Читаем без скачивания Башня. Новый Ковчег-3 - Ольга Скляренко

Костыль всё ещё держал Нику, прикрываясь ей, как щитом, отступая вглубь комнаты, к Киру. Кирилл смотрел на его спину, серую рубашку в тёмных пятнах пота, и вдруг время дёрнулось и затормозило. Как будто оператор, который крутил кино их жизни, поставил кадр на замедленное воспроизведение. Костыль, одной рукой продолжая заламывать Нике руки назад, другой потянулся вниз, к ботинку.

«Нож! — понял Кир. — У него там нож. Он же… Ника!»

Кир не знал, какая сила вдруг родилась в нём. Словно организм очнулся, включил спящие резервы, вытолкнул Кира из больного сна. Он почти не думал. И почти не чувствовал боли. Мозг вернул управление телом, и Кир рывком поднялся и бросился на Костыля, выставив вперёд голову, как для тарана.

От неожиданного удара Костыль выпустил Нику, потерял равновесие, сделал несколько шагов и рухнул, как подкошенный, под треск выстрелов. Кир тоже упал, но тут же поднял голову, поискал взглядом Нику. Она вжалась в стену, испуганно тараща глаза, совершенно не понимая, что происходит. Но целая — господи, слава тебе — живая!

— Осторожнее! Девочку не заденьте! — в комнату зашёл невысокий, щуплый мужчина в больших очках.

— Дядя Серёжа! — это крикнула Ника.

— Ника! Ты цела? — мужчина в очках, ласково улыбаясь, быстро шагнул ей навстречу, и Ника, закрыв рот рукой, медленно сползла по стене, осела на пол и вдруг разрыдалась, повторяя, как заведённая: «дядя Серёжа, это вы, дядя Серёжа».

Кир выдохнул с облегчением и, не в силах больше удерживать голову, уткнулся лицом в пол.

Эпилог

Однажды, очень давно, ещё в детстве, Нике приснился кошмар. Огромные пауки, с длинными подвижными лапами, покрытыми частыми серыми волосками, невесть откуда взявшиеся, выросли перед ней, как посланники из Преисподней. Они медленно приближались, пялились на Нику странными нечеловеческими глазами, круглыми и чёрными, похожими на выпуклые, до блеска отполированные пуговицы, шевелили страшными жвалами. И когда они совсем обступили её, взяли в плотное, сжимающее кольцо, из которого уже не было никакой возможности вырваться, она вдруг проснулась — выдралась из противного, омерзительного сна, словно из липкой паутины, и потом ещё долго лежала на кровати, боясь пошевелиться, вглядывалась в тьму, восстанавливала дыхание и повторяла про себя: «Это всего лишь сон, просто сон, никаких пауков нет, я дома, в своей постели, всё хорошо». Она не знала, сколько именно времени она провела в таком состоянии — между сном и явью, уже понимая, что эти отвратные твари были всего лишь плодом её воображения, уже осознавая, что она находится в безопасности, но всё равно, не в силах даже пошевелить рукой, чтобы окончательно отогнать остатки кошмара.

Так было и сейчас.

Всё, что случилось за последние полчаса, походило на чудовищный и омерзительный сон, потому что ничего из того, что она видела и чувствовала, не могло быть правдой — ни человек с тусклым голосом, невыразительный и неприметный, который ударил её, ударил, улыбаясь, словно всё происходящее доставляло ему удовольствие, ни тот, другой, с туповато-ленивым выражением на плоском лице и толстыми влажными губами, от которого пахло потом и грязью, и который коснулся её, жадно и похотливо, нетерпеливо дернул рубашку у неё на груди, с треском разрывая ткань. Нет, ничего из этого не могло быть настоящим. И потому, когда всё вдруг резко закончилось — появились незнакомые люди, раздались выстрелы, а вслед за этим она увидела человека, которого ожидала увидеть здесь меньше всех — смешного и нелепого дядю Серёжу в огромных очках, который всегда ей нравился, и которого ей временами было даже немного жалко — Ника почувствовала себя так же, как тогда, в детстве, после мутного кошмара. И она опять не могла пошевелиться и опять не верила, что уже всё позади, что всё закончилось. Она могла просто сидеть, вжавшись в стену, содрогаясь от душивших её рыданий, которые спазмами перехватывали горло, и повторять как мантру одни и те же слова «дядя Серёжа, это вы, дядя Серёжа».

Ужас отступал, медленно и неохотно втягивал свои щупальца. Мысли постепенно возвращались. Мозг включал защиту, отматывая все события в обратном порядке — тяжёлое и вонючее дыхание страшного Татарина почти у самого лица, вцепившиеся в неё сзади потные лапы второго, больно выворачивающие запястья, пустые, стеклянные глаза Кравца, его неестественная, небрежно нарисованная улыбка. Белое покрывало снегов, искрящееся и переливающееся на солнце, тёмная шхуна, резко начерченная на фоне пронзительно голубого неба. Кир, его разбитое лицо с горящими отчаянием и болью глазами… Кир!

Мысль о Кире внезапно перекрыла всё остальное, и Ника подскочила, оглядываясь, ища его взглядом.

Он лежал у стены, в нескольких шагах от неё, уткнувшись лицом в пол. Его странно вывернутые, перехваченные грубой верёвкой руки, вздымались сзади, как поломанные крылья у изувеченной птицы, и Ника, опустившись перед ним на колени, тихо — даже не заплакала, а завыла, и её голос, казалось, так и застыл на одной страшной и ровной ноте.

Кир зашевелился, и она резко замолчала, а потом, торопливо принялась переворачивать его на спину, чтобы поскорее увидеть его лицо. Его живое лицо.

— Кирка, — Ника ощупывала его, как будто хотела руками убедиться, что её глаза не лгут, и он жив, правда жив, а он молчал, только морщился иногда и пытался улыбнуться непослушными разбитыми губами. — Кир, милый. Потерпи, всё хорошо, уже всё хорошо… Ты как?

Он наконец разжал губы и едва слышно прошелестел:

— Нормально. Я нормально, Ник.

— Всё уже позади, потерпи немного, — Ника не удержалась, наклонилась, коснулась его губ быстрым поцелуем, испытывая облегчение, от того, что действительно всё позади, всё самое страшное позади. Опять, в который раз за последние пару часов, принялась поднимать его, привалила плечом к стене. И только потом обернулась туда, где стоял их спаситель.

— Дядя Серёжа! Это Кир. Его надо развязать и в больницу. Обязательно в больницу. Он ранен, они его избили. Сильно избили.

— Конечно-конечно, — голос дяди Серёжи был полон участия. — Сейчас всё сделаем. Ты как сама? Тебе не причинили вреда?

— Нет, я… они не успели. Дядя Серёжа, Кир…

— Они что-то хотели от вас?

— Они папу искали. Папа жив! Вы уже знаете? Папа жив! Я не знала всё это