Читаем без скачивания Великий Магистр - Елена Грушковская

Наверно, эти слова звучали слишком фантастично, чтобы им верить. Одна из больных сказала:

— Что-то не похожи вы на врачей.

Я ответила:

— А мы и не врачи. Мы — достойные.

— Достойные чего?

— Просто — достойные.

Итак, слово "достойные" прозвучало и отпечаталось в их памяти. Я отдала приказ каждому из группы взять по больному, а сама осталась с коллегой Вики. Из сердца её тени я выудила её имя — Светлана. Обхватив её голову руками, я закрыла глаза.

Я тихонько окликнула её мысленно: "Светлана!" Весь её организм тут же отозвался — каждый сосудик, каждая клеточка настороженно внимали мне. Что ж, отклик её тела я получила, теперь нужно было перенастроить его работу — так, чтобы оно само уничтожило опухоль. Слушая организм, в его общем "хоре" я слышала и "голос" новообразования: оно "фальшивило". Нужно было убрать этот фальшивый голос.

Одновременно я прощупывала прошлое Светланы, ища корень зла, и нащупала болезненно пульсирующий комок не отпущенной обиды. Ему было четыре года, и причиной его возникновения был развод. Это была достаточно свежая обида, но где-то в глубине прошлого затаился, как очаг хронического воспаления, ещё один комок… Я не сразу его нашла. Возраст его равнялся… аж двадцати годам. Это была обида на отца, ушедшего из семьи: Светлана так и не простила его, и на душу четырнадцатилетней девочки это легло обезображивающим шрамом. Сейчас ей было тридцать четыре, и эта обида убивала её, сводила в могилу преждевременно. Что с этим делать? Если не убрать эти комки — старый и новый, — болезнь может вскоре вернуться. Я могу заставить тело Светланы рассосать опухоль, но как заставить её душу простить?..

Что ж, я попробую…

— 16.13. Гребля за жизнь

Стены палаты исчезли, мы стояли на берегу моря, на деревянном пирсе, глядя в туманную даль. На приколе покачивались две лодки. Светлана поёживалась от морского ветра в своей больничной одежде, с удивлением оглядываясь по сторонам.

"Где мы?"

"Посмотри на эти лодки, — ответила я ей. — Они пока пусты. Представь в них людей, которые причинили тебе боль в прошлом".

"Зачем?"

"Просто представь".

В лодках появились двое мужчин: оба красивые, темноволосые, чем-то схожие. Один из них, чуть постарше, был отцом Светланы — таким она запомнила его, когда он уходил. Занятно: мужа она себе выбрала внешне похожего на отца… И снова — расставание, боль и затаённая обида, сжигающая изнутри и душу, и тело.

"Прости их и отпусти. Если ты этого не сделаешь, болезнь тебя не отпустит, вернётся даже после того, как я излечу тебя. Это нужно тебе самой, понимаешь? Чтобы выжить".

Светлана, стягивая на груди воротник пижамы и зябко поводя плечами, всматривалась в лица, когда-то дорогие и любимые. Её рот сжался, складочки у губ обозначились глубже. Ввалившиеся и потускневшие во время болезни глаза вспыхнули внутренней болью… Она делала выбор, и он с трудом давался ей.

"Если будешь удерживать обиду, умрёшь. Отпустишь — выживешь. Выбор за тобой".

"Я хочу жить", — сказала Светлана.

"Тогда отвяжи лодки", — улыбнулась я.

Она шагнула вперёд, присела. Узлы не поддавались её слабым рукам, и я положила ладони ей на плечи, вливая в них силу. Один узел развязался, и лодка с отцом Светланы начала медленно удаляться от берега. Светлана, сидя на корточках, напряжённо провожала его взглядом, задавив в горле всхлип. Я погладила её по плечам.

"Молодец. Давай вторую".

И второй узел она одолела, а я чувствовала: два комка обиды рассасываются. Ей ещё предстояла большая внутренняя работа, но начало — лиха беда — было положено, лёд сломан.

Обе лодки скрылись из виду. Из-под сомкнутых век Светланы сочились слёзы, но я просто молча наблюдала, как они катятся: это было ей необходимо.

"А теперь вдохни полной грудью. Чувствуешь — свободнее стало? Легче дышать?"

Светлана набрала воздуха, задержала, а потом выдохнула. Уголки её губ дрогнули в неуверенной улыбке.

"Вроде… да", — сказала она, глядя на меня с удивлением.

Поморгав и смахнув остатки слёз, она улыбнулась уже шире и увереннее. А у причала снова покачивалась лодка — пустая. Светлана перевела вопросительный взгляд с неё на меня.

"Посмотри вон туда".

Взгляд Светланы устремился в указанном мной направлении. В тумане проступали очертания прекрасного белопарусного корабля, стоявшего на якоре.

"Он ждёт тебя, — сказала я. — Море — жизнь, берег — смерть. Посмотри назад".

На берегу, совсем неподалёку, виднелся высокий деревянный крест и пёстрые венки с чёрными лентами… Светлана содрогнулась.

"Ну что, поплыли?"

Не дожидаясь моих указаний, Светлана сама забралась в лодку. Я последовала за ней.

"На вёслах — ты".

И мы поплыли к кораблю. Гребля давалась Светлане с трудом, но я не могла грести за неё: это была её работа и её жизнь. Её лицо искажалось от напряжения, она стискивала зубы, стонала, но гребла.

"Такое чувство… будто под вёслами не вода… а тесто", — пропыхтела она.

"Борьба за жизнь — непростое дело, — улыбнулась я. — С каждым гребком ты приближаешься к цели. Не останавливайся! Борись!"

Уключины скрипели, скрежетали зубы Светланы. Корабль медленно, очень медленно приближался.

"Уфф… Не могу больше, — выдохнула Светлана. — Сил нет… Ладони стёрла".

Хватка её рук на вёслах ослабела…

"Не бросай вёсел! — воскликнула я. — Осталось совсем немного, неужели ты остановишься, когда цель уже близка? Давай! Ты гребёшь за свою жизнь, помни!"

Бросив на меня полный муки взгляд, она снова стиснула вёсла и погрузила их в воду. С виду — вода как вода, но лопасти входили в неё, как в крутое тесто. Это была тяжкая работа, но Светлана должна была сделать её сама, а я могла только помогать и направлять. Я слушала её организм, и фальшивого голоса было почти не слышно…

Скрип… Плеск… Скрип… Плеск…

Глухой стон Светланы.

"Давай, девочка. Уже почти! Давай, ещё чуть-чуть…"

Она ворочала вёслами, рыча от натуги, а я потихоньку вливала в неё силы. Корабль был уже близко, белые громады его парусов колыхались в небе, и вот…

Вот он, борт! Я взлетела и опустилась на палубу, сбросила Светлане верёвочный трап. Уронив вёсла, она вцепилась в него, оттолкнулась ногой… Лодка уплыла из-под неё, и теперь дорога была одна — наверх.

Карабкаться ей тоже было тяжело — ещё тяжелее, чем грести, но близость цели придала ей сил и решимости. Сцепив зубы, она одолевала ступеньку за ступенькой, осталось совсем чуть-чуть, последний рывок, и…

Она повисла на трапе — потеряла из-под ног ступеньку.

"Меня тянет вниз…"