Читаем без скачивания Митридат - Виктор Поротников

– Задумано неплохо, клянусь Зевсом,- похвалил секретаря Мнаситей.

– Это еще надо обдумать,- сказал осторожный Гергис.

– Размышлять некогда,- нетерпеливо возразила Лаодика.- Я нынче же увенчаю Митридата диадемой. Он и пойдет с войском к Амасии.

Гистан и Багофан промолчали, хотя не одобряли совет Дионисия.

Собрав всю знать Синопы, эллинов и персов, Лаодика провозгласила своего старшего сына своим соправителем, вышедшим из-под ее опеки вследствие совершеннолетия.

Когда евнухи ввели в тронный зал облаченного в пурпур Митридата, когда голову ему увенчали диадемой и возвели его на тронное место, когда вся собравшаяся знать громогласно стала приветствовать его как царя, на глаза юноше едва не набежали счастливые слезы. Сбылась его мечта- он унаследовал трон отца.

Из желания сделать сыну приятное, а также стремясь придать происходящему больше торжественности, Лаодика встала со своего места и, стоя, как и все, приветствовала Митридата.

Среди знатных женщин, выделявшихся яркостью одежд, Митридат увидел своих сестер, всех четверых.

Ниса таращила на него восхищенные глаза, держась за руку серьезной Роксаны, которая хранила подчеркнутое спокойствие, будто видела такое каждый день. Статира была одета как персианка- в широкую столу и накидку, край которой до половины закрывал ей лицо. Митридату были видны только ее жгучие глаза, подведенные сурьмой от уголков к вискам. Статира несколько раз помахала брату рукой, делая вид, что поправляет покрывало на голове.

Позади Нисы и Роксаны стояла Антиоха в дорийском пеплосе с волосами, уложенными на эллинский манер. Солнечный луч, падая сверху из окна, зажигал в ее синих глазах счастливые искорки. Лицо Антиохи, озаренное мягкой улыбкой, казалось, говорило Митридату: «Видишь, я была права. Ты стал царем! Не забывай же о той, что должна стать твоей супругой».

Потом был пир в ознаменование этого события, которое по счастливой случайности совпало с праздником Дионисий.

Эллины любили справлять этот праздник в честь Диониса, бога виноделия. В большинстве городов Эллады Дионисии праздновались два раза в год, зимой и весной. Но в некоторых эллинских государствах Дионисии справлялись четыре раза в году. Например, так было в Афинах.

Митридат, впервые узревший торжество, посвященное Дионису, был поражен разнузданной непристойностью, царящей вокруг. Ему стало понятно, почему в детстве его не допускали на этот праздник. На пиру было выпито много вина.

И если жены и сестры первых людей Синопы соблюдали приличие, а иные и вовсе удалились с пира, то захмелевшие вельможи состязались в непристойных шутках, орали песни самого неприличного содержания, хватали за ноги танцовщиц.

Гетеры, также допущенные во дворец по случаю праздника, целовались со всеми желающими, позволяли лицезреть свою наготу, а одна нагой станцевала на столе непристойный александрийский танец под рев пьяных мужских глоток.

Вечером, когда голубые сумерки окутали город, веселье переместилось на улицы и площади Синопы.

Знать смешалась с простонародьем. Все кому не лень занялись переодеваниями. Мужчины щеголяли в женских париках, женщины цепляли на лицо мочальные бороды. Кто-то рядился в сатира, кто-то изображал титана, вызывающего на поединок богов.

Толпы людей под грохот тимпанов с песнями и смехом двигались отовсюду к храму Диониса, что в предместье Синопы. Ворота города были открыты. Городские стражи пировали в башнях либо присоединялись к многотысячной процессии, которую возглавлял красивый юноша в венке из плюща, окруженный девушками в козлиных шкурах. Юноша изображал Диониса, а его спутницы- менад, исполняющих на ходу неистовые дикие танцы, сопровождавшиеся громкими возгласами: «О Диэй! О Бассарей!»

Митридат вышел из дворца, повинуясь желанию матери, которая хотела, чтобы он сопровождал ее.

– Пусть все видят нас вместе,- сказала Лаодика.- Пусть никто не усомнится в нашей привязанности друг к другу. Стражу оставим во дворце, нам некого опасаться среди такого множества людей.

Выйдя за дворцовые ворота, мать и сын смешались с толпой, похожей на бурлящий поток, в котором мелькали фригийские колпаки и грубые овчины вместо плащей. Среди шума и гама было невозможно услышать стоящего рядом человека, поэтому Лаодика притянула к себе голову сына, произнеся ему на ухо:

– Зачем нам соглядатаи? Давай скроемся от них!

Царица указала глазами на увязавшихся за ними Мнаситея и Дионисия.

Митридат молча кивнул и, взяв мать за руку, устремился напролом в скопище народа. В нем вдруг разыгрался азарт, когда он заметил, что долговязый македонец в своей широкополой шляпе-кавсии, вытянув шею, старается определить, куда неожиданно исчезли шедшие впереди царица с сыном. Митридат расслышал возглас Дионисия, который успел заметить розовый плащ царицы, и потащил спотыкающуюся о чужие ноги Лаодику в какой-то узкий переулок.

Дома в нем стояли так близко, что края черепичных кровель едва не касались друг друга. Между ними оставался узкий просвет, в который можно было увидеть бледно-синие небеса с багряным отсветом заката.

Узкая улочка вела немного под уклон, делая частые повороты. Под ноги бегущих Лаодики и Митридата то и дело попадались крутые ступеньки, вырубленные в твердом каменистом грунте. Это был склон холма, на котором стояла царская цитадель.

Митридат смело перескакивал через ступеньки, не сбавляя бега. Лаодика с визгом не отставала от него, крепко держась за его руку. Она потеряла плащ и диадему.

Беглецы свернули в другой переулок, потом в третий.

Разом остановились, прислонившись вспотевшими спинами к известняковой стене какого-то дома, еще хранившей дневное тепло. Митридат взглянул сбоку на мать.

Она шумно дышала после стремительного бега, грудь ее высоко вздымалась. Выбившиеся из прически локоны упали на лоб. На щеках полыхал румянец, отчего она выглядела гораздо моложе своих лет. Лаодика тоже повернула голову и встретилась глазами с сыном..

Какой-то миг они глядели друг на друга как заговорщики, чувствуя в происходящем некое единство мыслей и действий. Затем, повинуясь внутреннему порыву, расхохотались оба враз. Смех заразил их безудержным весельем, которое извергалось из них подобно водопаду. Возбуждение от погони сменилось радостным осознанием того, что они оставили своих преследователей в глупом положении.

Митридат-младший воспринял воцарение своего старшего брата как чудовищное предательство со стороны матери. В нем кипело негодование и против знати, позабывшей о нем, и против сестер, ходивших смотреть на торжество. Когда во дворце шумело пиршество, озлобившийся на весь белый свет юнец заперся в своей комнате и рыдал, уткнувшись в подушку. С ним был только старый слуга-фригиец, который безуспешно старался хоть чем-то развлечь своего господина.

Под вечер Митридат поднялся с ложа с опухшим от слез лицом. И сразу потребовал вина.

Фригиец побежал в дворцовые подвалы, полагая, что во время Дионисий всем полезно угощаться вином. Вдобавок он надеялся, что, напившись вина, царевич быстро заснет и угомонится.

Возвращаясь обратно с ойнохоей, наполненной хмельным напитком, слуга столкнулся в портике внутреннего двора с Антиохой.

– Дитис,- окликнула слугу Антиоха,- ты спешишь к своему господину?

– О да, прелестная,- поклонился фригиец.

– Чем занят мой братец?

– Весь день лил слезы, теперь решил залить горе вином.

– Что ж,- улыбнулась Антиоха,- вино- лучший выход для слабого духом.

– О, если бы, прелестная Антиоха, ты побеседовала со своим братом о мужском достоинстве, я убежден, это придало бы крепости его духу,- просительным голосом промолвил слуга.

Девушка помедлила, задумчиво поведя бровями, потом сказала:

– Я не уверена в этом, Дитис. Однако мне есть что сказать своему слабохарактерному братцу. Идем!

Митридат был готов встретить слугу сердитой бранью, полагая, что тот ходил слишком долго. Увидев вместе с ним свою старшую сестру, он сначала слегка растерялся, но тут же приободрился, решив, что Антиоха пришла его утешить. И даже придал своему заплаканному лицу печально-страдальческое выражение.

– Вот уж не думала, клянусь Афиной, что мой брат и в пятнадцать лет будет таким же размазней, каким был и в семь, и в десять лет,- насмешливо сказала Антиоха, с ехидцей глядя на распростертого на ложе Митридата.- Никак не думала, что из двух братьев, рожденных одной матерью и носящих одно и то же имя, старший окажется сильным духом и телом, а младший будет словно вылеплен из воска. Над чем рыдаешь, Митридат? Я пришла поплакать вместе с тобой.

Сказанное Антиохой и ее тон сильно уязвили Митридата-младшего.

– Так ты заодно с матерью, обманувшей меня,- плаксиво воскликнул он, вскочив с ложа как ужаленный.- Все сговорились вокруг! Я предан всеми! Но боги покарают вас, ибо они всегда на стороне обиженных.