Читаем без скачивания Шансы. Том 2 - Джеки Коллинз

Росту в Дарио Сантанджело было пять футов одиннадцать дюймов. Хорошо сложенный, стройный, с чистой кожей. Правильные черты лица, легкий загар и врожденный вкус в одежде делали его в глазах окружающих чуть старше. Подавляющее большинство мальчиков его класса в школе были какими-то прыщавыми недомерками, вечно дерущимися, занимающимися онанизмом на переменах, спорящими о девчонках, автомобилях или о том, как наиболее эффектно испортить воздух в классе.

Дарио они немедленно восприняли как чужака, аутсайдера. Он не вписывался в их компанию. Умный, любимец учителей. Но сверстники его ненавидели.

Мечты о школе как о чем-то новом и радостном развеялись очень быстро. Чтобы добиться признания, он сказал своим соученикам, кто он есть на самом деле. Дарио Сантанджело. Сын Джино. Результатом стала еще большая ненависть мальчишек. Они из кожи вон лезли, чтобы досадить ему и сделать жизнь Дарио совершенно невозможной.

Тогда Дарио оставил всякие попытки поправиться им и замкнулся, спрятался в раковину, непроницаемую для их насмешек и оскорблений. В письмах к сестре он писал, какая отличная у них школа, какие замечательные у него друзья. Ответов от Лаки не было. Как будто она совсем забыла о его существовании. После прожитых вместе лет ему казалось, что они превратились в одно целое — и вот она уезжает в Швейцарию, знакомится там с какой-то дурой и уходит из его жизни. Такие дела. Даже на Рождество она сказала ему всего пару слов.

Дарио решил больше не писать ей. Отплатить той же монетой. Теперь он забудет о ней.

Лаки не могла спать. Ее преследовали кошмары. Всплески памяти. Голубой плавательный бассейн. Солнце на небе. Надувной матрац, покачивающийся на розовой воде…

Вся покрытая потом, она села в постели. Ей хотелось быть Олимпией, иметь настоящих, живых мать и отца. Ну и что, что они разведены? Какая разница? Зато они есть.

Она сбросила на пол простыни. Интересно, кого Джино пришлет, чтобы отвезти ее домой? Она очень надеялась, что это будет Марко. Хорошо бы он услышал все о ее похождениях. Хорошо бы он узнал в подробностях о том, чем она занималась с парнем, которого провела в школу. Пусть бы представил себе ее обнаженной, лежащей в объятиях мальчишки, а на соседней кровати — Олимпию, с ее приятелем. Ха! Тогда бы, наверное, он перестал считать ее ребенком. Ей уже пятнадцать. Она достаточно взрослая. И опытная. Очень.

Сколько было ночей, когда она, выбираясь из келий «Л'Эвьер», устремлялась туда, где можно на практике постигать великое искусство почти. Даже лежа обнаженной в постели с юношей, она была в состоянии оставаться на высоте этого почти.

А вот с Марко она бы с радостью дошла бы до конца. Да. Олимпия говорила, что до конца она готова была бы добраться только с Марлоном Брандо.

Лаки решила, что се устроит и Марко.

Поднявшись на борт самолета в Нью-Йорке, Джино откинулся на спинку кресла и закурил «Монте-Кристо». Поначалу он думал послать кого-нибудь, чтобы привезти Лаки домой: Марко, Рода или даже Косту. Но Дженнифер убедила его в том, что ехать нужно самому.

— Это твой отцовский долг, Джино, — сказала она. — Это будет означать, что ты действительно заботишься о девочке.

— Я и в самом деле забочусь, черт возьми. Дай мне только до нее добраться — я выбью из нее всю дурь.

— Нет, — мягко возразила Дженнифер, — ты этого не сделаешь. Ты поговоришь с ней и выяснишь, что ее к этому толкнуло.

— Ей уже пятнадцать, Джон, это правда, — взорвался он— Но скажи мне, что это за девушка, если она решила начать трахаться в таком возрасте?

— А чем в пятнадцать лет занимался ты? — спокойно спросила Дженнифер.

Джино нахмурился. Только Дженнифер могла задать подобный вопрос. Дурацкий вопрос. Он был мужчиной. В свои пятнадцать лет он мог делать все, что хотел. Девчонка — совсем другое дело.

И вот Джино сидит в самолете, хотя сам до конца не понимает зачем. Что бы он ни хотел сказать дочери, это может быть сказано где угодно. В Нью-Йорке. Лос-Анджелесе. Вегасе. Где угодно.

Тогда для чего туда лететь? Только потому, что Десен так сказала?

— Вам что-нибудь нужно, сэр? — услышал он голос стюардессы.

Джино заказал себе двойную порцию виски. Мысли его вернулись к Марабелле. Наконец-то она оставила его в покое. Какая все-таки блестящая мысль — связаться с ее мужем. Кому, как не ему, следовало заняться собственной женой?

Старый каскадер захотел встретиться.

— Как Мэри? — с тревогой спросил он.

— Мэри?

— Марабелла, — быстро вставил Коста.

— А, да. — Джино печально покачал головой. — Она просто больной ребенок. Первый ее враг — она сама. Пожилой мужчина согласно кивнул.

— У Мэри и вправду… есть проблемы…

— Проблемы. Как же! Море проблем.

— Вы собираетесь жениться на ней?

— Вот что я вам скажу. Я верну ее вам вместе с небольшим подарком. Я купил вам дом — там, на Малхоллэнд-драйв. Он ваш — только заберите ее отсюда до шести вечера.

Сделка состоялась. Прощайте, Марабелла Блю. Всего! Свобода обошлась в сто тысяч, но она стоила этих денег.

Сидя в кабинете директрисы, они смотрели друг на друга: в одном углу мрачно-дерзкая дочь, в другом — мрачно-яростный отец.

Говорила директриса, ее безукоризненное английское произношение резало слух.

— ..Так что вы сами понимаете, мистер Сант, не в традициях «Л'Эвьер» наказывать за поведение. Это ваш родительский долг — провести свою дочь по жизни самым достойным, па ваш взгляд, путем. Я думаю…

Не обращая внимания на ее слова, Джино изучал взглядом дочь, впервые за многие годы имея возможность рассмотреть ее как следует.

Высокая, как и брат. Когда же это она так выросла?

Изящная, длинноногая, с фигурой молодой женщины. Облик дочери ошеломлял. Смуглая оливковая кожа, черные волосы, густые брови.

Она — это он. Господи! Сходство было всегда — еще Мария называла их близнецами, — но только сейчас это стало больше, чем сходством. Она превратилась в него. Женщина — он.

Вот она сидит — совершенно незнакомый ему человек. Молодая женщина, которую он абсолютно не знает. По своей собственной вине. Он все время так заботился о том, чтобы обеспечить ее и Дарио безопасность, чтобы держать детей подальше от себя. Он так любил их обоих… Именно это и пугало его больше всего. Совершенно сознательно он отдалял себя от них. Бежал от своей любви. Потому что знал, что не переживет повторения того, что однажды случилось. Он считал себя сильным человеком, но на такое даже его сил не хватило бы.

Мария… Мария… Мария… Боже! Сколько же времени эта боль будет еще терзать его? Эта страшная боль по утрам, когда он пробуждался ото сна. Эти кошмары. Хрупкая, несбыточная надежда, что придет день и она вернется. Мстя за нее, он пролил реки крови.