Читаем без скачивания Путь к золотому дракону - Мария Быкова

— Зато берилл красивый, — вступилась я за книгу.

— Где берилл? — заинтересовался Рихтер.

Я молча ткнула пальцем в камень, украшавший обложку фолианта — того самого, который заставил меня… то есть Иальгу! — так вытаращить глаза.

Я продемонстрировала обложку, но мы сидели едва ли не в разных углах комнаты, а берилл был слишком мелким.

— Лучше дай посмотреть.

Эгмонт протянул руку ладонью вверх, и я отпустила книгу, прошептав короткое заклинание. Я немного не рассчитала траекторию, но маг легко поймал книгу, сделав шаг вбок. Несколько секунд он внимательно рассматривал обложку. Лерикас с ехидным видом ждала продолжения.

— Это не камень, — припечатал Рихтер после краткого осмотра. — Это глаз. Надо думать, тот самый, запасной.

Я фыркнула, вспомнив коробку, полную ярких книжек.

— Ага… а это вы, студентка Ясица. Зело разноплановая особа. Так… а этот, в зеленом, тогда кто? На мгымбра не похож…

— Это Марцелл Руфин Назон, — ответила я, постаравшись придать лицу самое уважительное выражение.

Эгмонт только хмыкнул.

— А сзади, — закончила я, — одно из двух: либо Генри Ривендейл, либо сам Сессий. Причем Сессий мне нравится больше. Как вариант.

— Да, — согласился Рихтер. — На адепта Ривендейла это как-то не тянет.

Он открыл книгу посредине и с выражением зачитал вслух:

— «Прекрасная златокудрая Иальга величавой поступью вступила в бальную залу. Музыка тотчас же смолкла, так велика была сила ея красоты. Сам Игемондус Ужасный пал жертвой чар Иальги. Не теряя ни мгновения, подскочил он к юной деве и увлек ее в вихре танца…»

Мы с Лерикас переглянулись. Оборотница уважительно приподняла бровь.

— Думаю, близнецы аунд Лиррен, как авторы сего произведения, согласятся признать это черненькое… хм… Сессием. Потому что вряд ли они задолжали Ривендейлу так много, чтобы расплатиться с ним столь изысканно.

Эгмонт произнес эту фразу, не отрываясь от чтения.

— Это те двое, что встретились нам у границы? — Лерикас с невозмутимым видом почесывала у Фенрира за ухом.

Я кивнула, испытывая непреодолимое желание прямо сейчас поговорить с близнецами по душам.

— Весьма перспективные молодые люди, — прокомментировала конунг.

— Более чем, — согласился их декан. — Смотри-ка… где это оно тут было… Ага! «Роковой сумеречный красавец Сигизмунд, запрокинув голову, неотрывно смотрел на полную луну. Какой зов будила она в его мрачной, смятенной душе? „Интере-эсно, — затаив дыхание, робко подумала Иальга, — каков он, таинственный поцелуй волкодлака?“ Но ей не суждено было познать его этой ночью…»

Да, подумала я. Хорошо, что в комнате нет рокового красавца Сигизмунда. Близнецы, конечно, быстро бегают и неплохо маскируются, но от Сигурда, как от Иальги, никто еще живым не уходил.

Тут подул ветер, принесший запах свежей олифы, и Фенрир в очередной раз чихнул.

— Не вовремя я приехала, — озабоченно сказала Валери.

Я открыла было рот, удивленная такой непоследовательностью, но конунг быстро взглянула на меня, и я прикусила язык. Рихтер, по-прежнему уткнувшийся в книгу, ничего не заметил.

— Э-э… ремонт, — подумав, осторожно сказала я.

— А погода такая хорошая, — мечтательно продолжила Лерикас. — Последний летний месяц, всего лишь четыре недели… Хорошо бы сейчас выехать за город, а то от краски аж голова кружится…

Я изрядно сомневалась, что у золотого дракона может кружиться голова — от краски или от чего бы то ни было другого. Но оборотни тоже хищники, и конунг только что вышла на охоту, а мне меньше всего хотелось вставать поперек ее гона.

Воцарилась тишина, которую нарушил Эгмонт.

— В принципе, — очень независимым тоном сказал он, — у меня вчера начался отпуск. Может, нам всем съездить в Рихтер? Дождаться Сигурда и уехать, как в старые добрые времена?

Фенрир вновь чихнул, определенно воздействуя нам на совесть.

— Яльга, ты как? — Лерикас обратила ко мне совершенно невинное лицо.

— Ну… — Я запнулась. Рихтер отложил книгу на подоконник и тоже смотрел на меня. — Ну… в самом деле, почему бы нет? У вас там этот, как его, донжон…

— Мы же вроде как перешли на «ты»? Еще прошлым летом…

— Но учебный год…

Магистр пожал плечами:

— Так он же еще не наступил!

Да уж. Рихтер был сама нелогичность. Я вспомнила, как он рявкнул на меня прошлым летом, но отчего-то решила промолчать. В самом деле, Лерикас творила чудеса. Здесь не хватало только Сигурда, чтобы все стало совсем как надо. Странное дело — мы полчаса провели с Эгмонтом в одной комнате, а я не чувствую и капли того напряжения, которое раньше появлялось уже через пару минут!

— Отлично, тогда договорились! — Лерикас хлопнула в ладоши и поднялась на ноги. Фенрир, вовремя убравший голову, тоже встал с пола. — Сигурд, я думаю, будет завтра или послезавтра… — Она зевнула, прикрывая рот обеими ладонями. — Так спать хочется! — извиняющимся тоном объяснила оборотница. — Спокойной ночи.

Она выскользнула за дверь, прежде чем кто-либо из нас двоих успел ее остановить. Фенрир, разумеется, последовал за своим вожаком.

«Интересно, а он-то где спать будет?» — мелькнула совершенно нелепая мысль. Но тут же явился и ответ: не иначе как на коврике у двери.

— Встречу близнецов — убью! — кровожадно пообещала я, нарушив воцарившееся молчание.

— Ну зачем же так… — Рихтер положил книгу на стол и, подумав, сел на подоконник. — Если уж убивать всех, к этому причастных, то начать придется со Скупидонуса. А на него даже у нас троих вместе сил не хватит. А по-другому нечестно выйдет.

Я немного подумала. Звучало убедительно.

— А с чего вы… ты взял, что этот опус сочиняли именно они?

Эгмонт пожал плечами:

— Будем рассуждать логически. Во-первых, книга явно написана человеком, хорошо знающим Академию, тебя… ну и меня, кажется, тоже. Все ключевые события того года описаны достаточно достоверно: и мгымбр, и история с лягушками, и ваше перемещение в Треугольник… По стилю, кстати, четко видно, где записано на основе собственных впечатлений, а где — по твоим рассказам. Ну и, наконец, сами близнецы по тексту появляются достаточно редко, а уж если появляются, то невероятно лучезарные и пресветлые…

— Ага, — хмуро поддакнула я. — Остановись, виденье, ты прекрасно!

— Вот-вот, видишь, ты все сама поняла. Ну и потом, не припомню я за братьями аунд Лиррен такой любви к альма-матер. До начала учебы еще целый месяц, а они уже три дня здесь ошиваются. Спрашивается, зачем?

Это был весомый аргумент. Единственное, что могло подвигнуть братьев на такой подвиг, — это переэкзаменовка, но я твердо знала, что на четвертый курс близнецы перешли без каких бы то ни было хвостов. Просто потому, что иначе перейти было невозможно: переэкзаменовки разрешались только до третьего курса включительно. Дальше — либо с первого раза, либо никак. Так что Эллинг с Яллингом попросту ждали, когда издательство «Эльфо-книга» выпустит в свет их первую печатную работу.

— Но нельзя же это оставить просто так!

— Нельзя, — согласился Эгмонт. — Я и не оставлю. Вот прямо сейчас пойду и возьму у них автограф.

— И что, ты думаешь, они тебе напишут? «Игемондусу Ужасному от любящих учеников»?

— Ну почему же. — «Игемондус» хищно улыбнулся. — Можно иначе: от жертв, например. В скобочках — будущих, в скобочках — нужное подчеркнуть. Как там, кстати, «Справочник» поживает?

— Это был не «Справочник»! — очень натурально возразила я.

Эгмонт покивал.

— А можно еще вот так, — предложил он, к счастью не останавливаясь на такой скользкой теме. — «Авторам от Игемондуса Ужасного и прекрасной Иальги. На долгую память, в скобочках — вечную».

— «В скобочках — нужное подчеркнуть», — хором закончили мы.

Вообще-то близнецов стоило пожалеть. Неизвестно, насколько близки они были к вожделенной пятнадцатой кружке, но хмель выветрится из них уже на второй минуте беседы с… хм… жертвой авторского произвола. Рихтер всегда жил по правилу «никогда не откладывай на завтра, кого можешь съесть сегодня».

— Ладно, меня в автографе они могут не упоминать. — Я встала с табуретки и попыталась вспомнить, где она стояла раньше. — Я тоже спать пойду… Кстати, потом дашь мне этот труд почитать?

— Разумеется. — Рихтер спрыгнул с подоконника, сдернул с головы воображаемую шляпу, сделал глубокий поклон, подметая воображаемыми перьями пол, и патетически вопросил: — Разве найдется в этом мире смертный, который в чем-либо сумеет отказать прекрасной златокудрой Иальге…

— Игемондус, — буркнула я.

— …чья красота, подобно стреле, пронзает сердца навылет? — Рихтер не выдержал и расхохотался.

Я сосредоточенно придумывала, что сказать в ответ. Но в голову ничего не приходило, и потому я просто ткнула пальцем в висевшее изображение: