Читаем без скачивания Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет - Пол Андерсон

Мориарти порылся в памяти.

— Может, я и слышал об этом «Единстве» до сегодняшней истории, но не уверен. Расскажите-ка мне.

— Они держатся в тени. Насколько я понимаю, по собственному желанию. Общество остается компактным, легко управляемым; стараются не высовываться. Это своеобразная организация взаимопомощи среди бедных, однако ничуть не похожая на прочие. Это не религиозная секта, хотя ей присущи элементы религии — уж церемонии во всяком случае. Это не группа самообороны, хотя члены держатся вместе, в том числе в патрулях, выходящих за рамки простого присмотра за округой. Однако, насколько всем известно, до сей поры они уклонялись от нарушения любых законов. Президент общества, верховная жрица — или как там ее титулуют — весьма таинственная женщина. Черная, по имени Коринна Макендел. У нее есть белая компаньонка Роза Донау — она-то и замешана в перестрелке. Это практически все, что нам известно о «Единстве» на данный момент.

— Расскажите о стычке, — попросил Мориарти. — В газете изложено весьма схематично.

— Боюсь, мое изложение окажется таким же. Донау занималась этим проектом, когда ворвались бандиты. У одного из «Единства» имелось огнестрельное оружие. Стороны обменялись выстрелами. Он был убит, но прежде успел уложить врага. Донау тяжело ранена.

— Субботний вечерний спецвыпуск, — кивнул Мориарти. — Пули свищут там и тут. И все-таки эти мужланы вякают про вторую поправку к конституции… Продолжайте. Были еще жертвы?

— Двое невооруженных ночных охранников были изувечены. Там же находилось еще несколько мужчин из «Единства», но у них были лишь дубинки — ну и пара ножей разрешенного типа.

— Скверно. Никто из них не ранен?

— Нет, их даже не зацепило. После нескольких выстрелов атакующие разбежались. Очевидно, они не ожидали встретить такое сопротивление. Я полагаю, их прицел был на вандализм и разрушение. Люди «Единства» вызвали полицию. Покойников отвезли в морг, Донау — в госпиталь. Ранена в грудь навылет. Состояние серьезное, но опасений не внушает.

— М-м-м… — Мориарти подергал себя за подбородок и с прищуром поглядел на сверкающую под солнцем воду. — Осмелюсь предположить, что главная начальница — Макендел, так вы сказали? — сделает заявление, где особо подчеркнет, что потрясена случившимся и открестится от этих горе-охранников.

— У меня сложилось впечатление, что они клятвенно утверждают, будто идея подежурить принадлежала лишь им.

— И не исключено, что они правы. Донау поведает больше, если выживет. По крайней мере, очевидец событий… Нет, я не считаю это заурядной трущобной потасовкой! — В голосе Мориарти звучало ликование. — Я уверен, что можно отыскать основания, чтобы потребовать федерального расследования «Единства» и всех, кто имеет к нему отношение.

— На самом деле индейские мужчины по большей части трудились никак не меньше женщин, — заметил Странник. — Просто разделение труда у нас было выражено более четко, чем у белых, и гости лагеря видели лишь женскую часть работы.

— Но ведь мужская доля была веселее? — спросила Свобода. — Например, охота.

Она взирала на Странника с восхищением — ведь этот человек принадлежал к тем самым легендарным племенам, воочию видел освоение Дикого Запада.

Ханно раздумывал, не закурить ли трубку. Нет, лучше не стоит — Свободе дым не нравится, и по этой причине Ханно сильно урезал дневную норму; наверно, скоро она заставит его совсем бросить. Сама собой явилась брюзгливая мыслишка: почему бы ей не адресовать пару вопросиков и мне? Я ведь тоже американский пионер. Приехал на этот материк, когда здесь была сплошная дичь и глушь…

Его взгляд был устремлен за окно гостиной. Траву заливали лучи клонящегося к западу солнца. Дальше, у края газона, пестрела красными, лиловыми и золотыми красками клумба; за ней высилась сетчатая металлическая ограда, снабженная охранной сигнализацией. Где-то там, незаметный отсюда, пролег подъездной путь, по дуге отходящий от окружной дороги и ведущий к особняку сквозь березовую аллею, минуя ворота с дистанционным управлением. Зато прекрасно видна была лесная поросль, лепетавшая на ветру молодой листвой.

Очаровательное местечко, идеальное убежище от городского шума Нью-Йорка, мирное и тихое. Здесь они со Свободой смогут поглубже изучить друг друга, здесь она получше познакомится со Странником. Ханно должен вернуться в Сиэтл, к заброшенным делам. Свобода поедет вместе с ним; город ей наверняка понравится, а пригородные пейзажи приведут в восторг. Страннику придется задержаться на случай, если придет весточка от Макендел… Перестанут эти женщины когда-нибудь трястись от страха или от чего там еще?.. Свободе не терпится повидаться с Асагао и Ду Шанем… Ему, Ханно, не стоило бы даже думать о том, чтобы отпугнуть ее от Странника. В конце концов, она никому не принадлежит, и нечего ревновать — тем более между ними пока ничего серьезного…

Зазвонил телефон, и Странник умолк на полуслове.

— Продолжай, — подбодрил его Ханно. — Может, трубку и не стоит снимать.

Автоответчик громко изложил свои инструкции и подал гудок. В динамике торопливо зазвучал сбивчивый женский голос:

— Мадам Алият должна непременно переговорить с мистером Таннахиллом. Срочно! Не звоните напрямую…

Алият?! Ханно в два прыжка пересек комнату и сорвал трубку с рычага стоящего на антикварном столике аппарата.

— Алло, Таннахилл слушает! Это ты?! Но нет, в трубке зазвучал голос Макендел:

— Parlez-vous francais?[49] Что?! Сердце его упало.

— Oui.[50]

Он поддерживал свой французский если не на блестящем, то на приемлемом уровне, подновляя его по мере развития языка: зачастую владение языком оказывалось весьма на руку.

— Desirez-vous parler comme-ci? Pourquoi, s'il vous plait?[51] Она в последние десятилетия почти не практиковалась в разговорной речи и говорила медленно, запинаясь; порой Ханно приходилось помогать ей внятно изложить свою мысль. Притихшие Странник со Свободой заметили, как в его голосе прорезалась сталь, как окаменело его лицо.

— Bien. Bonne chance. Au revoir, esperons-nous.[52] Положив трубку, он обернулся к друзьям. На мгновение в комнате повисло молчание, нарушаемое лишь посвистыванием ветра на улице. Затем Ханно бросил:

— Сперва проверю, не услышат ли нас…

И вышел.

Прислуга в доме не совала нос куда не следует и не вторгалась в комнаты без надобности, но общим языком для всех троих был лишь английский. Вернувшись, он встал перед двумя другими, положа руки на пояс, встретившись с ними глаза в глаза.