Читаем без скачивания Колосья под серпом твоим - Владимир КОРОТКЕВИЧ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Брось, – сказал синий. – Что им на склоне? Правильно говорит мужик, там мокрый лес, там, видимо, яр.
Они рванули вправо, но почти сразу попали в болото и стали его объезжать.
– Ты бачил? – спросил Лопата.
– Ничего я не бачил, не бачу и не буду бачить, – со злостью ответил Стафан.
Широкое лицо Юлиана было бледно. Он махнул рукой:
– Гони!
В этот момент из пущи, как раз между сухой сосной и тем склоном, где скрылись Корчак с другом, вылетел всадник. Наметом погнал к погоне, махнул рукой в сторону медного бора.
И Стафан удивился – такое незнакомое лицо стало у Лопаты. Щеки плотно обтянула кожа, рот как будто провалился, сильные челюсти дрожали.
Маленький отряд, видимо, спорил. Люди махали корбачами в разные стороны.
– Напрасно! – тонко кричал тот, что подъехал. – Говорю, временные кладки через яр за собой разрушили. Чирей вам теперь на зад, раззявы!
Когутов воз удалялся, группа всадников делалась все меньше и меньше. Лопата пожалел, что с ним нет ружья. Того самого надежного, кремневого, которое лежало у него на коленях, когда они советовались в челнах, а вокруг был разлив.
Ах, как он пожалел о ружье, потому что всадники начали снова увеличиваться. Очень быстро…
На миг Юлиан ощутил на коленях знакомую тяжесть, ощутил, как левая рука лежит на граненом стволе, а правая ощупывает привычный пудовый приклад, оплетенный врезанной в древесину и расплющенной – для красоты – медной проволокой. Он сам расплющил ее молотком когда-то на пригуменье. Был, помнится, ясный майский вечер.
Юлиан тряхнул головой. Очень широкий, но красивый рот сжался. Что жалеть, если ружья нет.
Всадники догнали воз.
– Ты что же это, хлоп? – люто спросил бешеный.
Тот, что прискакал позже, остановил Стафановых коней, несколько человек спрыгнули на землю и стащили Стафана с воза.
– Зачем врал? – спросил синий.
– Закон, пане, – просто сказал Стафан.
– А я вот тебе покажу закон… Законники… Правды ему захотелось.
Стафана начали избивать. Вначале кулаками и корбачами. Затем, свалив, сапогами. Пыль стояла над дорогой. Хекали, топтали, целили каблуками в голову, которую Стафан закрывал руками, в грудь, в живот, к которому он подтягивал и не мог подтянуть колени.
Стафан не кричал. Когда ударом переворачивали с боку на спину, смотрел сквозь кровь, заливавшую лицо, недоумевающими глазами.
Сильные челюсти Юлиана ходили. Он вначале думал, что обойдется двумя-тремя затрещинами, но минуты шли – и он вдруг понял, что Стафана убивают.
– Давай, хлопцы, давай! – кричал бешеный. – Еще пока «гуп». Кончай, когда «чвяк» будет!
Юлиана держали два человека. Он начал вертеться на возу.
– Как бьете?! – кричал бешеный. – А ну, на оглобицу его да по почкам его… по почкам!
Двое в масках вскинули Стафана на оглобицу воза.
Бешеные глаза поверх повязки смотрели весело. Бешеный вскинул саблю вместе с ножнами и плашмя ударил…
Юлиан вырвался. Навернул одному под нижнюю челюсть, и тот полетел с воза. Испуганные кони рванули, и заднее колесо с хрустом переехало упавшему руку. Тот заскулил. Бешеная радость заполнила сердце Лопаты. Он ударил ногой второго. В пах. Плюхнулся на дорогу и тот.
На крик синий вскинул звериные глаза. Юлиан рывком отодрал грядку с телеги.
Глаза Юлиана и синего встретились. И в этот момент ветерок отклонил с лица синего муслиновое покрывало. Юлиан на какое-то мгновение увидел жесткие усы Тодара Таркайлы и понял: это конец.
Тодар достал из-за пояса пистолеты.
– Тарка… – сказал Юлиан.
Два выстрела почти слились в один. Юлиан Лопата, стоя на возу, покачнулся и, странно загребая воздух руками, как будто шел купаться по неровному дну, упал на Стафана.
– …ла, – закончил он.
Он был убит наповал.
Кони мчались дорогой. Бешеный вдогонку выстрелил в Стафана… Затем всадники поскакали полем в сторону лесного острова.
Последняя пуля попала в бутыль, предназначенную для людей, которые завтра должны были начать копать колодец на когутовской усадьбе.
Кони летели. Потом, утомившись, пошли шагом. Крови нигде, кроме соломы, не было видно, и каждому, кто встречался с возом, казалось, что это едут с базара смертельно пьяные мужики.
Под колеса капала водка из пробитой бутыли.
…Алесь привез лекаря, когда Стафан был еще без сознания (пришел он в себя лишь на третий день) и, только раз на мгновение раскрыв осоловелые глаза, сказал не своим голосом:
– Ку-га.
Лекарь осматривал избитого. Алесь сидел во дворе на бревнах и слушал, как голосит Марта.
Слушал, как она, Марта, увидела лошадей, что сами остановились у ворот, как было подумала, что муж и Юлиан напились, как принялась ругать их и только потом увидела кровь.
– Поршники ведь купил, – причитала Марта, – да такие красивенькие, такие ладненькие!
Маленькая Рогнеда, на которую никто не обращал внимания, обула их и теперь топала перед Алесем, видимо ожидая, что он заметит и похвалит.
– Кровь, – сказал Алесь.
– Ав-вой, што той кровищи было! Вой-вой!
– Кровь, – подтвердил Алесь. – Кровь они принесли сюда. Никогда у нас так, в масках, не убивали… Ну что ж, будут иметь кровь.
Когда вышел лекарь, Алесь отвел его в сторону.
– Боюсь, он не жилец, княже. Сломали три ребра, пробили голову. Сотрясение мозга, несколько внутренних кровоизлияний. Но не это самое главное… Боюсь, что ему отбили одну почку. Так что это вопрос времени.
– Он мне брат, пан лекарь.
– Я слышал. Но вы ошибаетесь, если считаете, что я делаю разницу между князем и мужиком. Я лекарь.
– Какие-нибудь хорошие лекарства?
– Оттянуть время… А, наконец, кто знает? Может и выздороветь. Он крепкий. Другой умер бы, не доехав и до дома.
Алесь привез из губернии еще двух лекарей. Сделано было все, но никто не обещал выздоровления.
Когда Стафан пришел в сознание, Загорский спросил у него, не узнал ли он кого-нибудь из тех, что напали.
– Что вы, – сказал Стафан. – Я понять не успел, что произошло…
Алесь мучительно думал, как же разыскать, как отомстить. И вдруг услыхал странное.
– Ты не беспокойся, брат, – сказал Стафан. – Что уж тут. Оставь. Все христиане.
Это было так неожиданно, что Алесь понял: Стафан ни на минуту не сомневается в том, что его ожидает.
Алесь не знал только одного. Как раз тогда, когда он ездил в Могилев за лекарем, Стафан смотрел на Рогнеду, топавшую по хате все в тех же самых поршниках. И вдруг позвал Кондрата.
– Закрой дверь, – сказал он.
Стафан лежал в чистой половине, на той кровати, где стелили гостям. Обычно к гостю, который после ужина уже засыпал, приходили Марта с Яней и приносили последнюю чарку крупника.
– Выпей, гостейка, последнюю, да и спи! Обидь себя, чтоб дом не обидеть.
Гость улыбался, выпивал, целовал хозяйку дома в щеку и засыпал с мыслью, что дом придерживается обычая, что это хороший дом.
Теперь кто-то должен был поднести чарку и ему. Стафан чувствовал приближение этой госпожи. Хватит ли ему в ответ на ее поцелуй улыбнуться? Надо, чтоб хватило.
– Что ты, брат? – спросил Кондрат.
– Обещай, что ей всегда будут и поршни, и черевики, что другим детям, то и ей.
– Обижаешь, Стафан, – сказал Кондрат. – На том стоим… Да ты брось. Выздоровеешь.
– Тогда, Кондратка, слушай. Побожись, что все забудешь, если выздоровею.
– Во имя бога, – неохотно сказал Кондрат.
– Если выздоровею, я прощу им, – сказал Стафан. – Отец у нее будет, а это главное. Мы христиане.
Малышка топала по полу. Поршни на ножках – словно кусочек радуги.
– Но если умру, нет им моего прощения.
Кроткие глаза Стафана стали вдруг такими, что Кондрат испугался.
– Потому что где ж правда? Я никого не затронул. Я никогда не лез в их дела, придерживался обычая, а обычай запрещает убивать впятером одного. И вышло так, что для меня один обычай, а для них другой. И они убили меня, хотя я никуда не лез и знал, что мы люди маленькие и должны пахать землю и у нас дети… Так вот, если умру – убей.
– Кто? – спокойно спросил Кондрат.
– Таркайло Тодар, – сказал Стафан.
– Откуда знаешь?
– Голос был похож. И Юлиан сказал: «Тарка…ла». А потом выстрелы.
– Хорошо, – буркнул Кондрат. – Сделаю. Еще кто?
– Мне показалось, что я узнал глаза другого. Но это просто чтоб знал и остерегался. Обещай, что не будешь убивать, пока не убедишься.
– Во имя бога… Кто?
– Кажется, Кроер Константин…
– Почему Алесю не сказал?
– Оставь, брат. И так у него врагов много.
– Я все сделаю, брат, – сказал Кондрат.
– А теперь забудь. – Стафан закрыл глаза.
* * *Несчастья начали сыпаться, как из мешка. За несколько месяцев смерть отца, матери, ссора с Ярошем, письмо от Кастуся, что у Виктора резко ухудшилось здоровье, налеты «Ку-ги», смерть Юлиана Лопаты и зверское избиение Стафана.