Читаем без скачивания Скандинавский детектив - Стиг Трентер

— Это уже устарело, — заметил я.

— Знаю, — довольно отозвался Алан. — Вечерние газеты будут полны этими двумя смертями. А вот утром мы были единственными.

Я громко зевнул.

— Ты что, только проснулся?

— Еще не ложился. Знаешь, с кем я провел ночь и утро?

— Я тебе не исповедник.

— Мне исповедоваться не в чем. Я шастал по городу с комиссаром полиции.

Он присвистнул и прошептал:

— Страшные тайны?..

— Страшнее, чем ты думаешь.

Несколько секунд в трубке слышалось только его тяжелое дыхание.

— Пару пленочек я отснял, — продолжил я, — и добыл массу материала.

— Можешь приехать через пять минут?

— Нет, вот часов через пять — пожалуйста.

— Ладно, — вздохнул Алан Андерсон. — Но учти, я у твоей двери часового поставлю.

Проснулся я от звонка в дверь со смутным ощущением, что звонят уже давно. Я встал, протер глаза и посмотрел на часы. Была половина четвертого.

Закутавшись в халат, я выполз в переднюю и открыл.

— Вид у тебя вполне отдохнувший, — констатировал Алан Андерсон, протискивая в дверь свои объемистые формы.

У меня на языке уже вертелась ехидная реплика, но тут я заметил, что он не один. Из-за его спины робко выглядывали парень и девушка.

— Входите, мои юные друзья, — пригласил Алан Андерсон, будто в собственную квартиру.

Я растерянно потащился за ними в большую из двух моих комнат — гибрид кабинета с гостиной.

— Разрешите представить: супруги Кальвик, фотограф Фриберг, — познакомил нас Алан. — Я рискнул нагрянуть к тебе с этой юной парой, потому что они могут рассказать кое-что интересное.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил я.

— Вчера вечером супруги Кальвик ужинали в «Гондоле», — пояснил Андерсон. — Впрочем, пусть они сами расскажут.

— Мы, значит, сидели в «Гондоле», — начал молодой человек. — Знаете ресторан на самом верху Катаринахиссен? Был уже десятый час, и мы толковали о квартирах. Пока сидели и разговаривали, моя жена показала на дом с рекламой «Стоматолы» и говорит: «Вот бы нам там пожить». «На самом верху?» — спросил я. «Конечно», — говорит она. «По-твоему, моего жалованья на это хватит?» Она засмеялась, и тут мы увидели, что одно из больших окон осветилось.

Он умолк и развернул свежую вечернюю газету. Я успел разглядеть на первой полосе шапку «Кошмарная семейная драма», прежде чем он перевернул газету и показал последнюю страницу. Там было множество фотографий Исбладсвикена, переулка Урведерсгренд и подъезда, где жил Леслер. Внизу — большой панорамный снимок южного тплюза. Молодой человек ткнул пальцем в снимок.

— Тогда мы не обратили на это внимания, но недавно увидели фотографию. Тут до нас и дошло, что свет горел именно в этих окнах.

Он убрал палец, и теперь я разглядел, что одно из верхних окон помечено крестиком. Подпись гласила:

«Крестиком обозначено окно гостиной директора Леслера, в которой был найден мертвым его сын Гилберт».

— Вы уверены, что свет вспыхивал именно в этом окне?

— Совершенно уверены, — ответил он. — Мы с женой точно помним, что окно было под самой рекламой.

— Не помните случайно, когда он загорелся?

— В четверть десятого, — твердо сказал Кальвик. — Как раз пробили часы на церкви Марии Магдалины.

Жена согласно кивнула.

— Я хорошо запомнила, потому что сказала, что в кино идти уже поздно.

— Где вы сидели?

— Слева у окна.

— В самой гондоле?

Он покачал головой.

— Нет, поблизости от входа, третий или четвертый столик. То есть дом с рекламой был прямо перед нами.

— Вы не заметили, в комнате кто-то был?

— Я не обратил внимания. — Он посмотрел на жену. — А ты?

Она отрицательно качнула головой.

— Далеко все-таки, да мы и не приглядывались.

— А потом свет выключили? — спросил я.

Этого они не видели. Они вообще перестали обращать внимание на соседний дом.

Я потер небритый подбородок, тщетно пытаясь сообразить, что к чему.

— Мы подумали, вдруг это важно, — сказал Кальвик. — В газете пишут, что Гилберта Леслера застрелили без десяти девять, но свет-то зажегся двадцать пять минут спустя.

Я рассеянно кивнул и спросил у них адрес на случай, если с ними захочет поговорить полиция. Когда я записал адрес, они распрощались и ушли.

— Почему они не обратились прямо в полицию? — спросил я Андерсона.

Тот ехидно ухмыльнулся.

— Плохо ты знаешь людскую натуру. От полиции за информацию ни шиша не получишь. А, по-твоему, это важно?

— Не знаю, — честно сознался я. — Но факт тот, что утром свет в гостиной был погашен.

Толстяк присел к письменному столу.

— Давай рассказывай про свои приключения, а заодно можешь побриться.

У шлюза я вышел из переполненного трамвая и теперь шагал в толпе возвращавшихся домой конторских клерков, которые, словно лемминги, потоком текли к метро, направляясь в предместья. Часы в Старом городе только что пробили пять, и нескончаемые вереницы велосипедов и автомашин катили по магистралям, исчезали под серыми виадуками и опять выныривали на свет. Гигантская транспортная развязка напоминала кипящий ведьмин котел.

Там, где Катаринавеген спускалась к шлюзу, на откос поднималась свежепросмоленная деревянная лестница. Здесь старые постройки снесли, и на множестве террас садовники дали волю своей фантазии. Каждый крохотный уступ был превращен в цветник, и между зелеными побегами проглядывали остатки старинных стен и сводов.

У дома 9 на Урведерсгренд прохаживался полицейский в форме, держа на расстоянии кучку любопытных. Он участвовал в утренних поисках и теперь явно узнал меня. Среди любопытных были два фоторепортера; когда полицейский, козырнув, пропустил меня в парадную, в их глазах сверкнула зависть.

Дверь квартиры открыл бессменный шофер Веспера Юнсона.

— Комиссар в библиотеке, — сообщил он. — Допрашивает родственников.

Наконец-то те появились на сцене!

— Можно войти и подождать?

Он с сомнением посмотрел на меня, потом буркнул:

— Хуже от этого не будет…

— Я тоже так думаю, — поддакнул я.

Под вешалкой стояли большие кожаные чемоданы, рюкзак и пара лыж. Утром их здесь не было.

— Это багаж директора Леслера, — объяснил Класон. — Только что привезли с Центрального вокзала. Вы же знаете, он катался на лыжах в Лапландии.

Когда я вошел в столовую, разговор оборвался, и на меня устремились любопытные взгляды. В торце массивного стола сидела пожилая дама и вертела в руке лорнет, словно председательский молоток. Хотя она сидела, я понял, что она очень мала ростом: обтянутая золотистой кожей спинка стула возвышалась над ее седой прической. Слева от нее сидел лысоватый пожилой мужчина с пустым взглядом и бесстрастным упитанным лицом. Большие волосатые руки беспокойно теребили тонкую кружевную скатерть — казалось, он не знал, куда их девать. У стены еще один мужчина средних лет раскачивался на стуле. У него были курчавые черные волосы, пухлые щеки и двойной подбородок, губы тоже толстые, мясистые.

— Дайте знак, когда досыта насмотритесь, — неожиданно буркнул он так, будто набил рот кашей.

— Лео! — резко осадила его дама у стола. Он глянул на нее и ухмыльнулся.

— Мы же в зверинце, Клара, за решеткой. Черт подери, ручаюсь, там внизу берут за вход!

Она укоризненно взглянула на него, затем повернула свое остренькое птичье лицо ко мне и холодно осведомилась:

— Вы из полиции?

— Нет. Я фотограф.

— Что? Вы собираетесь здесь фотографировать?

Я успокоил ее, но теперь восторженно возопил Лео:

— Прекрасно! Выйдет дивное фото для «Семейного очага!» Неразлучная троица скорбящих — сестра и братья. — Его рука описала широкий жест, голос сорвался на фальцет: — Слева старшая сестра Клара вершит суд и расправу, посредине благовоспитанный братец Нильс, а справа младшенький, Леопольд, доставляющий всем одни огорчения и неприятности. Какая чудная фотография…

— Лео, сядь! — оборвала старшая сестра. Она встала, бледные щеки пошли красными пятнами.

Тут с другого конца комнаты долетел мягкий голос:

— Знаете, дядюшка, это совсем не смешно.

Говорила Хелен Леслер, вдова Гилберта. Она стояла у окна, перебирая цветы в оловянной вазе на низком сундуке. На мгновение наши взгляды встретились, и я понял, что она меня узнала.

Лео поморщился.

— Ты меня очень огорчила. — И сел.

Из-за прикрытой двери библиотеки долетал приглушенный гул голосов. Наверное, Веспер Юнсон допрашивает четвертого члена семьи. И ведь не исключено, что у кого-то из присутствующих пульс в этот миг бьется слишком часто.

Средний брат Нильс нарушил молчание:

— Неужто без этого нельзя?