Читаем без скачивания Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

Каждый из пилотов эскадрильи во время переобучения за месяц провел в воздухе не меньше 60 часов, а потому не обошлось без происшествий и жертв. Один из пилотов с группой операторов на борту врезался в дерево. Джек Бьюкенен неправильно оценил показания спидометра, при заходе на посадку потерял скорость и упал на границе аэродрома. Самолет сгорел. Еще один молодой пилот Пол Томлинсон, которому никогда не нравился «Бофайтер», разбился при посацке в Дигби. Всю переднюю часть самолета охватило пламя. Однако наземный персонал оказался начеку. Механики под командованием старшего сержанта Пиза бросились на помощь, хотя начали взрываться боеприпасы и вокруг свистели пули. Наконец один из механиков забрался в кабину и вытащил несчастного пилота наружу. Он наглотался едкого черного дыма и в результате чихал и кашлял целую неделю.

Меня никогда не тошнило при виде мертвецов, но как-то ночью мы с Дэном Хэмфри увидели то, что заставило нас обоих позорно бежать. В тот день была жуткая метель, когда внезапно над аэродромом показался «Веллингтон». Он наверняка возвращался с боевого задания и искал подходящую полосу, чтобы сесть. По какой-то неясной причине пилот не справился с управлением, и огромный «Вимпи» разбился и вспыхнул. Мы с Дейвом ка следующее утро пошли посмотреть. Мы оказались первыми на месте катастрофы. Ветер так и свистел, поднимая снежные вихри, пока мы с трудом брели по летному полю к обгорелому остову «Веллингтона». Его хвост задрался в небо, как исполинский палец.

Когда мы подошли поближе, то почувствовали ужасающую вонь, ко лишь когда мы оказались совсем рядом, то увидели, что обгоревший труп пилота по-прежнему сидит в своем кресле, сжимая ручку управления. Лохмотья кожи вздрагивали под ударами ветра… Не говоря ни слова, мы повернули и торопливо пошли прочь.

Февраль сменился мартом, и снег потихоньку растаял. Теперь у нас было 15 экипажей, подготовленных к ночным полетам. Судя по сему, фрицы после короткой передышки явно собирались возобновить бомбардировки. Но теперь мы намеревались неплохо поработать.

Первым сбил вражеский самолет сам Уидцоуз. Это был Ju-88, который рухнул недалеко от Лута. Через несколько часов после этого Боб Брахем имел небольшую стычку с Do-17, которого гнал до самой земли, прежде чем сбить. Мы самому в эту ночь немного не повезло. Моя специальная аппаратура действовала с неполадками, и в результате, когда мой оператор выдал направление на противника, оказалось, что мы лишь потеряли контакт с самолетом, на который нас навел наземный центр.

На следующий день мы еще раз проверили аппаратуру в полете, а ночью возле Скегнесса я заметил толстобрюхий «Хейнкель», летящий на север. Немец меня не видел, так как я держался ниже и мой самолет не был заметен на фоне земли. Я знал, что он меня не видит, но я его видел четко — огромная черная масса на фоне звездного неба. Я еще раз проверил парашют и привязные ремни, а потом приник к прицелу и начал заход. Когда перекрестие оказалось прямо посреди фюзеляжа «Хейнкеля», я нажал гашетку… Но вместо яркой вспышки — ничего. «Хейнкель» продолжал лететь как ни в чем не бывало, и я сбросил газ, чтобы не проскочить мимо него. Когда я сделал это, патрубки моих моторов выбросили такой сноп пламени и искр, что я испугался, как бы меня не обнаружили. Но все обошлось. Я снова занял подходящую позицию, и снова нажал гашетку. На этот раз одна пушка все-таки заработала, но опять ничего не случилось. Так как ответного огня не было, я решил, что моя очередь убила немецкого стрелка. Когда я совершил третий заход, пушки снова отказали. Я наорал на сержанта Джеймса, требуя сделать хоть что-то, чтобы я смог прикончить немца. Но прошло еще 10 минут, прежде чем я смог это сделать. Тем временем фриц повернул в сторону моря и начал уходить со снижением.

Все происходящее казалось мне какой-то немой потусторонней схваткой двух призрачных бойцов. Но в этот момент я не уступил бы свое место за все сокровища мира. Это было гораздо лучше, чем вылеты на бомбардировку. Единственная проблема заключалась в том, что подобные поединки были слишком редкими.

Наконец Джеймс заставил одну пушку заработать, и я принялся расстреливать его левый мотор. Снаряд за снарядом попадали в крыло немецкого самолета, на котором замелькали желтые вспышки. Потом полетели искры, и мотор остановился. Я перенес огонь на правый мотор, который через несколько секунд тоже встал. А потом огромный «Хейнкель» со скоростью 120 миль/час полетел к земле. Несколько человек выпрыгнули с парашютами, но мы были уже довольно далеко от берега. Мы спустились следом за ним к самой воде и видели, как он плюхнулись недалеко от мола Скегнесса. Но я до сих пор не знаю — сам ли «Хейнкель» упал в воду, или какой-то раненный немец пытался совершить вынужденную посадку.

Когда я впервые увидел его, я даже закричал от восторга, забыв выключить радиотелефон. А когда беспомощный немецкий самолет полетел вниз, мне стало почти жалко его. Весь бой продолжался около 20 минут, но Сэм и я совершенно потеряли чувство времени.

Во второй половине дня мы привезли на аэродром в качестве трофея хвост «Хейнкеля». Мы с Сэмом Франсом отправились в Скегнесс. Там нас встретил старший констебль.

«Прибыли посмотреть на свой «Хейнкель»?» — спросил он.

«Да. Есть тела?» — поинтересовался Сэм.

«Одно. Гауптман с Железным Крестом. Он в морге. Ему практически оторвало голову пушечным снарядом. Хотите увидеть?»

Я почувствовал себя дурно. Но я хотел отправить Железный Крест семье покойника.

«Я боюсь, его уже забрали. Часы тоже. Мародеры. Я попытаюсь найти того, кто это сделал».

«Что-нибудь еще?»

«Резиновая лодка в хорошем состоянии. Вы ее можете забрать, если хотите».

«Спасибо».

Мне очень пригодилась такая лодка. И когда я болтался в ней у солнечных берегов Корнуолла, то не раз гадал: пытались немецкие летчики спастись в ней или нет?

Таков был итог вечерних танцев — трое сбитых. Однако мы все верили, что это лишь начало.

Когда неделя закончилась, наша эскадрилья устроила большую праздничную вечеринку. Была приобретена большая серебряная кружка, на которой выгравировали фамилии отличившихся пилотов. И каждый из них был обязан выпить эту кружку не отрываясь — это оказалось гораздо труднее, чем сбить «Хейнкель»!

Вечеринка была чуточку слишком веселой, так как в результате я попал в суд. Вся моя вина заключалась в том, что я снял затемнение фар на своем автомобиле. Я так уже делал, чтобы спокойно добраться до дома, но на сей раз они записали мой номер. Грэхем-Литтл и Дэвидсон надавали мне массу полезных советов, однако полиция ухватила меня в свои когти и не собиралась выпускать.