Читаем без скачивания Обычная женщина, обычный мужчина (сборник) - Мария Метлицкая

В окне она опять увидела свое отражение. Зеркало разбить можно. А вот окно – полная глупость. Она же не идиотка.

Лет десять назад она увлеклась – ботокс, подтяжки, лифтинг, пилинг. Предлагали кучу всего – почуяли ее кошелек. Результат сначала вроде бы был, ей даже нравилось. Лицо стало гладким, как яйцо, неживое – брови не поднимались, уголки рта зависали. Потом увидела таких же, как она. Все на одно лицо, овал, глаза, губы… Все похожи на рыб, просто косяк из полудохлых рыб. Противно.

Ходить в фитнес? Там опять эти сопливые куклы. Смотрят на нее с усмешкой.

Муж считал, что у нее депрессия. Какая, к черту, депрессия? Просто она все про себя понимает. Все, до копеечки. Тогда была жизнь. А сейчас? Эта обвисшая грудь, складки на бедрах, волосы на расческе, пожелтевшие ногти.

Она усмехнулась. Никто из ее прежних любовников ее бы не узнал. Да и слава богу. Они, конечно, тоже не молодели, но они мужчины, это для них не трагедия.

А для нее это все – конец жизни. Ждать, когда будет еще хуже? Еще гнуснее? Чтобы тошнило уже от себя? Зачем это все, какой смысл? Завести молодого любовника? Запросто. Времени свободного уйма. Денег тоже. Ее никто не контролирует. Поехать с ним в Париж, в Ниццу, умирать от его гладкого смуглого тела, заглядывать ему в глаза, предлагать любые шмотки, купить машину. И знать, что он спит с тобой только потому, что ты – богатая и щедрая старуха. Знать, что он ненавидит тебя за это и себя заодно. Нет уж, увольте. Такого возвращения к жизни ей не надо. Сходить с ума от стыда и бессилия? Это не ее путь.

Муж предлагал любых врачей, любые лечебницы мира. Любые поездки. Бриллианты. Шубы. Зачем? Врачам она не доверяла. Тех стран, которые видела, хватило бы на три жизни. Шкафы и так ломятся. Все неинтересно. Все ни к чему. Все уже было, и не один раз.

Она опять подошла к ненавистному зеркалу. Внимательно разглядывая себя, провела пальцем по скуле и губам. Распустила волосы. Встряхнула головой – волосы разбежались по плечам. Открыла косметичку. Положила на кожу тон, румяна. Подвела глаза. Накрасила губы. Опять внимательно разглядывала себя. Потом пошла в спальню, надела лучшее белье и тончайший, состоящий из одних кружев, пеньюар. Легла на кровать поверх покрывала, потом вспомнила, быстро поднялась и босиком пошла на кухню. Налила в стакан воды и вернулась в спальню. Опять легла. Достала из тумбочки пачку снотворного и аккуратно стала выдавливать таблетки. Пять, восемь, пятнадцать – наверное, хватит. Медленно, тщательно запивая, выпила таблетки – все до одной. Для верности. Расправила на подушке волосы и сложила на груди руки. Красивая картина, если посмотреть со стороны. Да и выглядит она сегодня неплохо. Она усмехнулась и закрыла глаза.

Было совсем не страшно, и ничего не было жаль. Что толку жалеть о том, чего нет?

Она стала считать про себя. Двадцать, тридцать, пятьдесят. Черт его знает, когда все это закончится. Она была уверена, что поступила правильно. Через час придет домработница, откроет дверь своим ключом, войдет в спальню, закричит страшным голосом, бросится звонить хозяину. Он, конечно, тут же приедет. Вызовут «Скорую». Все будут в смятении и недоумении, будут обсуждать и осуждать. Чего ей, этой стерве, не хватало?

Никто не поймет, ведь никто не поймет, это точно. Муж, конечно, попытается сделать все шито-крыто. Не приведи бог потеря репутации, а это для него так важно! Придумает какой-нибудь сердечный приступ. Его дело. Ей уже будет все равно. Она уже будет далеко. Хорошо бы не в аду. Может быть, рай тоже не заслужила, но не в аду наверняка. Что и кому она в жизни сделала плохого? Правда, с хорошим тоже сложновато.

Ее наконец потянуло в сон. Она собралась с последними силами, с трудом встала с кровати и подошла к зеркалу. В комнате было темно. Она зажгла ночник и посмотрела на себя. При приглушенном розоватом свете ночника она была еще очень красива – свет падал мягко и щадяще. Она улыбнулась – и осталась вполне довольна. Она уйдет сейчас, сейчас, пока все еще не так ужасно, пока проклятая природа не завершила свое черное дело, пока все еще вполне терпимо. И все скажут, что она еще очень хороша. Наверняка.

Она снова легла на кровать и закрыла глаза. И даже слегка улыбнулась – она была собой очень довольна. И впервые за многие годы сумела понравиться себе.

Он и она

В глазах всей семьи она была разрушителем. Конаном-Варваром местного значения. Человеком, посягнувшим… Горем семьи. Большой, дружной, нерушимой, казалось бы, семьи. Оплота. Кто думал о том, что происходит с ней? А оказалось, что самое страшное на свете – кому-то сделать больно.

Муж сказал: «Тебе хочется, чтобы меня просто не было. Красиво начать новую жизнь. С белого листа. Страсть, любовь и много всего впереди. Но я есть. И есть двенадцать прожитых лет. Есть сын. Есть, извините, новая квартира, а в ней ремонт. Есть купленная в кредит новая машина. Есть недостроенная – как ты мечтала о ней! – дача. Есть, в конце концов, мои и твои мама и папа. А у них общий внук – естественно, обожаемый и единственный. Есть общие праздники, дни рождения, годовщины и Новый год. А ты… Ты хочешь одним махом выдернуть нижнее бревно, чтобы все рухнуло и осыпалось – в одночасье, в одну минуту».

В общем, преступница, что уж тут. Короче говоря, с одной стороны – все ужасно, трагично и невозможно, а с той, другой стороны – одно сплошное и тоже невозможное счастье.

Он подъезжал каждый вечер после работы к ее дому. Она набрасывала плащ и в тапочках сбегала по ступенькам вниз – ждать лифта не было сил. Она садилась в машину, и он брал ее за руку. Она клала голову на его плечо. Они просто молчали. Минут двадцать. Потом он целовал ее и говорил, что все будет хорошо. Она не верила и качала головой. «Хорошо» быть не могло. По причине того, что всем остальным было больно. И как прикажете с этим жить?

Она возвращалась домой. Чистила картошку. Делала с сыном уроки. Гладила белье. Умывалась. Ложилась спать. Не спала. Ну, в общем, понятно. За все приходится платить. Она и платила.

Он торопил – надо что-то решать. По куску резать больнее. Пожалей, в конце концов, себя. Посмотри, на кого ты похожа. Она раздвоилась. Была та, что честно выполняет свои обязанности: готовит обед, гладит рубашки. Но была еще и та, что на легких ногах бежала по ступенькам. С отрешенным и немного безумным лицом. У нее «той» все было не просто «хорошо», а прекрасно. Сказочно. Жизнь обещала, обещала…

Мама поджимала губы. Отец и вовсе делал вид, что ее не замечает. Демонстративно утыкался в газету. Словом, преступница без права на помилование.

Как-то приехала свекровь. Она не была классической злодейкой – нормальная, умная и доброжелательная тетка. Свекровь долго молчала и смотрела на нее. Молча пили чай. Потом свекровь сказала:

– Знаешь, у меня тоже было. Ну, или почти «было». А почему не получилось – совсем смешно. Он позвонил в дверь, а я, не дыша, стояла с другой стороны. Он звонил долго. Я не открыла потому, что у меня были не накрашены ресницы. Представляешь? Ну не могла я появиться перед ним в таком виде. Короче, я не открыла. Он ушел. Я смотрела из окна ему вслед. Сначала плакала. А потом засмеялась.

– У вас всегда было чувство юмора, – сказала она свекрови. И добавила: – А мне было бы наплевать на ресницы. Я бы открыла.

– А ты и открыла, – вздохнула свекровь. – Только кто от этого стал счастливее?

Это правда. Победителей в этой истории не было наверняка.

– А если я не могу видеть, как он жует, пьет чай, завязывает галстук? Если я не могу с ним ложиться в постель? Разве это не причины?

– Будь снисходительна, – ответила свекровь. – Он же, в конце концов, не виноват, что с тобой произошел несчастный случай. Или представь, что все могло быть наоборот. А ведь могло быть.

– Что мне делать? – спросила она.

Свекровь пожала плечами.

– Поставь на чашу весов, что с одной стороны и что с другой. Прикинь и подумай. Ты же умная девочка.

Никакой «умной девочки» не было и в помине.

В восемь вечера все повторялось. Она накидывала плащ и бросала мужу:

– Я к Ленке.

У мужа твердели скулы. Двадцати минут в машине вполне хватало, чтобы почувствовать себя самой счастливой на свете. И самой несчастной.

Потом был день рождения сына. Первый месяц весны. Конечно же, собралась вся семья. Все упорно «делали вид». Она исправно пекла пироги и резала салаты. Мама тревожно смотрела на нее. На кухне сказала:

– Ну, вот видишь, все же хорошо.

Действительно хорошо.

– Да? – рассеянно спросила она, и из ее рук выскользнула чашка.

– На счастье, – тяжело вздохнула мама.

За столом, перебивая друг друга, обсуждали насущные проблемы – в мае надо начинать достраивать дачу и ставить баню. Муж о чем-то спорил с ее отцом. Сын показывал бабушкам последние рисунки. Бабушки были твердо уверены в том, что это шедевры. Она стояла на кухне у окна, уткнувшись лбом в стекло. Муж подошел сзади и положил ей руку на плечо.