
Высокий мужчина в полевой военной форме, стоявший к ним левым боком, кивнул головой, не поворачиваясь. Гизевиус заметил черную повязку, скрывающую пустую глазницу.
— И наконец наш друг, журналист «Фелькишер беобахтер» Карл Штольц. С остальными, насколько мне известно, вы уже знакомы.
Худощавый сутулый молодой мужчина протянул Гизевиусу руку для приветствия.
Генерал-полковник пригласил всех сесть.
— Итак, господа, наш гость только что прибыл из Швейцарии.
— Из Франции, — уточнил тот.
— Да-да, прошу прощения. И ему есть что нам сообщить. Мы вас слушаем, господин Гизевиус, — генерал-полковник сделал легкий кивок в сторону гостя.
Ганс Бернд Гизевиус поднялся:
— Благодарю вас, господа, за то, что собрались. Я действительно буквально на днях прибыл из Парижа, где имел встречу с генералом фон Клюге и фельдмаршалом Роммелем. У нас с ними была продолжительная беседа по поводу будущего устройства нашей Германии. Конечно, не во всем мы нашли общие точки соприкосновения. Но в одном все-таки пришли к соглашению. Они поддерживают наше решение о смещении фюрера с поста главы государства.
— О смещении каким путем?
Гизевиус обернулся к перебившему его человеку. Им оказался полковник-инвалид.
— Мирным путем, господин Штауффенберг. Только мирным.
Гизевиус хотел было продолжить свою речь, но инвалид снова его перебил:
— Нам такой путь не подходит. — Одноглазый полковник тоже поднялся и вышел из-за стола. Газевиусу бросилось в глаза, что у него нет еще и правой руки: пустой рукав был аккуратно заправлен в карман кителя. — Мирный путь — это путь самообмана. Мы неоднократно призывали фюрера к переоценке наших сил и возможностей. Но если его непонимание было более-менее терпимым до начала лета, то с вступлением в войну англо-американцев оно стало не только нетерпимым, но и преступным. Вести войну на два фронта мы не в состоянии. Впрочем, вся наша военная кампания была ошибкой с самого начала.
Гизевиус не ожидал такого напора.
— Я с вами отчасти согласен. Но война есть, как говорят господа атеисты, реальность, данная в ощущение. И в этой ситуации нам следует найти выход из создавшегося положения. Арест или физическая ликвидация, а речь, насколько я понял, идет именно об этом, только накалят обстановку. Особенно на фронтах. Фюрер должен сам подать в отставку. Только в этом случае мы сможем сохранить единство в рядах партии и рейха.
— О каком единстве вы говорите? — в голосе Штауффенберга прозвучал неприкрытый сарказм. — Рейх утратил его, когда вступил в ненужную, бесперспективную войну с Россией! А партия лишилась сего атрибута и того раньше.
— Имеете в виду «ночь длинных ножей»?
— Именно. Единственное, что нас еще может спасти, — это перемирие с англичанами и американцами. Необходимо создать все возможные предпосылки для скорейшего заключения мира. Но подобное возможно лишь при физическом устранении Гитлера и замене ныне действующего режима временной военной диктатурой, которая, в свою очередь, обязана подготовить почву для создания демократического государства.
— Ого! — вскинулся журналист Карл Штольц. — Хотите полностью изменить строй? А как же тысячелетний рейх? Что станет с нашей национальной идеей? Или вы предлагаете объявить миллионам арийцев, что до сих пор они шли неправильным путем? И что все военные жертвы напрасны? Боюсь, господин полковник, та старушка, которая стоит сегодня в очереди за водой и у которой сын погиб где-то под Смоленском, первая плюнет вам в лицо.
Полковник отреагировал на эмоциональный всплеск молодого человека спокойно.
— Господин журналист, вас устраивает то, что происходит сейчас? Тотальная слежка? Концлагеря? Эрзац-кофе? Полная разруха?
— А как иначе, господин полковник? Война! И не мне вам рассказывать, чем она всегда сопровождается.
Во время спора никто не заметил, как хозяин дома покинул кабинет и вернулся с очередным гостем тайного собрания.
— О господи, Ганс! — прибывший начальник разведки Генерального штаба Рудольф Ганзен чуть приобнял Газевиуса. — Не думал, не думал встретить вас здесь, в Берлине. Неужели в Цюрихе всю работу закончили?