Читаем без скачивания Неодинокий Попсуев - Виорель Ломов

– Как? – растерянно поглядел на директора Дронов. – Она, что?

– Уходит. Разговаривал с ней. Не хочет, а куда ей дальше? Только вперед ногами. А это не дело – с завода. Ей на днях семьдесят. Она что, тебе родня?

– Нет. Ты ж хотел Попсуева на девятый цех бросить?

– Расхотел. Да ты не переживай! Все уйдем.

– Тебе-то, Иван Михайлович, грех жаловаться.

– А ты, Савелий Федотыч, не квакай. Чего тебе начальником цеха не сиделось? Я тебя не гнал. Вот и сиди теперь в своем болоте и не квакай.

– Да вот квакаю, раз в болоте.

– И не квакай.

Свято место пусто не бывает

Берендей был рад за Попсуева, но больше, конечно, огорчен потерей для цеха. «Раньше времени Серега высунулся, и я не придержал. Чего ж будет теперь?..» Заглянула Попова.

– Примешь, Тарасушка?

– Да заходите, раз уж пришли, – вздохнул Берендей. – Приму, Анастасия Сергеевна. Я как терапевт, сплошные приемы.

– А что так тяжело вздыхаешь? Переел?

– Попсуева забирают.

– Куда?

– Не сказал. – Берендей ткнул пальцем вверх.

– Может, заместо меня?

– Куда заместо тебя?

– Так я всё, Никита Тарасыч, ухожу. Вот принесла заявление.

– Постой-постой. Что за день сегодня? Куда ты уходишь?

– А туда, куда все уходят. На пенсию. Состоялась у меня аудиенция с Чуприной. Поблагодарил он меня за доблестный труд, и как в этой, «Юноне»: «Я тебя никогда не забуду». Ну и про партию с правительством добавил.

– Шутите, Анастасия Сергеевна, да? Мне сегодня не до шуток.

– Да какие уж тут шутки? На полном серьезе, Никита Тарасыч.

– Когда состоялась аудиенция? Я только что от него. Он и словом не обмолвился о вашем уходе.

– А что это ты сразу на «вы» перешел? Уже сразу и чужая стала? Вчера позвонил мне, пригласил. Чаем угостил.

– И когда отходная будет?

– Как и положено. Через две недели юбилей, в отпуск, а потом и вчистую. Уж когда уйду, ты за моей Татьяной пригляди, одна она, сердечная. Мечется, втюрилась в твоего Попсуева, а он как кот с мышкой…

Анастасия Сергеевна говорила вроде как и спокойно, но Берендей за годы работы с людьми научился не только прятаться от их разъедающих как кислота чувств, но и безошибочно их угадывать. Судя по всему, старушка находилась в состоянии сильнейшего стресса, на грани обморока.

Берендей пригляделся к ней. На ее лице трудно было уловить что-то новое. Оно было всё изборождено морщинами, длинный седой волосок торчал из родинки на подбородке, на лбу едва заметно розовело пятно от давнишнего химического ожога, да правая бровь была тоньше и светлее левой. Он перевел взгляд ниже, и ему стало не по себе от ее дрожащих рук. Анастасия Сергеевна судорожно сунула их под стол на колени.

Берендей нажал кнопку, заглянула секретарша.

– Надя, организуй нам с Анастасией Сергеевной чаек. И никого не пускай.

– Да спасибо, Никитушка, пойду я. Дел невпроворот…

– Не дури, Сергеевна! На хрен дела! Поговорим.

Больше часа Никита Тарасыч говорил ей непонятно зачем общие слова про то, что им обоим было понятно без всяких слов. Говорил про дачу, про отдых и лечение, про то, что пенсионный отдел ежегодно будет выделять ей путевку в санаторий. Про то, что она, наконец-то, походит по театрам и почитает книжки…

Берендею было очень стыдно говорить ей всё это. По большому счету, утешать могла и должна была она – это было ее выстраданное право, и больше ничье. Но при этом он испытывал почти инстинктивную потребность высказать Анастасии Сергеевне всё доброе, что накопилось у него в душе не только к ней, а и ко всем ветеранам, которые сделали его таким, каким он стал, которые донесли его жизнь до сегодняшнего дня, не замутив и не расплескав…

Когда Попова ушла, Берендей позвонил Чуприне.

– Иван Михайлович, у меня новость.

– Знаю. И не одна.

– А какая вторая? – насторожился Берендей.

– Попсуева готовь на ее место.

«…как теперь подойти к ней? Похоже, она догадывается о моих отношениях с Таней. Строга, холодна, льдина. Пробовал с шуткой подходить, цветами, стихами, вызвал лишь недоумение. Такое ощущение, что она не от мира сего. Может, и впрямь из другого? А может, для нее этого мира нет?..»

Напоминание о главном в жизни

Прошло две недели. Попсуев сдержанно упивался славой, но та, ради кого он и совершил свой «подвиг», избегала его. Всё это время Сергей, подменяя заболевшего мастера в своей бывшей бригаде, провел еще один цикл измерений. Несмеяну он встречал лишь на диспетчерских и ни разу не поговорил с ней. Он не раз задумывался, что делать ему в этой обычной, но для него необычной ситуации двусмысленности. Когда он думал о Татьяне или был с ней, он непременно вспоминал о Несмеяне, но когда находился рядом с царевной или просто думал о ней, то начисто забывал Таню! Вот и весь сказ, от которого было не по себе.

Как-то в начале ночной смены в конце коридора Попсуев увидел женщину в белом. Светланова шла ему навстречу, остановилась, поздоровалась с ним, а он вдруг взял ее за руку.

– Что-то хотите сказать мне, Сергей Васильевич?

– Нет, просто давно не виделись.

– Да, три дня уже… А у меня вот есть, что сказать. Рекламация поступила. Завтра едем с вами на комбинат. Не помогли, Сергей Васильевич, ваши эксперименты. Прошел брак.

– А куда смотрит ОТК?

– В светлое будущее. Билет на автобус возьмете?

– Чего ж не взять? Места рядом возьму, чтоб локоток ваш ощущать.

– Мы завтра едем, а послезавтра Берендей и остальные. Он передал, чтобы вы домой шли, а за себя Смирнова оставили. Деньги есть?

– Найдутся. – «Целый день одни, в гостиничном раю!» – ликовал Сергей.

До отправления автобуса оставалось пять минут, а Светлановой всё не было. Сергей направился к остановке троллейбуса, и тут увидел Берендеевские «Жигули». Из машины вышли Никита Тарасыч и Несмеяна.

– Привет! – Берендей протянул руку.

– Привет, Никита Тарасович. А я уж беспокоиться стал, не опоздает ли Несмеяна Павловна.

– Со мной не опоздает, – в добродушно-снисходительном тоне Попсуев уловил хозяйскую нотку в отношении Несмеяны, и это разом остудило и отрезвило его. «Локотка не ощутим», – подумал он.

– Ну, и где же ваш локоток? – первое, что услышал Сергей, как только они уселись на сиденья. – Да не держите руку на весу, устанете.

– Мне не привыкать, – буркнул Попсуев, но Светланова взяла его руку и положила на подлокотник.

– Вот так. Как ощущения?

– Божественные.

Автобус тронулся, и Попсуев не расслышал, о чем его спросила попутчица, но видно ответил впопад, так как Несмеяна улыбнулась. Минут десять Светланова говорила о том, что просил ее передать Попсуеву Берендей, а потом оба, убаюканные ездой, задремали.

Днем были в Чижевске. Их поселили в соседних двухместных номерах, в которых других постояльцев не было. До вечера они знакомились с материалами, подготовленными комбинатом.

– Пора ужинать, – Светланова посмотрела на часы. – Семь часов уже.

– Тут ресторан неплохой. Мы с Берендеем были пару раз.

– Я знаю.

Они заняли столик в глубине зала. Официант расторопно обслужил их. Для начала принес «Плиску», красную рыбку, лимончик.

Глоток коньяка согрел и отрезвил голову. Сергей стал смотреть на Несмеяну ясным взором и соображать, насколько серьезно у нее с Берендеем, и помешает это или нет его ухаживаниям. Не вникая в смысл фраз, он делился своими спортивными воспоминаниями, шутил, был в ударе. Несмеяна, похоже, оттаяла, улыбалась, но Попсуев всё еще чувствовал себя рядом с ней мальчишкой.

– Куда пойдем, Сергей? – неожиданно спросила Светланова.

– Конечно, ко мне! – грубовато бросил Попсуев. – Если ты не против.

– Вот так сразу, к тебе?

– А чего тянуть?

– Действительно, чего? Пошли. У тебя душ хороший? У меня рожок забит.

«Вот и свершилось», – подумал Сергей: – Отличный рожок, как брандспойт.

– Это обнадеживает, – улыбнулась Несмеяна, и ее улыбка показалась Попсуеву обворожительной.

Еще не закрыв дверь, Сергей обнял спутницу.

– Постой, постой, постой! – Несмеяна освободилась из объятий. – Ну и клешни у тебя! Ты чего это, на стометровке? Посиди, подумай.

– О чем думать?

– О куртуазности и галантности. – И Светланова вышла, помахав Попсуеву ручкой, как ребенку. – Пока, пока, пока, мой милый Ланселот!

Увидев хмурого Попсуева утром, Несмеяна посочувствовала ему: – Не выспался? Что ж так, Сергей Васильевич?

– Да думал ночью: что заразно всё, что зовется куртуазно.

Что и говорить, начинался трудовой день, в котором куртуазностью и не пахло. Когда собралась вся комиссия, и с утра до ночи не прекращались споры до хрипоты, о любви не думалось, но и то обстоятельство, что приехавшего Берендея поселили в одноместном номере, а все двухместные «доукомплектовали», наполнило Сергея тоской. Поздно вечером, когда все разошлись по своим комнатам, Попсуев пару раз выскакивал на улицу вроде как освежиться, а на самом деле пройти мимо номера Берендея и услышать несущиеся оттуда душераздирающие звуки чужой любви… Вот только тихо было, тихо, ни звука! Отчаянно ревело всё внутри Сергея.