Читаем без скачивания Россия и Германия. Союзники или враги? - Густав Хильгер

Такие подозрения и обвинения не могли бросить тень только на личность Фритьофа Нансена, ибо даже коммунисты не осмеливались подвергать сомнению отсутствие у него эгоистических мотивов. Он основал фонд Нансена, во главе которого был комитет из четырех человек – англичанина, голландца, итальянца и меня самого. Этот комитет не только организовывал прямое распределение продовольствия, но и рассылал посылки с продуктами, собирал пожертвования от благотворительных организаций и щедрых граждан за рубежом. Вне России Нансену помогали два выдающихся советника – швейцарец Эдуард А. Фрик и немец Мориц Шлезингер, чьи таланты практиков и опыт ведения переговоров внесли немалый вклад в превращение нансеновских гуманистических благородных намерений в высокополезные и эффективные дела.

Один из близких сотрудников Нансена принес бы ему горькое разочарование, если бы великий норвежец прожил больше и увидел, как развилась карьера своего подчиненного. Этим человеком был Видкун Квислинг, в которого Нансен особенно верил. Квислинг был назначен руководителем отделения нансеновской организации в Харькове, и ему была поручена важная задача в деле помощи голодающим. Там я и встретил его осенью 1922 года в своей поездке по России, которую я предпринял, чтобы изучить работу нансеновской организации. В то время я видел в нем человека, глубоко понимающего нужды голодающего населения, который знал, как обезоружить недоверчивые местные советские власти своей скрупулезной объективностью. Я приписываю изменения, которые позднее произошли с Квислингом, влиянию на него его русской жены, первоначально очень расположенной к коммунистическому «эксперименту» в России, но потом глубоко разочаровавшейся в этом из-за последовавших событий. И Квислингом овладела навязчивая идея, что Судьба призвала его спасти Норвегию от коммунистической опасности; его постепенно занесло в такое ментальное состояние, в котором он уже не был способен сделать выбор между целью и средством. Это и станет причиной его гибели. (Видкун Квислинг (1887–1945) в 1933 году организовал нацистскую партию в Норвегии по образу германской. Способствовал захвату Норвегии Германией в 1940 году. В 1942–1945 годах премьер-министр правительства Норвегии, сотрудничавшего с оккупантами. Казнен. – Ред.)

Венгерские офицеры и венгерские коммунисты

Осенью 1921 года мне было дано дополнительное поручение, явившееся косвенным результатом коммунистической революции в Венгрии. Коммунисты пришли к власти в Венгрии в 1919 году, но через короткое время их режим рухнул. Лишь немногим главарям удалось сбежать из Венгрии и найти убежище в России, и среди них был Бела Кун. (Бела Кун (1886–1939), венгерский еврей, из семьи сельского писаря. Казнен в 1939 году в ходе ликвидации «ленинской гвардии» Сталиным. – Ред.) Большинство участников коммунистического переворота все еще томились в венгерских тюрьмах, где их подвергали такому обращению, которое не может быть оправдано даже понятным возбуждением общественного мнения жестокостями красного террора (в Венгрии тоже, хотя и не в таких масштабах. – Ред.). Конечно, советское правительство не было безучастным к судьбе своих венгерских товарищей. И Бела Кун также прилагал отчаянные усилия, чтобы освободить их. По его предложению советское правительство совершило грубое нарушение законов международного права, объявив заложниками венгерских офицеров, которых удерживали в России как военнопленных; им надлежало оставаться в Сибири, пока не будут освобождены венгерские коммунисты в Венгрии, после чего этим коммунистам должна быть дана возможность эмигрировать в Россию.

Никаких прямых отношений между венгерским и советским правительствами тогда не существовало. Поэтому первое обратилось с просьбой к германскому правительству выступить посредником между ним и Кремлем. Это привело к соглашению, по которому советское правительство поручило Шлезингеру представлять интересы коммунистов, заключенных в тюрьмы в Венгрии, а венгерское правительство доверило мне задачу ведения переговоров с Москвой об обмене офицеров на коммунистов.

Советские власти, совершенно очевидно, желали выиграть время, потому что они не хотели отправлять венгерских офицеров домой в таком жалком состоянии, в котором те находились; по этой причине Советы сознательно затягивали переговоры. Комиссариат по иностранным делам вдруг заявил, что он не имеет полномочий в этом вопросе, и предложил мне продолжать вести переговоры с самим Белой Куном. Я чувствовал, что это предложение – оскорбительно навязываемая дополнительная работа, потому что даже в короткий период своего правления в Венгрии Кун уже обрел репутацию палача массового масштаба. В конец осени и зимой 1920 года к тому же его направили в Крым после разгрома барона Врангеля. Там он обращался с остатками российской буржуазии (автор неточен. Бела Кун руководил истреблением военнопленных; гражданских же лиц истребляла команда под руководством Розалии Залкинд (Землячки). Землячка, удивительное дело, умерла своей смертью (1876–1947), урна с ее прахом замурована в стену Кремля. – Ред.) с такой жестокостью, что даже Ленин, который никогда не был щепетилен и не знал пощады в классовой борьбе, почувствовал неладное и приказал отозвать Белу Куна (как раз Ленин и посылал Куна и Землячку. – Ред.). Я убежден, что советское правительство рассчитывало на мой отказ вступать в какой-либо прямой контакт с Куном, что позволило бы властям возложить ответственность на венгров и на меня за задержку в обмене. Тем не менее я решил сорвать советский план и вступить в переговоры с Белой Куном, потому что, как я убеждал себя самого, спасение сотен человеческих жизней от верной смерти оправдывает сговор даже с самим дьяволом.

Новое расстройство добавилось у меня к моей встрече с Куном еще и в связи с тем фактом, что из всех возможных мест он обосновался в бывшем доме главного пастора протестантской церкви Святого Михаила в Москве. Более трехсот лет эта церковь была религиозным центром для немцев Москвы, а школа, к которой я привязан многими воспоминаниями своей юности, существовала при этой церкви.

Когда Бела Кун принял меня, он был в окружении своей семьи, на которую он изливал много знаков внимания, показывая, какой он ласковый муж и любящий отец. В этой «идиллической» обстановке мы торговались человеческими жизнями – воспоминание, которое и сегодня отвратительно для меня. Я всегда был убежден, что поведение Куна было сознательным трюком, совершенным с целью ввести меня в заблуждение. Я просто не могу поверить, что человек, столь печально известный своей жестокостью, мог таить личную привязанность к своей семье, которую он проявил во время моего посещения. Но я был за все свои страдания вознагражден успехом своей миссии. Спустя месяц после наших переговоров с Белой Куном венгерские офицеры из Сибири проследовали через Москву по пути домой, а их состояние подтвердило мою уверенность, что я погрешил бы против своей совести, если бы отказался от переговоров с Куном[20].

Оказание помощи в борьбе с тифом

Осенью 1921 года меня освободили от некоторых моих предыдущих обязанностей, и среди них – от всех консульских дел. Кроме того, забота о германских пленных требовала уже значительно меньше усилий, так как основная их масса уже была эвакуирована не только из самой России, но и с Украины. Поэтому я мог удовлетворить просьбу Германского Красного Креста помочь ему в работе с голодающим населением России. Германия не могла поставлять в Россию продовольствие, но Германский Красный Крест известил советское правительство о своей готовности помочь в борьбе с эпидемиями, которые из-за голода обрели ужасающие размеры и уносили миллионы человеческих жизней. Германское предложение было принято, и Германский Красный Крест назначил меня своим уполномоченным по России. Моей первой задачей было заключение соглашения с советским правительством, в котором бы определялись способы оказания немецкой помощи и права и обязанности, вытекающие из соглашения для обеих сторон. Моим партнером по этим переговорам был Лев Борисович Каменев (1883–1936, настоящая фамилия Розенфельд, расстрелян. – Ред.), которому советское правительство поручило заниматься всеми проблемами, связанными с оказанием помощи голодающему населению. Каменев был женат на сестре Троцкого и являлся одним из ближайших соратников Ленина. Как член политбюро и председатель Московского Совета, он обладал значительным влиянием. До революции он много лет жил за рубежом и, как коммунист, был по ориентации западником. В 30-х годах он стал одной из первых жертв массовых репрессий (массовых по отношению прежде всего к «ленинской гвардии» и иже с ними (хотя и невинные люди пострадали. – Ред.).