Читаем без скачивания Соблазн - Джессика Марч

Признавшись в своей личной неприязни к Дени, Стиви решила быть справедливой, чего бы это ни стоило. И хотя она была известна своей прямотой и беспрестрастностью, применяла тактику сержантской муштры даже к самым знаменитым и влиятельным женщинам Америки, если речь шла о Дени, Стиви часто ловила себя на том, что смягчает свою резкость.

Как еще могла она, например, объяснить, разницу в том, как она отнеслась к угрозе Ливи предать гласности пристрастие Энн к наркотикам, и то, как она реагировала на возможность того, что Дени может сделать то же самое? Она не колеблясь обуздала Ливи, но до сих пор так и не попросила Дени молчать, не взяла с нее слово. Было ли в этом только желание быть справедливой и освободить Дени от всяких подозрений? Или же она видела, на примере одержимости Дени всю ее жизнь своим отцом, зеркальное отражение ее собственных неврозов, из-за которых ей казалось затруднительным говорить с Дени, когда у нее в этом вопросе была неясность с собственной персоной?

А может, ее удерживало от общения с ней нечто гораздо менее мудреное? Ревность. Боязнь собственной уязвимости. Нежелание искушать свое сердце ситуацией, в которой она была не спасительницей, как обычно, а просительницей. Может, ей попросить Дени, чтобы она освободила Ли… признаться, что знает его давным-давно – намного раньше нее – и что у нее разрывается сердце оттого, что она потеряла его.

Ей хотелось бы думать, что она выше подобных слабостей, что не станет жертвовать своей ответственностью перед любой из путниц. Однако, как и в случае со злостными пьяницами, которые перестали пить, и все же не могут говорить об излечении, а лишь о выздоровлении, Стиви убедилась, что всегда нужно быть начеку.

Ее решимость быть начеку не помогла, когда Ли прибыл в Таос и позвонил ей, спрашивая, не может ли он пригласить ее на ужин. – Предполагалось, что разговор будет вестись о том, как помочь Дени Викерс, по крайней мере он так сказал, а она правдами и неправдами заставила себя поверить. Как могла она предполагать, что вечер получится таким замечательным, что Ли пригласит ее в самый романтический ресторан в городе?

Сначала она выслушала его историю, как получилось, что у него начался роман с Дени. Он тогда был один, не способный долго оставаться ни с одной из женщин, с тех пор как… но он не договорил этой фразы. Вообще, она была безусловно красивой, восхитительной женщиной, и поначалу он и предполагать не мог, насколько далеко зашли ее проблемы. Ну, а когда узнал, то, разумеется, уже не мог ее бросить.

– Конечно же, ты не мог, – сказала Стиви. – Тебе надо было остаться с ней и стараться все исправить.

– Один раз уже так было, – ответил он, – когда я ушел слишком быстро от одной женщины. И я не хотел повторять эту ошибку.

– Может, это не было твоей ошибкой, Ли. Может, ты сделал самую правильную вещь. Я прошла через суровые времена, но зато где я теперь. Мне пришлось собирать себя по частям, когда ты ушел, потому что я потеряла так много, и тогда я поняла, что мне нельзя больше повторять своей ошибки. И если бы кто-нибудь, похожий на тебя, мне встретился, то я… – И она притормозила, прощая себе это тем, что не хочет открывать старые раны, но зная на самом деле, что не может лгать до конца. Ведь она не могла говорить ни о ком, похожем на него, потому что это было невозможно, другого такого не могло и быть. И вот он был рядом с ней.

Тяга к воспоминаниям переключилась затем на что-то другое – подспудный отказ принимать сожаление с обеих сторон, обоюдное осязаемое желание вернуться назад и начать все сначала. С какой бы решимостью ни явились они оба в тот вечер на встречу, вино… бродячий гитарист, присевший за их столик… и все волшебство романтичного вечера превратило сожаления в надежды.

После ужина они отправились к нему в отель. Она упала в его объятья, словно ее тело жило своей, отдельной правдой; она с жадностью целовала его, охваченная страстью, которую так долго гнала от себя.

– Стиви, о, Стиви, – бормотал он возле ее горла хриплым от страсти голосом. – Как я скучал без тебя.

Она срывала с него одежду, ее тело оживало после долгих лет ожидания. Нежно постанывая, когда он ласкал ее груди, погружая пальцы в его волосы, она обволокла его, наполнилась его жесткой мужественностью, вспомнив наконец, что значит быть женщиной. Все границы между ними растворились, ощущение времени и пространства улетучилось куда-то, когда они сплавились воедино, двигаясь как одно целое, достигая сладкого исполнения их глубочайших желаний.

Она прильнула к нему, звала по имени, ее тело приподнялось навстречу ему, чтобы все выше взбираться на горы страсти, поглотившие ее, стершие все сомнения, резоны и здравый смысл.

Но когда их страсть была израсходована до конца, сладкое томление оказалось очень кратким, не прозвучало никаких заверений в любви – только долгое, красноречивое молчание.

Наконец Ли заговорил:

– Что же нам делать, Стиви?

Ответ Стиви тоскливо вырвался из глубины ее души:

– Мы ничего не можем сделать…

Полная раскаянья, она вырвалась из его рук и поспешила назад, в безопасность Оазиса. И тогда поняла, что Бен был совершенно прав. Оазис был ее крепостью – местом, где она помогала другим женщинам встретиться со своими чувствами, в то время как сама пряталась от собственных.

Целый день она сидела печальная, справляя поминки по потерянной любви. Но потом позвонил Ли. Не желая принимать бесповоротность ее решения – тем более что когда-то уже позволил ошибочному решению искалечить свою жизнь, – он умолял ее дать ему возможность увидеть ее снова. И по своей слабости она согласилась.

Она ожидала его одна в своем кабинете, вслушиваясь в тишину, которую нарушало лишь стрекотание кузнечиков и пение ночных птиц. А когда услышала шаги, возвестившие о его приходе, то подбежала к окну и поглядела наружу. Полная луна освещала его лицо, сильное и чистое, широкие плечи, простую, уверенную походку.

Почему все так затянулось? – подумала она. Почему, когда они наконец поняли, что созданы друг для друга, почему это слишком поздно?

Через минуту он уже был в ее кабинете. Она включила свет и стояла, покачиваясь, защищенная столом, ничего не желая сильнее, чем броситься в его объятия. Он остановился в дверях, словно боролся с теми же чувствами.

– Спасибо, что согласилась увидеться со мной, – сказал он.

– Как могла я отказаться? – сколько еще хотелось ей сказать… Но какой смысл мучить себя тем, что уже невозможно?

Он рухнул на кресло, стоявшее перед ее столом, и его красивое лицо исказилось от тревоги и боли. Потянувшись через стол, он взял ее за руку.

– Стиви, – проговорил он хриплым голосом, – я не спал всю ночь, все вспоминал и вспоминал.