Читаем без скачивания Избранное - Юрий Скоп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гаврилов с секунду помолчал.
— Ну, ладно, Петя… Поговорили, и хватит. Но учти… Я тебе это в последний раз говорю…
— Не пугай, не пугай. Михеев скоро вернется. Мы еще поглядим!..
— Ты, слушай! — рявкнул, не выдержав, Гаврилов. — Так вот… — Клыбин смотрел на него с явным испугом, — Если ты при мне… Или без меня, понял?.. Еще хоть раз потянешь на кого-нибудь, как вот сейчас в клети на мою бабу… То я тебе лично рога отверну. Понял? И второе. Кончай носиться в партком и стучать по пустякам. Богом прошу, Петя. Я тебе Тучина обижать не позволю. Ты меня вроде давно уже знаешь. А теперь дуй по холодку.
Клыбин вытер лицо ладонью.
— Хорошо, Иван Федорович. Мы и этот разговорчик запомним…
Гаврилов пошел на него грудью. Клыбин отшатнулся, а Иван Федорович, как бы и не замечая его, крупно зашагал по штреку.
В разнарядке, только они вошли в нее с Юсиным, сменный мастер протянул ему трубку.
— Гаврилова спрашивают.
— Гаврилов слушает…
— Это ты, Гриша? — уточнила трубка.
— Нет. Это другой Гаврилов… — сказал Иван Федорович. — А что?
— Скажите, Григорий Гаврилов сегодня в которой смене? — спросила трубка.
— А простите, кого это интересует?
— Это звонят из ресторана «Пурга». Руководитель оркестра.
— Ясно… — Гаврилов аж засипел носом. — От восемнадцати до ноля. Еще что?
— Все, спасибо, другой товарищ Гаврилов, — съехидничала трубка.
Гаврилов швырнул ее на рычаг, зло сказал мастеру, заполняющему на краешке стола какие-то бумаги:
— Не рудник, понимаешь, а народный театр! Композиторы… Певцы! Гамлеты всякие! А третий сортиры расписывает. Тоже поэт… С кем только руду брать?!
— Ну ты что это, Иван Федорович, икру мечешь? — улыбнулся мастер.
Гаврилов дернул щекой.
— Ты вот что, милый… Не рассиживайся. А валяй-ка за меня в партком. Учись и учись. Не мешай нам вот с этим начальником разбираться…
Мастер собрал бумажки и, пожимая плечами, удалился.
— Ну? — спросил Гаврилов у Юсина. — Зажгутся вечером огни, и снова будем мы одни? Так чего тебе еще от меня надо?
Юсин, выслушав это, рассмеялся:
— Предлагаю на планчик взглянуть.
— Давай, давай. Поглядим…
Юсин развернул на столе чертеж участка. Показал пальцем:
— Вот здесь, Иван Федорович, именно здесь, у вас магистраль и буксует…
— Скажи, какой умный…
— Пойду до грузина… — сказал, потянувшись, с зевком во весь рот, Сыркин. — Про Гамлета с им погутарю. Как он там с этой… Афелией… С вами меня тута скука загрызла.
— Катись, катись, — отозвался из полутьмы забоя Григорий.
Он заряжал пробуренные Сыркиным веерные скважины. С потолка блока уже зависли бесконечные хвосты огнепроводных шнуров.
Григорий работал споро, без остановок, изредка поглядывая на Нелю, что вела в стороне маркшейдерские замеры. Рвал на аммонитовых пачках маслянистую упаковку, всовывал в шпуры взрывчатку и далеко и сильно уталкивал ее специальным «шомполом» — длинной палкой.
Неля еще разок взглянула в окуляр прибора и затем стала снимать его с треноги.
— Все вроде в норме, Гаврилов… Как там у тебя роман с газированной водой?
— А как у тебя… с техникой безопасности?
— Абсолютно безопасно, — съязвила Неля.
— Динаму крутишь, что ли?
— Рассказать, да? — отпарировала она.
— Не надо… Это мне без разницы.
— А может, придешь ко мне, Гриша? — неожиданно ласково, с тем, прежним, всегда волновавшим Григория придыханием, спросила Неля. Она скинула с головы каскетку и игриво подправила волосы.
— Отгул, чо ли, взяла у Юсина? — насторожился Григорий.
— Приходи, а?
— Ты серьезно? — обрадовался он.
— Серьезно…
Григорий, гремя сапогами о породу, подошел к ней. Вгляделся в ее немигающие глаза, взял за плечи и потянул к себе… Неля почти допустила его к губам, а потом зло фыркнула прямо в лицо:
— Пробьешься в судорогах, бугай!.. Вот так вот вас дураков и покупают! Пей газированную воду. Она бесплатная!
Григорий опешил, а Неля выскользнула из его рук и добавила:
— И только попробуй еще раз ко мне прикоснуться…
В забой всунулась голова Сыркина. Осклабилась довольно и тут же исчезла.
Григорий аж сплюнул.
Неля расхохоталась…
Серега Гуридзе в это время подтянул скреперный ковш до самого люка и вырубил лебедку. Грохот стих. Серега залез за ограждение в орт и заглянул в подающий палец. Посоображал, в чем дело, схватил шуровку и потыкал, отскакивая каждый раз, когда начинала «капать» порода… Но большого поступления не выходило, и Серега отбросил шуровку. Сказал сам себе вслух:
— Зажим. Рват надо. Григория зват надо.
— Один вот так-от тожа сам с собой толковал — повернулся. В дурдом загрохотал… — хихикнул неожиданно появившийся Сыркин.
— Ишак! — ругнулся Серега. — Гдэ Григорий?
— У меня в забое. Заряжает… Нельку Чижову. Маркшейдершу. У-ух и баба!..
— Снова ишак. Молчи! Зачэм за всэми подглядываешь, а? Мнэ взрывник нужен, а нэ твои дурацкие сплетни.
— Прикажете позвать, гражданин начальник? — изогнулся в поклоне Сыркин.
— Ага… Будь, Сыркин, человеком — позови…
— Не-е… Гамлет… — зевая, сказал тот. — У нас теперь самообслуживание, понял? Холуев нема. Мне покурить хотца…
Серега сплюнул и пошел за Григорием. А Сыркин высморкался, зажимая ноздри пальцем, и привалился спиной к нагретому кожуху лебедки. С наслаждением затянулся сигаретой.
Пришли. Покрутились у пальца. Посветили в него фонариком. Действительно, верх заклинил огромный негабарит.
— Фугас надо ставить, — сказал Григорий. — Обожди, Серега, малость…
Серега присел рядом с Сыркиным. Тоже закурил.
— А теперь поговорим, дарагой…
— Про баб? — включился Сыркин.
— Тэбе за баб морду бить надо.
— Эт-то еще почему?
— Скотына ты.
— И-ин-те-ресно…
— Что ты в женщинах понымать можешь?
— А вот я тебе щас расскажу… — заелозил Сыркин. — Ты послушай… Сижу это я вчерась с бабой своей у камина. Электрического. И, понимаешь, нежность во мне возникла… Чуйство… Либида, по-научному. Я про его в одной книжке читал. Там про пол и гигиену разную написали. В общем, когда и с кем спать можно. Интересная книжка. Но не в этом дело… Значит, возникла во мне либида…
— Лыбидо, дурак, — поправил его Серега.
— Не важно… — оттопырил губы Сыркин. — Главное, что возникла она в мине. Вот в чем вопрос, Гамлет. Не встревай. Да-а… И берусь я тогда с этой самой либидой за Агриппинину коленку, чтобы чуйство в себе проявить до конца. А там, под чулком у ее — хрусь! — бумага… Я задаю вопрос, как Гамлет, — что это? И ставлю этот вопрос ребром напротив… Что же вы думаете? Она молчит. Я задаю второй вопрос — что там?.. А она вдруг на цырлы и убегать. Натуральным, физкультурным бегом, как наш начальник рудника Тучин.
— Это твоя Агриппина? — уточнил Серега.
— Но!
— Бэгом?
— Ну да! А чего? Бегом… Я за ей. Она от меня. Я опять же вперед… Ну, квартира наша, сам понимаешь, не стадион. Шибко-то не разбежисся. Двадцать четыре квадратных метра всегошеньки… Короче, ускакивает она за стол, выдергивает из чулка ту бумагу и в пасть к себе. Съела.
— Что съела?
— Бумажку. Кесь — любовное письмо. А каво же еще? Каво ей там прятать? Квитанцию за свет, что ли?..
Серега поглядел на Сыркина, как на ненормального: уж он-то представлял себе жену Сыркина, громадную женщину, сигнальщицу рудничного спуска Агриппину…
— Вай…
— Ага… Вот так-от, браток!.. Все бабы одинаковы, — с воодушевлением философствовал Сыркин дальше. — У всех у их одно на уме… Возьми хоть Афелию твою…
— Э-э… Молчи. Офелию ты совсэм нэ знаешь. Дальше-то что?
— Ну а что же, по-вашему, должон делать тут дальше всякий порядочный мужчина?.. Ясно — действовать…
— Отвалите отсюда! — резко скомандовал им Григорий. — Пошел ставить фугас.
Серега и Сыркин затрусили из орта в укрытие. Спрятались в нише. Сыркин перевел дыхание и продолжил:
— Но… я, конечно, не сразу… Посомневался малость, для приличия, а после — врезал Агриппине. Ага… Поучил малость. Мол, не ешь на ночь бумагу. Пищеварение испортишь… Врезал будь здоров. У меня, брат, рука тяжелая… — Сыркин показал грязный кулачишко.
— Скотына. Тьфу!
— Это почему же? — удивился Сыркин.
— Разве женщин можно бит?
— Законных можно, Гамлет. Можно. Я здесь, понимаешь, вкалываю, план даю, а она там… по своей разнарядке выступает? Мне бы токо узнать с кем… — зашелся Сыркин. Его так и распирало от собственной мужественности. — А вдруг да с тобой? Али с Григорием? Он же до баб-то липучий, прет на их, как на буфет с пивом… Ха!
Серега наотмашь залепил ему рот ладонью. Со звуком это получилось.