Читаем без скачивания И не осталось никого - Эрик Рассел

– Святые метеоры. – Глид уставился на него неверящим взглядом.

– Более того, если тебе повезет, можешь наткнуться на брошенную ферму, которую оставили из-за болезни, смерти или желания перебраться куда-нибудь, где подвернулось что-то поинтереснее. В таком случае тебе достанется готовая ферма с сараями, коровниками и всем хозяйством.

– А что я буду должен предыдущему владельцу?

– Ничего. Ни единого оба. С какой стати? Если он ушел оттуда, то он рассчитывает на что-то лучшее. Не может же он пользоваться выгодами и от одного и от другого.

– Бессмыслица какая-то. Где-то здесь ловушка. Кому-то мне придется выкладывать на бочку либо деньги, либо кучу обов.

– Несомненно. Ты заводишь ферму. Соседи помогают тебе построить дом. Это накладывает на тебя солидные обы. Будешь, к примеру, два года снабжать плотника и его семью продуктами с фермы и погасишь об. А потом будешь поставлять ему продукты еще два года и, тем самым, будешь иметь об на него. И так со всеми остальными.

– Но не всем же нужны сельскохозяйственные продукты.

– Ну и что? Вот, к примеру, жестянщик сделал для тебя маслобойную. Продукты ему не нужны. Его жена и трое дочерей на диете, и одна только мысль о еде приводит их в ужас. Но у него есть портной или сапожник, которые имеют на него обы. Он переводит эти обы на тебя. Поставляя продукты портному или сапожнику, ты погасишь об жестянщику. И все довольны.

Насупившись, Глид разжевывал услышанное.

– Ты меня подстрекаешь. Не следовало бы делать этого. Попытка подстрекательства к дезертирству является на Терре уголовным преступлением и сурово наказывается.

– Так то – на Терре, – сказал Сет презрительно.

– Все, что вам надо сделать, – мило и убедительно вставила Илисса, – это объяснить себе, что пора возвращаться на корабль, что это ваш долг; что ни на корабле, ни на Терре без вас не обойдутся. – Она поправила кудряшку. – А потом стать свободной личностью и сказать: «Нет, и точка!».

– С меня за это с живого шкуру спустят. Под личным руководством Бидворси.

– Вряд ли, – усомнился Сет. – Этот Бидворси, который мне кажется человеком отнюдь, не жизнерадостным, находится в таком же положении, как и ты, и все остальные: на распутье. Рано или поздно он либо во всю прыть уберется отсюда, либо будет в своем грузовичке доставлять тебе на ферму молоко, потому что в глубине души ему всегда хотелось заниматься именно этим.

– Ты его не знаешь, – хмуро буркнул Глид. – У него вместо сердца кусок ржавого железа.

– Занятно, – взглянул на него Гаррисон, – я всегда думал то же самое о тебе, вплоть до сегодняшнего дня.

– Я сейчас не на службе, – ответил Глид, как будто такой ответ все объяснял.

Он встал и сжал челюсти.

– Но я возвращаюсь на корабль. Прямо сейчас.

– У тебя увольнение до завтрашнего вечера, – запротестовал Гаррисон.

– Возможно. Но я вернусь сейчас.

Илисса открыла рот, но тут же закрыла, потому что Сет толкнул ее. Они сидели молча и смотрели, как Глид выходил за дверь решительной походкой.

– Это хороший знак, – сказал Сет со странной уверенностью в голосе. – Задели его за живое. – Потом повернулся к Гаррисону. – А у тебя какое главное желание в жизни?

– Спасибо за еду. – Гаррисон, явно обеспокоенный, поднялся со стула. – Постараюсь догнать его. Если он пошел на корабль, мне, пожалуй, тоже лучше вернуться.

Опять Сет остановил Илиссу. Оба хранили молчание, пока Гаррисон выходил на улицу, аккуратно затворяя за собой дверь.

– Бараны, – сказала непонятно чем опечаленная Илисса. – Один за другим, ну прямо стадо баранов.

– Нет, – возразил Сет, – это люди, движимые теми же мыслями и чувствами, что и наши предки, которые баранами отнюдь не были. – Повернувшись в кресле, он крикнул Мэтту: – Принеси нам два шемака! – Потом сказал Илиссе: – Сдается мне, что этому кораблю не поздоровится, если он здесь задержится.

Динамик внутренней сигнализации рявкнул:

– Гаррисон, Глид, Грегори… – и так далее в алфавитном порядке.

В коридорах и на палубах разговаривали между собой вернувшиеся из увольнения.

– Ни единого слова ни от кого не добьешься, кроме «зассд». Просто осточертело!

– Надо было разделиться, как мы. Там, в цирке, на окраине никто про нас и знать не знал. Я просто вошел и сел.

– Слышал про Майка? Он починил крышу, взял в уплату бутылку двойного диса и нажрался. Был в полной отключке, когда его нашли. Пришлось тащить его обратно на себе.

– Везет же некоторым. А нас отовсюду гнали.

– Так я ж и говорю, что надо было разделиться.

– Половина увольнения, наверное, все еще валяется по канавам.

– Грейдер психанет, когда узнает, что столько народа опоздало.

Каждую минуту старпом Морган выходил в коридор и выкрикивал одну из фамилий, только что объявленных по радио. По большей части никто не отзывался.

– Гаррисон! – завопил он.

Гаррисон вошел в навигаторскую с недоуменным выражением на лице.

Его превосходительство расхаживал взад и вперед, бормоча в свои подбородки: «Всего пять дней, а разложение уже началось». Резко повернувшись к вошедшему Гаррисону, он выпалил:

– А, это вы, сударь! Давно вернулись из увольнения?

– Позапрошлым вечером, сэр.

– Досрочно, не так ли? Это интересно. Прокололи шину?

– Никак нет, сэр. Я велосипед не брал.

– Тоже неплохо. Если бы вы его взяли, вы были бы уже за тысячу миль отсюда.

– Почему, сэр?

– Почему? Он меня спрашивает, почему? Да я именно это и хочу знать – почему? Вы в городе были один или с кем-нибудь?

– С сержантом Глидом, сэр.

– Вызвать его, – приказал посол.

Морган послушно открыл дверь и позвал:

– Глид! Глид!

Ответа не последовало. Он попробовал еще раз, но безрезультатно. Потом опять вызвал Глида по радио. Сержант Глид исчез.

– Он отметился, когда возвращался?

Капитан Грейдер сверился с лежащим перед ним списком.

– Вернулся на двадцать четыре часа раньше срока. Это двойное преступление.

Морган вернулся в навигаторскую.

– Ваше превосходительство, один из десантников видел сержанта Глида в городе совсем недавно.

– Вызвать этого солдата. – Его превосходительство повернулся к Гаррисону. – А вы стойте, где стоите, и постарайтесь не хлопать своими чертовыми ушами. Я с вами еще не кончил.

Вошел испуганный таким обилием начальства солдат и вытянулся по стойке «смирно».

– Что вам известно о сержанте Глиде? – потребовал посол.

Солдат облизал губы, явно сожалея, что вообще ляпнул о встрече с Глидом.

– В общем, ваше благородие, я…

– Называйте меня «сэр».

– Есть, сэр. Я пошел в увольнение со второй группой рано утром, но через пару часов решил вернуться, потому что брюхо схватило. На обратном пути я встретил сержанта Глида и с ним разговаривал.

– Где? Когда?

– В городе, сэр. Он сидел в одной из этих ихних междугородных колымаг. Мне это сразу показалось странным.

– Он вам что-нибудь говорил?

– Немного, сэр. Он был в возбужденном состоянии. Кто-то ему что-то сказал о молодой вдове, которой трудно управиться с участком в двести акров. Он решил поехать посмотреть.

– Ваш человек, – сказал посол полковнику Шелтону. – Вроде бы дисциплинированный, с выслугой лет, тремя нашивками, с пенсией на носу. – Он снова повернулся к солдату. – Глид сказал, куда именно он едет?

– Никак нет, сэр. Я спрашивал, но он только усмехнулся и сказал: «Зассд».

– Хорошо, можете идти. – Его превосходительство возобновил разговор с Гаррисоном: – Вы были в первой группе?

– Так точно, сэр.

– Позвольте вам сообщить кое-что, сударь. Из четырехсот двадцати человек вернулись только двести. Сорок из них в различных стадиях алкогольного опьянения. Десять сидят в карцере и вопят: «Нет, и точка!» Без сомнения, они будут орать, пока не протрезвеют!

Он уставился на Гаррисона так, как будто эта достойная личность была виновата в происходящем, затем продолжал:

– В этом есть что-то парадоксальное. Пьяных я могу понять. Всегда найдутся несколько человек, которые, сойдя с корабля, первым делом налижутся в стельку. Но из двух сотен, соизволивших вернуться, почти половица вернулась раньше времени, как и вы. И все давали примерно одинаковые объяснения: местные относились к ним недружелюбно, игнорировали их.

Гаррисон ничего не сказал.

– Итак, налицо две крайности. Одни с отвращением возвращаются на корабль, а другие находят туземный городок настолько гостеприимным, что набираются до бровей какой-то дрянью, именуемой двойным дисом, или дезертируют совершенно трезвыми. Есть же какое-то объяснение всему этому? Вот вы были в городе два раза. Что вы можете сказать?

Гаррисон осторожно ответил:

– Все зависит от того, признают они нас или нет. А также от того, на какого ганда вы наткнетесь: есть такие, которые попытаются обратить вас в свою веру вместо того, чтобы игнорировать. Многих наших выдает униформа.