Читаем без скачивания Ключ Гермеса Трисмегиста - Наталья Александрова

Голос у нее был очень звучный, вечно на всех торжественных мероприятиях ее выпускали на трибуну. Высокая, с пышными волосами и огромными, чуть навыкате глазами, она отлично смотрелась на всех официальных сборищах.

Вере хотелось вцепиться заразе Вике в волосы и выцарапать эти глазищи, разорвать платье и орать при этом что-то несусветное. Но перед глазами, как всегда, встала мать, ее распахнутый в крике рот, ее красное лицо, хриплые вздохи, ее руки, мотающиеся сами по себе.

И Вера окаменела на месте. Слишком часто в детстве она видела скандалы, у нее на них образовалась своего рода аллергия.

Вскоре всем надоело изводить Веру, тем более что со стороны казалось, что она никак не реагирует. Дождавшись, когда все танцевали и в зале приглушили свет, Вера тихонько двинулась к выходу. На лестничной площадке она столкнулась с классной руководительницей. Очевидно, лицо у Веры было такое, что даже до недалекой тетки кое-что дошло. Она остановила Веру и начала говорить фальшивым участливым голосом, что все пройдет, что сейчас Вера, конечно, расстроена, но все делается для ее же блага…

Тут классная остановилась, сообразив, видно, что несет чушь.

Вера же в это время думала о том, что классная очень удобно стоит, спиной к лестнице. Вот подтолкнуть ее легонько – и покатится она по ступенькам, пытаясь схватиться за балясины. Но у нее ничего не получится, так что пролетит она пролета два, не меньше. И вполне может сломать себе шею. А что – тетка она не худенькая, плотной комплекции…

– Вера, что ты молчишь? – спросила классная неуверенно, видя, что Вера вцепилась в перила, так что побелели костяшки пальцев.

– Уйдите, – глухо сказал Вера, – я вас очень прошу…

Классная испуганно отпрянула в сторону, а Вера скатилась по лестнице, пролетела вестибюль и выскочила в очень кстати открытую дверь – охранник сам вышел покурить.

Вера побежала домой как есть – в легком платье и туфельках, долго шла, спотыкаясь в снегу – дело было под Новый год, а когда дошла наконец до дома, из головы вылетели все мысли, кроме одной – согреться. Матери не было дома, чему Вера обрадовалась – не хватало ей еще скандала. Она напустила полную ванну и плюхнулась туда прямо в платье и колготках – не было сил ничего снимать. Когда прошла ужасная дрожь, Вера с трудом выползла из ванны. Мокрое платье пришлось разрезать ножницами, так сильно оно облепило тело, клочья колготок также отправились в мусорное ведро.

Мать пришла поздно – у нее на работе тоже была корпоративная вечеринка. Увидев лужу в ванной, она собралась было заорать, но махнула рукой и легла спать.

После прогулки в мороз в одном платьице Вера заболела воспалением легких, утром у нее была температура, мать вызвала врача. Веру неделю продержали в больнице на уколах и капельницах, после чего от антибиотиков она впала в апатию.

Лариска притащилась в первый же день после выписки, захлебываясь, рассказывала, как долго обсуждали в классе Верину историю, как кто-то поначалу пустил слух, что она хотела покончить с собой, как классная призывала относиться к Вере внимательней и мягче и как она, Лариска, поклялась, что со стервой Викой она не будет разговаривать никогда.

– Вряд ли она это заметит… – Вера с трудом разлепила сухие потрескавшиеся губы.

Лариска обиделась и ушла. Вере было все равно.

Остаток школьных лет прошел незаметно. Не было в них ничего для Веры интересного. С Сережей Одинцовым они больше не общались, теперь уже Вера его избегала, первой отводила глаза при встрече. Лариске она строго-настрого запретила даже упоминать его имя. Вику Пашкевич он больше не интересовал, да это и раньше было ясно. Сережа, похоже, не слишком по этому поводу расстраивался. Впрочем, Вере и в самом деле было все равно.

Престарелая соседка-учительница продала квартиру и переехала к дочери, приходила прощаться, но Вера даже не вышла из своей комнаты. Мать так и не узнала ничего про Верину неудавшуюся любовь.

В последнем классе Вера, как и все, занялась учебой. Школа у них была хорошая, все выпускники собирались поступать в вузы. Точные науки шли у Веры неважно, зато хорошо давались языки и литература. Решила поступать в педагогический на английское отделение, так как в университет нечего было и соваться. А так матери даже удалось выжать из отца какие-то деньги на репетиторов.

Отец, с тех пор как ушел, в их квартире больше не появлялся и не делал попыток увидеться с Верой. На окончание школы прислал, правда, денег на подарок. Мать тогда процедила сквозь зубы, что у отца уже третья жена, очень деловая девица, из молодых, да ранних, что дела, судя по всему, идут хорошо, но чтобы Вера не особенно надеялась, что ей что-то обломится – как только стукнет ей восемнадцать, так папочка ее и знать не захочет.

Вера пожала плечами – и так не хочет, а Вера навязываться не станет.

И правда, как только отпраздновали Верино восемнадцатилетие, деньги от отца поступать перестали.

Вера училась, подрабатывала как могла, мать в это время познакомилась, как она выражалась, с приличным человеком. Было похоже, что она сильно им увлеклась – характер стал явно лучше. Однако была одна проблема: ее друг был женат. И хоть готов был, по выражению матери, соединить с ней свою жизнь, но собирался оставить все нажитое прежней семье, чтобы не было потом обид.

В конце концов, он купил дом в деревне, и мать уехала туда с ним пока что на лето. А там решила остаться насовсем. За это время она очень изменилась – стала гораздо проще и как-то человечнее, что ли, видно, новый ее муж хорошо на нее влиял. Не изменилось только ее отношение к Вере – она была к дочери совершенно равнодушна. Что ж, Вера к этому привыкла.

Она окончила институт и стала искать работу. Ничего приличного не попадалось, оказалось, что, зная в совершенстве один только английский язык, не приходится ни на что рассчитывать.

Без связей и знакомств можно было устроиться лишь в школу или секретарем-референтом в какую-нибудь небольшую фирму.

В секретари Вера идти не хотела – там кофе начальнику надо подавать и вообще там высшее образование необязательно, не для того она пять лет над учебниками корпела. Школьные воспоминания были еще чересчур свежи и не вызывали ни малейшего желания работать в школе, однако нужно было на что-то жить, и Вера решилась, выбрав, естественно, не свою бывшую школу, а другую, не так близко от дома, там как раз «англичанка» ушла в декрет.

Нельзя сказать, что ей нравилась работа – вечно встрепанные пятиклассники, орущая толпа на переменах, нагловатые старшеклассники, хамские девицы, с пренебрежением оглядывающие ее одежду, подозрительная завуч, грозная директриса, которую боялись все.

Но потихоньку Вера привыкла. Другая «англичанка» – пожилая, болезненная – относилась к ней неплохо, помогала советами, так что все постепенно наладилась. К тому же в школе появился новый историк Андрей Викторович – молодой, подающий надежды. Говорили, что он пишет диссертацию и пришел в школу временно, потом будет искать более подходящее место в крупном исследовательском институте, чтобы заниматься наукой.

Коллектив в школе, как водится, был преимущественно женский, физкультуру и то вела здоровенная громогласная тетка, бывшая метательница молота. Где-то внизу, в мастерской, скрывался трудовик Степан Степаныч, которого вся школа, включая первоклассников, звала Стакан Стаканыч (понятно, за что), да скользил по коридорам неслышной тенью старенький преподаватель рисования.

Был еще один индивидуум мужского пола, который преподавал странную дисциплину под названием ОБЖ и носил смешную фамилию Дырочкин. И хотя был Дырочкин плешив, немолод и кривоног, его крепко держала на коротком поводке литераторша.

Вера старалась во все эти интриги не вникать – да ей было и неинтересно. Хотя некоторые училки и стремились довести до нее все подробности. Вера по наивности полагала, что если она не будет слушать сплетен, то и про нее никто не станет сплетничать. Нужно относиться ко всем по-дружески, ровно и спокойно.

В основном все учителя были замотаны работой и семьей, у кого она была. Всем давно уже осточертела школа, они терпеть не могли учеников, те платили им тем же.

Родители орали на собраниях и грозили всяческими жалобами. Из роно и министерства приходили грозные циркуляры, но их никто не боялся, потому что все учителя справедливо полагали, что дальше школы их не пошлют и меньше класса не дадут. Так оно и было.

Директриса, как это обычно бывает в школе, держалась особняком, в школьных разборках и интригах участия не принимала. Была она совсем не похожа на типичного директора школы, какими показывают их в кино, какой была прежняя Верина директорша – толстая тетка с визгливым голосом и тремя подбородками, аккуратно выложенными на блузку.