Читаем без скачивания Толстая книга авторских былин от тёть Инн - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова

ножках.

Села бабка: «Хочу морошки!»

Но ни морошки, ни лебеды,

ни ягеля,

ни куриной тебе слепоты.

Стало бабе Яге тоскливо,

окинула взглядом блудливым

она пространство Луны:

«Пить охота!» Но до воды

надо идти куда-то.

Шмыгнула носом крючковатым,

проглотила водорода

и попёрлась пехотой

куда её злые глаза глядели:

океаны лунные, мели

и неглубокие кратеры.

Что же они там прятали?

А скрывали они Хлыща,

разбойничка Кыша и Малыша

ростом с гору:

те сидят, едят помидоры

да в картишки играют.

Бабка в шоке, она шныряет

к старым своим дружкам:

— Здрасьте, родимые, вам!

Разбойники: «Год который

на нашем дворе, бабуся?

Тебя каким ветром, Ягуся?»

— Меня сюда забросил Илья.

А год какой? Не помню сама.

Вы должны же быть в аду.

Где мы? Никак не пойму!

— Гы-гы-гы! — ржут детины. —

Мы мертвы, мы духи! — и вынули

большую книгу амбарну,

открыли. — Вот печечка, баня

и домик на курьих ножках,

а это Микулы сошка.

Так, так, а где ты, Ягуся?

Вот, лежишь кверху пузом

на той стороне Луны. Чи сдохла?

— Да нет, стою, не усохла.

— Ты призрак! — регочут детины. —

Лови помидор! — Кыш кинул

овощем в бабку Ёжку.

Застрял помидор: немножко

повисел в её тонком теле,

на пыль опустился и двинул

внутрь планетки куда-то.

У бабушки ножки ватны

сразу стали. Старуха

слюну проглотила: «Сухо!»

Села в кратер прямо

и провалилась, будто в яму:

пролетела насквозь Луну,

вернулась к телу своему.

Посмотрела на себя:

вся распластана она.

И заплакала горько-прегорько.

Така у тебя теперь долька!

Летай и не думай плохо.

Охай, ведьма, не охай,

а кончилось твоё время —

размозжил богатырь тебе темя!

А время было такое:

прошлое встало стеною,

а будущее не пришло;

да зло, говорят, умерло

и не воскреснет боле.

Нынче летает на воле

Дух степной и голодный,

ищет уродство в природе.

На корявое деревце смотрит,

порядки свои наводит:

пригнёт ещё больше к земле

это дерево, а по весне,

в три погибели скрутит,

в ствол душу гнилую запустит,

и воскресит

злой каликой перехожей,

та не кланяется прохожим,

лишь в спины кидает проклятия.

Думаю, вы таких знаете.

А баба Яга, на беду,

знала о Духе степном. В дуду

старушечка лихо подула

(и откуда она её она вынула?)

да Дух степной громко позвала:

— Всемогущий, мне тело надо!

Дух прилетел и вынул

волшебную книгу: «Вымя

есть для тебя коровье,

быть тебе, ведьма, тёлкой!»

— С тёлки немного толку,

найди лучше бабу Ольгу,

да чтоб девкой была брюхата.

Мой дух в её плод и впечатай!

Возмутились разбойнички дюже,

заголосили дружно:

— Ах, ты старая, хитрая бабка,

мы тоже хотим в дитятки,

в малышей-крепышей побойчее,

найди нам, Дух, матерь скорее!

Вздохнул Дух, на Землю спустился,

облетел её три раза. Прибился

к самой убогой хате:

там три брата родных и матерь

брюхатая, вроде, девкой;

отец в могиле, и древко

из старого мужнего платья

развевается. «Эх, сорвать бы!» —

шепнул Дух степной и обратно.

Схватил разбойничков в охапку

и летит, их чуть ли не душит —

к хатке земной спешит.

Подлетел к той хате и выдохнул:

мёртвых разбойников выпустил

в головы сирым младенцам.

Ну держись, мать, теперь не деться

тебе никуда от зла!

В дом твой пришла беда.

3. Яга и духи разбойников на Земле

Ой беда, беда, беда!

Летит, свистит сковорода:

сынки в вышибалу играют,

со всей дури как вдарят

по соседским мальчишкам!

Дух с них и вышел.

И пошла дурная слава

от края деревни до края:

«Во дворе у Ольги

три чертёнка и Лёлька

маленькая, но злая:

то кричит, то ругает

страшным голосом мать».

Народ пошёл знахаря звать.

Вот знахарь Егор

к вдове припёр

травы да лампадку

в её хромую хатку.

Подул, пошептал,

злых духов, вроде бы, изгнал

и удалился далеко,

аж в соседнее село,

где и сгинул.

Никто его боле не видел.

А Кыш, Хлыщ, Малыш подрастали,

имена свои взад верстали.

Даже «бабушка Яга»

говорила, что она

не девка Лёлька,

а бабка Ёжка и только!

Их мамка Ольга

терпела это недолго:

собрала котомку да вон со двора,

добралась до монастыря

и постриглась в монахини.

А дети её мордяхами

дел в деревне наделали:

убивали, грабили. Но уделал их

Василий Буслаев с дружиной:

проезжал, было, мимо он,

да кликнули мужики

воеводушку на подмогу.

И помог ведь!

Гадёнышей кинул в подводу

да в тайгу непролазну увёз,

там и бросил их. Лес

закряхтел, зашумел, застонал,

когда богатырь уезжал.

Но Василий всё же уехал,

куча подвигов впереди! Брехал

народ о коих исправно:

— Экий Буслаев славный!

А разбойникам

пришлось в лесу обосноваться.

Избу рубить, это не драться!

Но у бабки помощников куча,

один другого могуче!

Избу срубили. Баньку поставили,

грибников в ней уваривали

да редких калик перехожих.

Разбоями тешились тоже.

Пошла тут дурная слава

от края земли до края

о Кыше, Хлыще, Малыше

да злющей бабе Яге.

До жути народ их боялся,

в тайгу совсем не совался,

хоть и ягода нужна, и пушнина,

да лес: возводить домины.

Род людской совсем загибается.

Мужик плачет: «Доколе маяться

мы будем как холопы?

Надо леших прихлопнуть!»

Решено так решено,

в лес пойдёт одно звено,

а второе послужит прикрытием.

«Грабли, вилы тащите!»

И пошли мужики рядами,

в руках топоры да знамя

из старой отцовской рубахи.

Вот ходи, размахивай,

при на адовых деток!

Услышали хруст веток

Кыш, Хлыщ, Малыш да баба Яга,

берут с поленницы дрова

и идут на крестьян в наступление.

(Всё, закончилось стихотворение.

Ан нет, пошутила.)

Бой шёл с невиданной силой!

Матерились с утра до утра:

рать мужичья на демонов шла.

Но всё хорошо кончается

лишь у тех, кто шатается

по боям да пирищам княжьим.

Не, это усё не у наших!

А нашу мужичью силу

очень быстро свалила

та мала разбойничья рать.

Пахать бы мужам и пахать!

Ан нет, по кустам валяются.

— Чи живы, чи мёртвы? —

разбирается с ними баба Яга.

Печь в красен жар вошла!

Ну вот, ну вот,

снова беден сельский род.

Где брать подмогу

на неугодных богу?

Пригорюнились

крестьяне, обиделись,

трёх прихвостней возненавидели,

а также злыдню Ягусю.

Но вдруг вспомнила тётка Дуся

о русских могучих богатырях:

— Васятка Буслаев на днях

опять с дружиной проскакивал,

мечом булатным размахивал,

бахвалился: нет ему равных!

Гутарил,