Читаем без скачивания Митридат - Виктор Поротников

Царице не хотелось сознавать, что в этом только ее вина. Она не любила ошибаться и, тем более, признавать свои ошибки. Когда был жив ее муж, это служило поводом к их частым размолвкам.

– Тебе надо хоть немного походить на своего брата, сынок,- сказала Лаодика.- Ты должен научиться ездить верхом и непременно уметь плавать. Даже я могу держаться на воде. И Антиоха неплохо плавает, и Статира…

– Если это непременное условие, чтобы стать царем, я готов научиться плавать,- отозвался сын.- Ради этого я могу даже выучиться ездить верхом.

– Ты так хочешь царствовать?- удивилась Лаодика.

– Надеюсь, это не постыдное желание?- с вызовом промолвил Митридат.- Или я не царский сын?

– Хорошо,- пустилась на хитрость Лаодика,- Пусть знать Синопы решает, кому из вас двоих быть царем Понта, но при условии, что я буду соправительницей. И еще, сынок, ты должен научиться плавать, обращаться с конем и оружием, иначе войска будут против тебя.

Девичье лицо юного царевича озарилось восторженной улыбкой, глаза его засияли. Бросившись к матери, он стал целовать ее, называя разными уменьшительными прозвищами. Привыкнув добиваться всего своими капризами и непослушанием, зная слабость материнского сердца, миловидный проказник был уверен, что царство перейдет к нему. Соправительство матери казалось ему таким же естественным, как ее присутствие во дворце.

– Я могу уступить отцовский трон тебе, мамочка, сам готов сидеть рядом с тобой на стуле,- молвил Митридат, обнимая мать.- Важно, что на мне будет царская диадема. Лаодика не удержалась от смеха.

– Не зря тебя прозвали Добрячок! Ты необычайно щедр, мой милый.

– А ты самая красивая царица на свете, мама,- произнес Митридат, глядя Лаодике в глаза. При этом его пальцы гладили ей подбородок и щеки, касались шеи.- Я безумно люблю тебя!

Лаодика попыталась отстранить от себя сына, но он ловил ее руки, покрывая их поцелуями. Лицо его зарделось вожделенным румянцем.

– Ты опять, Митридат!- Голос царицы был суров и непреклонен.- Я уже говорила тебе, что это между нами недопустимо, и повторяю еще раз.- Лаодика сделала ударение на слове «это».-

Пора бы тебе усвоить, что сын не может и не должен проявлять свою любовь к матери таким образом. Это дико и чудовищно! Пусти же меня во имя всех богов! Лаодика вскочила, оттолкнув сына от себя. Митридат, насупившись, пробурчал:

– В тринадцать лет мне это было можно, а в пятнадцать стало нельзя. Ты разлюбила меня, так и скажи. Теперь ты любишь моего старшего брата.

Лаодика заметалась по комнате, то прижимая руки к груди, то к пылающему лицу: слова сына, брошенные с обидой, угодили в цель! Царицу жгло раскаяние, мучил стыд. И тут она сама виновата! Как ей выходить из этого?

Сын мой,- Лаодика старалась говорить спокойно,- я все гда желала тебе блага и всегда любила тебя больше твоих сестер.

Мне хотелось самой направлять твои первые шаги по жизни, хотелось избавить тебя от ошибок и тяжких раскаяний. В результате я сама обрекла себя на тяжкие раскаяния.

Царица замолчала, не зная, как продолжить, какими словами объяснить, что белое на самом деле является черным.

– Тебе же скоро шестнадцать, Митридат,- вновь заговорила Лаодика, останавливаясь перед сыном.- Неужели я должна растолковывать тебе столь очевидные вещи! Только у варваров отец спит с дочерью, а сын с матерью. Ты же эллин, а не варвар.

– Но ты сама…

– Да, сама!- перебила сына Лаодика.- Потому что не хотела, чтобы о таких отношениях между мужчиной и женщиной ты узнавал от рабынь, готовых растлить тебя, или от сверстников, способных опорочить и самое прекрасное в любви. Я думала, твой отец расскажет тебе об этом, когда придет срок, но злой рок отнял его у нас. Поверь, я не хотела переступать запретной черты, когда обнажалась перед тобой в бане, показывая и рассказывая, как мужчина должен обладать женщиной, любимой женщиной. Все получилось само собой. Я же не из железа, Митридат, и не всегда вольна над собой.

Лаодика умолкла, ожидая, что сын скажет ей на это.

– Я тоже не из железа,- мрачно вымолвил Митридат и ото шел к своему ложу.

– Ты мужчина и должен быть сильнее,- сказала царица. Сын пропустил ее слова мимо ушей, отправляя полной горстью изюм себе в рот.

Лаодика повернулась и вышла из комнаты.

«Пусть подумает в одиночестве над моими словами,- думала она, направляясь к дочерям.- И почему благо вдруг оборачивается таким злом? Не иначе, кто-то из богов завидует мне!»

Вечером, расставаясь со старшим сыном, царица, как обычно, поцеловала его, прижав к груди. Наверно, это получилось у нее излишне пылко, потому что Митридат ушел от нее заметно смущенный.

«Что за наказание,- размышляла Лаодика, лежа в постели,- один сын беззастенчиво добивается моего тела, другой, случайно добившись, теперь сгорает от стыда».

Ее саму жег запоздалый стыд за ту мягкость, когда она уступала младшему сыну, с недетской настойчивостью просившегося с ней в баню или на ее ложе. И почему-то в ней не было раскаяния после соблазнения своего старшего. Она даже выстроила целую цепочку оправданий.

Прошла зима.

С началом весны поползли слухи о войске, собравшемся в горах и готовом идти на Синопу.

– Твои сторонники не теряют времени даром,- сказал как-то Мнаситей старшему сыну Лаодики,- но и ты имей в виду, если варвары нападут на нас, твоя голова живо скатится с плеч.

Митридат ничего не ответил македонцу. До него слухи доходили в последнюю очередь. Мать старательно оберегала его от них.

Видя вокруг в основном враждебные лица, Митридат находил отдохновение лишь у сестер.

Глава седьмая

– Что за разговоры ходят вокруг твоей женитьбы на одной из дочерей Багофана?- спросила Антиоха, подозрительно глядя на брата.

– Ты шутишь?- Митридат недоуменно смотрел на сестру.

Он только зашел к ней в гости, а она сразу ошарашила его таким известием.

– Мне не до смеха, дорогой брат,- решительно отрезала Антиоха.- Тебе, думаю, тоже будет не смешно, когда ты увидишь свою нареченную без одежд. Дочери Багофана больны какой-то кожной болезнью, у них пятна по всему телу. Это не проказа, но тоже что-то ужасное.

Митридат нахмурился.

– Откуда ты узнала об этом?- спросил он.

– Про женитьбу или про пятна?- переспросила Антиоха уже своим обычным голосом.- Да сядь же!

– Про женитьбу,- пояснил Митридат, присев на скамью.

– Мама поделилась со мной этим,- ответила Антиоха и села рядом с Митридатом,- она часто делится со мной своими заботами. Не беспокойся, она тоже против дочерей Багофана. Ей хочется подыскать тебе в жены гречанку. Однако царедворцы во главе с Мнаситеем настаивают на дочерях Багофана.

– Ты не слышала про войско, которое будто бы собирается напасть на Синопу, чтобы вызволить меня из плена?- вновь спросил Митридат.

Антиоха тряхнула своими завитыми в спирали локонами.

– Нет, не слышала.

Митридат, опустив голову, подумал про отчаянного Тирибаза. Неужели он сумел собрать целое войско?

Антиоха сидела подле брата, касаясь коленом его бедра, и смотрела на него в упор пытливыми синими глазами.

Этот пристальный взгляд заставил Митридата взглянуть на молчавшую сестру, которая была так прелестна в длинном карийском хитоне с застежками на плечах. Вся такая юная и свежая!

– У тебя новая прическа,- сказал Митридат.

– Наконец-то заметил,- улыбнулась девушка.- Ты подумал над тем, что я сказала тебе не так давно?

– Антиоха, я вряд ли стану царем, поэтому тебе лучше обратить внимание на моего младшего брата,- ответил Митридат.- Последнее время он занялся метанием дротиков и каждое утро плещется в бассейне. Думаю, к семнадцати годам он возмужает, как и я.

– Этот неженка мне неинтересен,- брезгливо поморщилась Антиоха.- К тому же наша мать хочет тебя видеть царем Понта. Она сама призналась мне в этом.

С самой первой их встречи после столь долгой разлуки Антиоха постоянно заводила об этом разговор с Митридатом. Она страстно желала ему наследовать отцовское царство, отводя для себя роль его жены. Их кровное родство ее не смущало.

Сначала Митридат пробовал отшучиваться, потом пытался образумить сестру, не замечая коварно расставленных сетей. Приходя на половину сестер, он засиживался у Антиохи дольше, чем у всех остальных.

То, что сестры живут недружно, стало понятно ему очень скоро. Антиоха не была навязчива в объятиях и поцелуях, никогда не пользовалась сурьмой и румянами, от нее веяло свежестью и здоровьем, как от пастушки. Все линии ее тела были женственны, как и движения. Ее не портила большая грудь и талия не столь тонкая, как у Статиры.

У нее была привычка слегка растягивать слова и часто менять интонацию голоса, при этом даже резкие отзывы в ее устах не звучали грубо.

Однажды Митридат застал Антиоху переодевающейся. Он тотчас отвернулся.

– Тебе позволительно видеть то, что непозволительно другим мужчинам, ведь ты мой будущий муж,- игриво промолвила Антиоха брату.