Читаем без скачивания Ворошилов - Николай Тимофеевич Великанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полиция прознала о пребывании Клима в донской столице. Он перешёл на полулегальное существование — ночевал в разных местах и чаще всего у знакомых Галушки и Зенкевича. Но долго так продолжаться не могло, надо было уезжать из Ростова...
Мать Клима, Мария Васильевна, осталась в Васильевке одна, отец отсутствовал; он, как и прежде, искал где-то лучшей доли. Первые месяцы Мария Васильевна, после того как осталась без сына, бралась за любую работу, чтобы прокормить себя, но здоровье её слабело, и ей пришлось жить по очереди у своих дочерей. Младшая Анна к тому времени вышла замуж за Николая Андреевича Щербакова, работавшего, как и муж старшей дочери Екатерины Иван Иванович Щербина, на заводе ДЮМО.
Скитания
Перед Ворошиловым, оказавшимся без работы, остро стоял вопрос: что дальше делать?..
После того как он покинул Ростов, очередным пристанищем для него стал Таганрог. В городе, раскинувшемся на берегу Азовского моря, Климу, кажется, улыбнулось счастье: по протекции одного знакомого он устроился на небольшой котельный завод «Нельфиль и К°», который принадлежал бельгийской компании. Мастер по фамилии Стог, узнав о скитаниях Клима, сочувственно отнёсся к нему. Ворошилова приняли слесарем в ремонтно-механическую мастерскую. У него появилась слабая надежда как-то обустроиться.
Был разгар лета, земля благоухала, кругом яркая зелень. Живи и радуйся благодатной приморской природе! Однако радость Клима была недолгой. Через несколько дней его вызвали в контору завода, и тот же мастер-бельгиец, который принял его на работу, с грустной улыбкой объявил ему об увольнении. Он сказал, коверкая русские слова:
— Русская полицай нет корошо. Вам работай нет. — Увидев недоумение Клима, добавил: — Полицай приказ отказать.
На следующий день Ворошилову выдали причитающиеся за проработанное время деньги. Сумма посчитана верно, даже с небольшой прибавкой. Это постарался честный мастер-бельгиец.
И снова скитания по стране...
Более двух лет прошло с того дня, как Клим начал искать работу. Всё это время никакой связи с родственниками, товарищами он не имел. На третий год нестерпимо потянули к себе родные края — Васильевка, завод ДЮМО.
Ворошилов вспоминал: «Сколько дней я добирался до дому и что это была за дорога, не буду рассказывать. Приходилось менять поезда и убежища, мёрзнуть и голодать, терпеть унижения и оскорбления, но я добрался до цели и был безмерно рад этому. И даже задымлённый и пыльный воздух с привкусом заводской гари казался мне каким-то особенно приятным, и я вдыхал его полной грудью»[30].
По приезде в Алчевск Клим, соблюдая конспирацию, перво-наперво побывал у младшей сестры Анны, жившей с Николаем Щербаковым в Старой колонии. У Анны в то время как раз гостила мать. Вечером он незаметно пробрался к дому, где над цокольным этажом, наполовину уходившим в грунт, располагалась квартира Щербаковых.
Встреча с родными была радостной и в то же время болезненной: столько времени не виделись, ничего не знали друг о друге. Особенно тяжело перенесла её Мария Васильевна.
Анна выставила на стол скромное угощение. Окна квартиры глядели во двор, и Клим, сидя у стола, вдруг заметил за занавеской человека. Это был старый знакомый, полицейский агент по кличке Москва, числившийся на заводе ДЮМО рабочим-вальцовщиком и следивший в последние годы за членами кружка Галушки.
Клим ничем не выдал, что обнаружил слежку. Он незаметно предупредил Николая Щербакова о незваном госте. Тем не менее Москва почувствовал, что его засекли, и незамедлительно скрылся из виду.
Клим быстро оделся, простился с родными. Надо уходить, к Щербаковым может нагрянуть полиция.
Оказавшись на улице, Ворошилов едва не столкнулся нос к носу с Москвой, который на минуту раньше успел выскочить за ограду.
Из Старой колонии дорога вела к заводу через Новую. Ворошилов и Москва шли друг за другом по деревянному тротуару, отделённому от дороги глубоким кюветом.
Вечер был ещё непоздний, на улице то там, то тут появлялись люди. Ищейка с видом прогуливавшегося человека безмятежно шагал по тротуару, помахивая толстой суковатой палкой. Климу захотелось взглянуть на шпика поближе, и он прибавил ходу. Поравнявшись с ним, окинул его презрительным взглядом с головы до ног, тот остановился, отвернулся в сторону, как бы рассматривая что-то. Клим двинулся дальше и тотчас ощутил сильный удар палки по голове и руке, которой инстинктивно прикрылся. Это и спасло его от верной гибели.
Он упал в кювет. Москва продолжал бить Ворошилова палкой с тротуара по чём попало. Клим как мог увёртывался от ударов, не в силах подняться с земли.
В этот момент неподалёку оказалась группа заводских парней: ребята шли с гармошкой и пели песни. Полицейский ищейка испугался и кинулся бежать. Парни увидели в кювете бесчувственного Клима, подняли его и понесли в колонию.
Очнулся Клим в комнате на диванчике. На него тревожно смотрели сестра Катя и её муж Иван.
— Пришёл в себя. Слава богу! — выдохнула облегчённо Катя.
Среди молодых рабочих ДЮМО, подобравших избитого, нашёлся один, который признал в нём родственника Щербины. Он работал вместе с Иваном Ивановичем, нередко бывал у него в семье и видел там Ворошилова...
Две с лишним недели пролежал Клим пластом в доме старшей сестры. Полиция его не искала, наверное, там понадеялись, что усердием агента Москвы Ворошилов теперь надолго прекратит подрывную антигосударственную деятельность.
К Климу наведывались товарищи, рассказывали о заводских новостях. В основном эти посещения происходили поздним вечером или ночью.
Постепенно молодой организм набрал силы. Через месяц Ворошилов начал ходить по квартире, а затем стал прогуливаться во дворе.
Мария Васильевна глубоко переживала случившееся с сыном. Она не отходила от него ни днём ни ночью. Первые дни неотлучно проводила у его постели, молила Бога, чтобы он помог подняться Климушке...
Как-то в одно посещение Клима заводскими товарищами он узнал от них новость: убит агент Москва. Его нашли с проломленной головой в глухом переулке Юрьевки.
Ворошилов окончательно выздоровел. Оставаться дальше в районе завода ДЮМО ему было нельзя. «И не только из-за опасности снова оказаться в лапах полицейских, — писал позже Климент Ефремович. — Здесь по-прежнему невозможно было устроиться на работу. Товарищи посоветовали мне поехать в Луганск. Это, пожалуй, было разумно: там у меня были знакомые по совместной работе в
