Читаем без скачивания Ловите принца! (Щепки на воде) - Инна Сударева

Закончив с попойками, дружинники Гоша не успокаивались. Они слонялись по улицам Илидола, орали непристойные песни, задирали парней, обижали девушек, заскакивали в лавки, где брали все, что хотели и сколько хотели. Если же кто-то самонадеянно пытался давать отпор разбойникам, побои были самым легким наказанием дерзкому. В общем, вели себя, как захватчики.

Так что теперь горожане получили небольшую возможность выразить теплые чувства лендлорду и старались вовсю.

— Каблуком по яйцам! — смело и громко внес свою лепту в общее слово Пек, и тут уж развеселились все — даже солдаты гарнизона, а их капитан хоть и погрозил юноше хлыстом, но при этом сам заухмылялся.

Мэр, тоже улыбаясь, подождал, пока народ выскажет все, что наболело, и успокоится, затем продолжил речь:

— Мне отрадно знать, что вы едины в своих порывах и желаниях. Вдвойне отрадно, потому что испытание ждет нас и наш город, но я уверен — мы выстоим. Лорд Гай Гош объявил, что желает получить плату за землю, которую занимает Илидол…

— Мы уже платили в этом году! — снова ответила толпа. — И монетой, и натурой!

— Лорду Гаю мало! — развел руками мэр. — Он считает, что Илидол получил хорошие прибыли и должен уплатить еще раз. Угрожает пойти войной на нас, разграбить, сжечь город, если откажемся. Рыцари его всегда были хороши — что в войне, что в разбое… Так что мы должны вновь собрать налоги.

— Пусть купцы идут в складчину! — заволновался простой люд. — У них золото всегда есть! Медяки не спасут Илидол! Купцы, пускайте шапку по кругу!

— Тише! Тише! — мэр поднял руки, вновь требуя тишины. — Мы все можем спасти Илидол! Раз и навсегда!

— И как же? Как же? — народ продолжал волноваться.

— Мы можем выкупить наш город у лендлорда. Заплатить полную стоимость земли, на которой он выстроен. Это будет большая сумма, но это меньше, чем платить Гошу из года в год. Один раз мы опустошим кошельки и получим свободу — для себя, для Илидола! Вольный город — так мы будем зватся! Будем платить налоги только королю — и никаких поборов от лорда Гая. Он больше не сможет приезжать в город и устраивать пьяные дебоши, грабить, избивать горожан, портить наших девушек. Илидол станет богатеть, и вместе с ним каждый станет богаче! Даже милостыня будет больше! Разве не так?

— Неплохо они там в ратуше соображают, — шепнул Ларик Пеку. — Что скажешь?

— Скажу, что идея неплоха, — кивнул юноша. — Наш город каждый год платит налоги лорду Гаю и королю, а после откупа Илидол станет платить лишь королю. Откуп — дело нужное…

— Эх, парни, — покачал головой стоявший рядом пожилой горожанин в кожаном фартуке сапожника, — знали б вы, какие деньжищи придется собрать для этого откупа. Каждый кошель в городе, даже кошель нищего, сильно похудеет.

— Да какие б ни были эти деньжищи! — отозвался с другой стороны высокий плотный парень в белой одежде, сам румяный, с волосами, запорошенными мукой — пекарь. — Это ж раз и навсегда! Лорд Гай и бумагу особую подпишет — грамоту откупную. Ну, подтянем пояски, годок другой на хлебе да капусте посидим, зато детям вольный город оставим — хоть они пожируют.

— Что ж, вольный город — хорошо звучит, — согласился-таки сапожник. — Только по сколько монет сбрасываться будем?

Мэр, тем временем, как раз повел разговор о размере выкупа:

— Совет старейшин не берется устанавливать жесткие размеры взносов. В каждом квартале Илидола есть староста. Пусть они — старосты — составят списки жителей и займутся сбором денег. Каждый же из нас, — мэр указал на себя и мужей-управителей города, — даст по сотне золотых. Мы ждем не менее солидных взносов от торговых и ремесленных гильдий. Каждому в Илидоле пойдет лишь на пользу то, что город станет вольным…

— Ох, боюсь я: сколько ни дай лорду Гаю, а будет мало, — вновь засомневался сапожник.

— Главное — чтоб грамоту подписал да печатью заверил. Тогда, мало не мало, а уже хозяйничать и командовать в городе не получится, — уверенно тряхнул мучной головой пекарь.

— Сумму мы немалую соберем — мы народ дружный. Лорд Гай как мешки с золотом увидит — тут у него глаза загорятся, все подпишет с первой-то жадности. А дальше-то ходу нет.

— Дай Бог, чтоб он согласился, — вздохнул сапожник.

— Что ж, братец, и мы с тобой золото свое положим. Не зря, видно, копили все эти годы, — толкнул Пек Ларика.

Но тот вдруг нахмурился, ничего в ответ не сказал…

Да, он давно копил, откладывал, доверяя сбережения на хранение папаше Влобу. Тот держал заработанный капитал многих своих бойцов у себя, но и залеживаться деньгам не давал — частенько пускал эти средства в торговые дела и, будучи человеком предприимчивым и ловким, почти всегда выигрывал. Парни знали об этом, но не противились такой деятельности папаши, ведь Влоб и с ними барышами делился. И при необходимости каждому выделял столько, сколько тот требовал. Так, довольно быстро, росли их сбережения, и средства делового папаши.

Ларик, благодаря Пеку, кроме искусства кулаками махать научился еще кое-каким полезным вещам. Более образованный приятель раскрыл ему тайны сложения и вычитания, умножения и деления, и поэтому Ларик, вооруженный математическими знаниями, регулярно требовал у папаши Влоба отчета о том, куда двигаются и как растут его сбережения. То же самое делал и Пек, но больше для того, чтоб довольно поулыбаться, услыхав о приросте капитала. У Ларика же были другие причины холить и лелеять 'кубышку'. Ларик задумал жениться…

Его невесту звали Злата. Она была дочкой богатого мясника и обладала той замечательной внешностью, которая нравилась Ларику: высоким ростом, крепкой фигурой, пышной грудью, круглым румяным лицом, большим улыбчивым ртом и огромными глазами голубого цвета. Еще — толстыми золотистыми косами. Кроме того, Злата имела веселый нрав, не стеснялась задорно хохотать, и ей в приданое отец обещал одну из двух своих мясных лавок. Конечно, такое наследство было немаловажно для Ларика. 'Моя мечта' — так называл он Злату.

Встретились молодые люди на проводах зимы — на празднике Воротее.

Отмечался он каждый год по всей стране и длился целую неделю. Люди в городах и деревнях весело встречали март-месяц, когда солнцу птоложено воротить земле тепло и ласку. Потому и назывался этот старинный праздник Воротеем. Полагалось варить кашу из оставшегося в запасах желтого пшена, щедро заправлять ее сливочным маслом, пить золотистые меды, угощать всех встречных и угощаться самим, ходить в гости по родне и соседям и привечать гостей у себя. На длинных шестах в те дни носили горящие колеса — символ жаркого солнца, красные флажки — символы огня, разжигали огромные костры и бросали туда старую глиняную посуду и соломенные куклы, изображавшие зиму и мороз.

У молодежи всех земель Лагаро Воротей считался одним из любимых праздников — в эти дни песен, плясок и забав всяких было сверх меры. Тут тебе и снежные войны, и качели-карусели, катание на санях, лепка дивных зверей и людей из снега, кулачные бои, шумные хороводы с прибаутками и, конечно, поцелуи, объятия, любовь.

Илидол не отставал от традиций.

В тот Воротей Ларик здорово наворотил во время кулачных боев. Тогда, как и каждый год, молодые горожане поделились по кварталам, посбрасывали с плеч куртки, полушубки, и пошли стенка на стенку, показывая свою удаль девушкам. Прелестницы же, раскрасневшиеся, с бубликами и пирожками в розовых пальцах, наблюдали за битвою, хохотали и пищали, и от страха, и от веселья.

— Эх, подходи, кому еще не навалял! — зычно приглашал Ларик, выгодно отличаясь среди других парней ростом, размахом плеч и величиной кулаков. — Эх, люлей много — никому не пожалею! Подходи — навешаю! — а сам все посматривал на высокую, пышногрудую красавицу в красном полушубке и в овчинной шапке, что заливисто хохотала, открывая розовый рот, не пряча крупные белые зубы — это и была Злата, мясникова дочь.

Засмотревшись, получил и Ларик люлей — бровь ему какой-то ловкач кулаком разбил. Но это была мелочь, потому что красавица-хохотушка испуганно ахнула, когда его ударили. "Распереживалась, стало быть, в душу я ей запал", — довольно подумал парень и пошел на радостях молотить всех встречных и поперечных пудовыми кулаками. И его сторона легко победила на Воротее. Зрители осыпали их сластями и мелкой монетой.

Злата, в самом деле, сразу заприметила белобрысого крепыша. А после боя, когда Ларик подбирал да надевал свою куртку, подошла и вытерла ему бровь белым платочком. Так и пошли у них знакомство и симпатии.

Ларик теперь каждый свободный день бегал к дому Златы, бросал в ее окошко букеты и птичек из голубой бумаги (такое послание означало, что парень тоскует по девушке, как пташка по ясному небу), а когда красавица выглядывала, улыбался и кланялся. А вечером приглашал ее гулять на главный городской мост: туда-сюда, под ручку, раскланиваясь с такими же встречными парочками. Мост этот, кстати, в Илидоле не зря назывался Свадебным. Там парни 'вываживали и выгуливали' своих невест.