Читаем без скачивания Китай. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

«Культурная революция» получила полное одобрение, «идеи Мао» вновь были восстановлены в правах в качестве идеологической платформы партии. Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Чжу Дэ, Чэнь Юнь утратили посты заместителей председателя КПК, и Мао Цзэдун и его сторонники обрели неограниченную власть над партией.

В ближайшие недели улицы и площади Пекина наводнили хунвэйбины, съехавшиеся со всех концов страны. Суммарная численность теснящихся на грандиозных митингах толп оценивалась в 10 миллионов человек. Выступая перед ними, Мао Цзэдун заявил: «Я решительно поддерживаю вас!».

В конце года к хунвэйбинам подоспело подкрепление из рабочей молодежи: на предприятиях стали создаваться отряды цзаофаней — «бунтарей». Но тогда же и даже раньше стали появляться отряды «красной гвардии», организуемые по инициативе местного партийного руководства и советских властей. Развернулось отчасти оппозиционное движение «экономизма»: рабочие делегаты приезжали в Пекин и требовали восстановления нормального производственного процесса, своевременной выплаты зарплаты и т. д.

Декабрьской ночью хунвэйбины арестовали бывшего пекинского секретаря Пэн Чжэня — его вытащили из постели, бросили в кузов грузовика и увезли. По приказу Цзян Цин был создан «специальный полк по поимке Пэн Дэхуая» — его стараниями опального маршала захватили в Сычуани и доставили в Пекин.

Расправа над Лю Шаоци и Дэн Сяопином долгое время откладывалась. Только 5 августа 1967 г. (в годовщину вывешивания Мао Цзэдуном дацзыбао «Открыть огонь по штабам») было сочтено, что митинговых проклятий в их адрес извергнуто уже достаточно, и состоялись «судебные процессы». Председатель КНР Лю Шаоци, стоя на коленях в одном нижнем белье, на глазах жены и детей, подвергался издевательствам хунвэйбинов: они пинали его руками и ногами, а особо идейные били цитатниками по голове. Приговоры содержали длительные сроки тюремного заключения — но за жизнь осужденных не мог поручиться никто.

В январе 1967 г. Мао Цзэдун и его сподвижники решили, что настала пора заняться коренной реорганизацией государственного устройства. Начало было положено в Шанхае. Мероприятие было обставлено как «захват власти». Осуществлявшими его отрядами хувэйбинов и цзаофаней руководил выдвиженец группы Мао Цзэдуна — молодой рабочий местной текстильной фабрики Ван Хунвэнь. Пользуясь поддержкой армии, они последовательно вытеснили отряды «красной гвардии», подчиняющиеся местным партийным организациям, из административных зданий, редакций газет, а затем, преодолев упорное сопротивление, захватили здание городского комитета КПК. Эта схема «захвата власти» была воспроизведена в провинциальных и уездных центрах по всей стране.

Охваченные революционной романтикой, творцы культурной революции объявили это деяние подобным установлению Парижской коммуны. Но пока происходящее больше напоминало воцарение анархии — отряды победивших бунтарей оспаривали друг у друга первенство и вступали в междоусобные схватки, а все органы охраны правопорядка бездействовали. Только направляемые Линь Бяо армейские части выступали какой-то организующей силой. Тогда вместо подобий Парижской коммуны решено было создавать ревкомы. Задача обеспечить в этих новых органах власти широкое народное представительство не ставилась. Они формировались на основе принципа «соединения трех сторон»: военных (которые представляли собой главную организующую силу), «революционных левых группировок» — хунвэйбинов и цзаофаней, и уцелевших работников партийных и государственных органов.

Ревкомы призваны были заменить все прежние властные структуры на местах — включая партийные комитеты. Из органов КПК остались только самые высшие — политбюро и ЦК, остальные растворились в ревкомах.

Но этот процесс удалось завершить только к осени 1968 г., потому что во многих местах ход событий принял оборот, несколько неожиданный для вождей Культурной революции.

Сначала, в феврале 1967 г. собравшаяся в Пекине группа руководителей КПК выразила протест против продолжения Культурной революции, заявив, что оно приведет только к развалу партии и экономическому хаосу. Члены «Группы по делам Культурной революции» были обвинены в авантюризме. Прозвучало требование реабилитации Дэн Сяопина, Лю Шаоци и их сторонников. Но этот эпизод, названный впоследствии «февральским противоречием», привел только к усилению репрессий против партийных работников всех уровней, причем отнюдь не только тех, кого можно было отнести к прагматикам — под удар попадали и те, кто просто чем-то не угодил активистам Культурной революции. Стала еще интенсивней вестись психо-идеологическая обработка кадров — в форме критики, самокритики и публичных покаяний.

Но оппозиции удавалось осуществить и более действенные акции. Во многих провинциях был применен стратегический принцип самого Мао Цзэдуна: «деревня окружает город». Создавались вооруженные крестьянские отряды, которые прибывали в города на подмогу местным властям — для наведения долгожданного порядка. Зачастую они действовали в контакте с командирами расположенных там частей НОАК, которые привычно находились в тесных, иногда дружеских отношениях с городским начальством — оказавшимся теперь в опасном положении.

Особенно масштабные события произошли в июле 1967 г. в Ухани. Командующий военным округом Чэнь Цзайдао, пользовавшийся в армейских кругах большой популярностью, взял под свою защиту партийное и советское руководство провинции и арестовал множество хунвэйбиновских активистов — было задержано около 50 тысяч человек. Одновременно, в духе времени, была создана «умеренная» организация хунвэйбинов «Миллион героев» — причем число ее участников вскоре действительно стало соответствовать названию. Порядок в городе поддерживали и отряды народных ополченцев. Когда из Пекина прибыли для прояснения ситуации министр общественной безопасности и другие высокие чины — их арестовали.

Руководители Культурной революции понимали, к каким последствиям может привести это восстание. По распоряжению маршала Линь Бяо в городе были высажены надежные парашютно-десантные части, армейские подразделения прибывали и на речных судах по Янцзы. Выступление было подавлено, на его руководителей, как военных, так гражданских, обрушились репрессии.

Было еще немало случаев, когда военные, партийные и другие местные руководители действовали заодно. В том числе в народившихся ревкомах, где они вступали в конфронтацию с хунвэйбинами и прочими представителями «революционных левых группировок». Те отвечали на это со свойственной им агрессивностью: происходили нападения на воинские части, захватывались их командиры, хунвэйбины и цзаофани останавливали эшелоны и присваивали военные грузы — в том числе те, что направлялись во Вьетнам. Военные, в свою очередь, утихомиривали «бунтарей» без всякой оглядки на Пекин.

Руководители Культурной революции, и в первую очередь Мао Цзэдун, осознавали, до какой степени может разрастись хаос, если будут парализованы и единственные эффективные пока органы управления — армейские. «Революционные левые группировки» явно выходили из-под контроля, предпочитая действовать самочинно.

И тогда, не отваживаясь двигать Культурную революцию дальше, до полного устранения старых партийных кадров и коренного преобразования социально-политической структуры страны на вожделенных коммунистических началах, маоистское руководство принялось за наведение порядка. В июле 1968 г. на встрече с хунвэйбиновскими командирами Мао Цзэдун призвал их прекратить «борьбу с применением силы», иначе придется принять меры… Новым отправным лозунгом стал «Рабочий класс должен руководить всем». Конечно, «руководить всем» продолжали все те же лица, и по их распоряжению армейские подразделения, действуя под видом «агитбригад», приступили к обузданию хунвэйбинов и массовой высылке их в сельскую местность.

Вскоре по баракам и переоборудованным в общаги сараям их там напихалось около 10 миллионов. Вышло, что ребят поманили громкими революционными фразами, науськали, на кого надо, они сделали свое дело — и их попросту кинули. В деревнях от них, недозрелых горожан, толку было мало — разве что ходили с цитатниками наперевес, с призывными фразами на устах, вслед за работающими в поле крестьянами. А те смотрели на них соответственно — как на навязанных им на шею нахлебников. Большую часть времени многие из этих ссыльных проводили за картами, а по возможности за выпивкой. Возвращаться в города им не разрешали — кто делал это самовольно, попадал под уголовную ответственность. Это было не просто потерянное поколение — это было в прямом смысле слова выброшенное поколение.