Читаем без скачивания Штурм Брестской крепости - Ростислав Алиев

04.07.41. «Йорк»

В Брест прибывает 502-й караульный батальон, подчиняемый 184-й полевой комендатуре (генерал-майор Штубенраух). В связи с этим Штубенраух обещает сменить, как только будет возможно, I.R.130 с большинства зон охраны.

Однако Гипп настроен скептически — 502-й караульный батальон выставляет в караул лишь примерно 210 человек, что может обеспечить, самое большее, одну смену вновь значительно сокращенной охраны в Бресте. Однако и на цитадели требуется еще очень сильная смена охраны, подчеркивает Гипп. Поэтому он предлагает, чтобы 502-й караульный батальон подчинялся ему (относительно совместного несения караула) в течение всего периода несения I.R.130 караульной службы в Бресте[1315].

В этот же день сводка Верховного командования вновь вернулась к сражению в Брест-Литовске: «Своим мужеством отличились полковники: командиры пехотного (Гипп) и артиллерийского (Велькер) полков»[1316].

«Сорок пятая» была в Бресте еще пару дней — интересно, что Гиппу на несколько часов был подчинен и вернувшийся в город 854-й артдивизион, как и батальон Герштмайера, уходя на восток, на сутки (с 5 по 6 июля) задержавшийся в Бресте.

06.07.41. «Клюк»

Приказ покинуть город получили и подразделения Гиппа. Оглядывавшимся назад солдатам из Круммау (батальону Гартнака) трудная задача казалась выполненной. За их спиной, в раскаленной солнцем синеве над разгромленной цитаделью, все еще стоял дым пожара на складе телогреек, через танковые магистрали безостановочно шли колонны вермахта.

Последние грузовики дивизии покинули Брест. Ревя двигателями на расплывающихся песчаных дорогах, сотрясаясь, подбрасывая взвода на ухабах, автоколонна уходила на восток через Кобрин и Антополь.

Копыта обозов, глухо стукаясь о булыжники, поднимали песчаную пыль. В госпитале Бреста стонали тяжелораненые, свежее кладбище у Южной церкви — молчало. Как и родные тех, кто лег там — на улицы Линца, Штокерау, Гмундена, Рида и других городов Верхней Австрии почта еще не доставила извещения о смерти.

Покинув Брест, дивизия навечно осталась в его истории. Скрывшиеся в клубах пыли грузовики Ганса Гартнака означали завершение штурма крепости — но ее оборона продолжалась.

После наступившей вдруг тишины безостановочный глухой рев грузовиков и бронетехники с магистралей стал уже привычным для тех, кто скрывался в подвалах Центрального, казематах Западного или Северного — гораздо опаснее для них были тихие шаги патрулей. В прохладной тьме подвалов изможденные двухнедельной, но уже казавшейся бесконечной войной красноармейцы, настороженно прислушиваясь или забывшись в тревожном полусне, ожидали ночи. Тогда, в темноте, один за другим они покидали крепость.

Многие — через ветеринарный лазарет 333 сп, размещавшийся под главным валом. Оттуда, попадая в прикрывавший вал капонир, переходили ров и, стараясь держаться окраинами, уходили в леса Малориты.

Туда же, ночью, в середине июля, из Восточного форта приполз и его командир — майор Гаврилов. У него еще оставалось пять гранат и обоймы в двух пистолетах[1317]. Гаврилов надеялся покинуть Брест, уйдя в леса Беловежской пущи.

С наслаждением напившись, пусть и стоячей, но несравненно более вкусной, чем из конюшенных ям, воды, Гаврилов, войдя в нее, двинулся через ров.

Немецкая речь и огонек папиросы, вспыхнувший впереди, заставили остановиться майора. Приглядевшись, он различил темные очертания армейских палаток — у рва располагалось какое-то подразделение.

Пришлось вернуться в каземат. Там, у самой двери, выходящей ко рву, при чистке конюшен сваливали навоз[1318].

Закопавшись в нем, оставив лишь небольшую щель для наблюдения, Гаврилов дождался рассвета. Укрывшись, он слышал, как немцы ходят вдоль рва, однажды пройдя через его каземат.

Ночью Гаврилов вновь выполз ко рву — напиться. К его досаде, враги все еще не ушли. Он решил ждать там же, в навозе… Три дня он ничего не ел — потом нестерпимый голод заставил его есть комбикорм для коней. Немцы все не уходили — ночами он пил воду из рва, а днем ел комбикорм, надеясь продержаться сколько потребуется. Однако острая боль в желудке, начавшаяся на шестой день, усилилась настолько, что командир Восточного форта впал в полузабытье…

Очнулся он, лишь сквозь беспамятство услышав голоса. Через щель в своем убежище Гаврилов увидел двух немцев — совсем рядом, в каземате, у кучи навоза. Майор снял пистолет с предохранителя — и вовремя: эти двое ногами начали расшвыривать его укрытие.

Гаврилов нажал на спуск — поставленный, как оказалось, на стрельбу очередями, «Маузер» загрохотал, сразу же выпустив всю обойму. Немцы выбежали, а спустя несколько минут командир Восточного форта дал свой последний бой: успев выпустить пять пуль из ТТ, стал кидать гранаты — при броске второй, вероятно, не рассчитав сил, бросил ее так, что был контужен[1319] и взят в плен.

…Кроме Гаврилова, были и другие: Гельмут К., 19-летний водитель имперской трудовой повинности (RAD), 6 июля писал своим родителям, что «цитадель все еще держится» и очаги сопротивления продолжают существовать: «дважды „краснота“ поднимала белый флаг, и каждый раз, когда была послана рота СС, двери захлопывались перед их лицом».

Однажды, двигаясь у цитадели вместе с другим грузовиком, Гельмут едва избежал гибели при карающем защитников пикировании Stuka.

Бомбовый удар был нанесен на расстоянии всего лишь в 300–400 м от автомашины Гельмута, и, «если откровенно, я немного замочил мои штаны», признавался он. 11 июля два немецких офицера были застрелены на улицах Бреста.

На следующий день Гельмут написал родителям снова: «Есть подземные туннели от цитадели до казарм протяженностью 3 км: в них все еще сидят русские. Наше подразделение находится в казармах. Улицы часто усыпаны разбросанными гвоздями. Мы уже не раз чинили наши шины»[1320].

Конечно, Гельмут мог преувеличить опасности своих «героических будней». Не был он и непосредственным участником боев на цитадели, излагая слухи о «красноте», распускаемые такими же, проносящимися по Бресту водителями, с удовольствием пользующимися случаем понагнать страха на молодого коллегу, маскируя свой собственный. Чего стоят хотя бы рассказы о тоннелях в казармы, где останавливались водители — запуганному «стариками» Гельмуту, вероятно, начало казаться, что обросшие бородами беспощадные русские вот-вот выскочат из подвала с ножами.

События, о которых пишет Гельмут, вполне могут относиться вовсе не к июлю, а к штурму Восточного форта. Хотя откуда там тогда войска СС? Авианалет же «штукас» в июле против таинственных защитников выглядит неправдоподобным — однако есть и другие свидетельства о том, что в июле «юнкерсы» пикировали на цитадель. Кто знает — может, когда-нибудь найдется объяснение и этим сведениям.

Но несомненно — в июле в крепости оставалось еще немало ее защитников. Почему они не покинули ее? Есть немало версий — возможно, это были не остатки гарнизона, а бежавшие из соседних лагерей военнопленные. Скрывшись в заброшенных ее развалинах, найдя себе там оружие, они уходили в леса Малориты.

Возможно, последними защитниками крепости были все же и оборонявшие ее в июне бойцы, скрывающиеся там еще с момента уничтожения отрядов Фомина, Гаврилова или Бытко. Они надеялись на приход Красной Армии, да и покинуть крепость, вероятно, было не так-то легко — например, к концу июля в Бресте находилось: «Два батальона охраны тыла, технический батальон на отдыхе, подразделения войск связи, автоколонны, большая авторемонтная мастерская, большие военные госпитали, транспортные подразделения службы подвоза снабжения, радиотелеграф, формирующиеся маршевые эшелоны солдат и танков»[1321].

Не исключено, что этими частями велось как достаточно плотное оцепление цитадели, так и патрулирование Бреста и его окрестностей. Наконец, не надо забывать, что помимо гонимых «восточников» в Бресте было и немало «западников», не отказавшихся бы поквитаться с «советами» — по законам простым, статуса военнопленного не предусматривающим.

Поэтому в июле в крепости продолжало скрываться немало ее защитников. Вновь необходимы были энергичные меры по ее (очередной!) «зачистке»…

30 июля назначенный комендантом Брест-Литовска генерал пехоты Вальтер фон Унру[1322], получив в Варшаве автомобиль, во второй половине дня достиг города.

Брест был погружен в разруху. Однако 64-летнего фон Унру поразило не только это — спустя более чем месяц после окончания штурма городская цитадель все еще оставалась источником опасности: «[Она] была основательно разрушена огнем и снарядами, выдержали только ворота. В общем-то, это — пустынные груды развалин, дымившиеся и зловонные, где все еще велся ружейно-пулеметный и пулеметный огонь от оставшихся советских солдат»[1323].