Читаем без скачивания Игра. Реванш - Мария Обатнина

— А меня нет, нет меня, тебя, кстати, тоже не будет.

— В смысле?

— В том самом, — Дмитрий интригующе улыбнулся. — Авария, мы оба погибнем! Взрыв.

— А Пашка, сынл Лёхи?

— Он тоже, — вздохнул Зимовский, подмигивая. — Я всё продумал до мелочей, никаких следов, уверен, Алекс бы сделал тоже самое!!!

Виталий снова закрыл глаза, прислуживаясь к жжению в области сердца.

«Мама, прости…подвёл я тебя, подвёл… — с болью подумал Виталий, — если сможешь, прости, Лёха не виноват, это был мой, только мой выбор…»

* **

Первые часы, проведённые за колючей проволокой в «Чёрном дельфине» показались Смолину сплошным непрекращающимся кошмаром. Любой, даже самый чёрный день в его жизни даже на сотую долю не мог сравниться с тем ужасом, который свалился на голову Алексея. После долгой утомительной дороги в Оренбургскую область, его, едва передвигающего ноги от нехватки кислорода, бесцеремонно выволокли на улицу, где, не дав сделать ни единого глотка живительной влаги, запихали в автозак в компании с остальными, точно так же как и он приговорённых к пожизненному заключению. Дорога не заняла много времени, так что когда автозак въехал на территорию славившегося суровыми условиями, «Чёрного дельфина», Алексея вновь вытряхнули на улицу, моментально надев холщёвый мешок на голову. Смолин, не имевший ним алейшего понятия о порядках, царивших в печально известной тюрьме, предназначающейся исключительно для осужденных на пожизненное заключение, был шокирован и взбешон такой вопиющей бестактностью, однако, позже он понял, для чего соблюдались столь радикальные меры безопасности. Во избежание инцидентов, ни единый заключённый, насильников, людоедов и убийц, должен был знать, кого именно из вновь прибывших ведут по мрачной территории к своим камерам под остервенелый лай сторожевых собак.

Алексей, скрежеща зубами от злости, как последний висельник сквозь строй охранников и рвущихся с поводка псов, шёл на свой пожизненный эшафот, не смея не только сделать глоток свежего воздуха, но и обозреть территорию «Чёрного дельфина». Мыслей не было, лишь тупая как заноза месть с методичностью отбойного молотка стучала у него в висках: «Я прикончу тебя, шахматист, дай только оказаться на свободе! Слово даю!».

Едва он оказался в одиночной камере, то душу его затопила самое, что ни на есть чёрное отчаянье. Камера представляла собой крохотное помещение, специальный блок, клетку от окна до входной двери отгороженный решётками, протяжённостью два шага по диагонали. Признаться, он был даже рад оказаться в «одиночке», хотя, краем уха успел услышать о том, как тасуют и перемещают заключённых из одной камеры в другую будто колоду карт при раздаче.

Как только за ним с могильным грохотом захлопнулись решётки и тяжёлая металлическая дверь, дежурный охранник приказал Алексею подойти вплотную к решетке и заслушать распорядок дня. Лишённый эмоций на гладковыбритом лице охранник, с челом, не тронутым печатью интеллекта, охранник проговорил механическим голосом, и каждое его слово вбивало гвоздь в крышку импровизированного гроба Алексея Смолина.

Подъём в «Чёрном дельфине был в шесть утра. Далее заключённым отводилось сорок минут на умывание, заправку постели и уборку камеры. За пылинку или складку на покрывале — суровое наказание. Завтрак в шесть сорок пять. В семь пятнадцать включаются розетки, разрешено бриться безопасной бритвой, вскипятить вод на электрической плитке. Параллельно с розетками включают и радио. В отличие от других тюрем, приговорённые к пожизненному заключению в «Чёрном дельфине» не работают, поэтому забыться тяжёлым изнуряющим трудом, тем самым отстраняясь от ежедневного кошмара, не получится. С девяти до десяти — обход врача. С десяти до одиннадцати прогулка по небольшому дворику — два шага вперёд, два шага назад в сопровождении охранников с собаками. С часу до двух обед, затем до пяти часов снова работает радио, с шести вечера ужин до половины седьмого, с восьми до половины девятого вечерняя поверка….

Привезли Смолина около девяти часов вечера, когда непроглядная ночная темнота опустилась над зоной. Ужина, арестанту, к сожалению, не полагалось, и первая ночь показалась Алексею нескончаемым бредом. Голодный, злой, отчаявшийся, но не сломленный, не смыкая глаз до утра, он бодрствовал до пяти часов и лишь за час до подъёма смог забыться тревожным чутким сном.

Ему снился чудесный сон — он и Младший сидят на берегу озера, а Ника, которая тоже во сне была ребёнком — прелестная девочка с пышным бантом в глянцевых тёмных волосах вместе с покойной матерью братьев Смолиных ловит разноцветных бабочек при помощи большого, как у Паганеля, сачка. Счастливые и загорелые, Алексей с Гариком удят рыбу, а отец колдует у костра, распространяющего вокруг одуряющий аромат шашлыков.

— Сука, сука, сука… — проснувшись, ы прошипел Алексей, моргая на ярко горевшую лампу в отсеке. — Как в клетке!!!

Стряхнув с себя сонную одурь, Смолин сполоснул лицо водой, почистил зубы дешевой зубной щёткой, принимаясь заправлять постель. Послышался звон металлического кругляшка — дверного глазка.

— Заключённый Смолин, завтрак! — услышал он резкий окрик и, согласно правилам поведения, подошёл к решетке…

Зима всерьез задумался над вызволением Смолина из «Черного дельфина».

— «Черный дельфин», — рассуждал он вслух, меряя комнату шагами, — одна из самых охраняемых колоний для пожизненно заключенных. Выходят оттуда только вперед ногами.

«Ну, конечно, выход там же, где и вход!»

Алексей догадывался, что Зимовский, бросивший на разработку плана все силы, далеко не дурак, обязательно прокачает ситуацию и узнает о том, что при проведении смертной казни в некоторых странах использовали смертельную инъекцию, которая называлась «техасский коктейль». Этот самый коктейл состоит из трех препаратов, один и которых погружает в глубокий сон, второй — панкуроний — останавливает дыхание, а третий — притормаживает работу сердца. Если немного изменить дозы всех трех составляющих, то можно получить инъекцию, посредством введения которой в организм можно добиться инициации смерти.

Разумеется, сам Зимовский сделать не мог, зато мог найти какого-нибудь повернутого неленального гения медицины, занимающегося «разборкой» похищенных людей на «запчасти», с целью продажи органов и тканей за границу, попутно ставя опыты на подручном материале, не особо заботясь о гуманности их проведения.

«Я возьму реванш, Белов, тогда, сука, тебе придётся заплатить мне за каждый миг моего позора!»