Читаем без скачивания Мэбэт - Александр Григоренко

Четверо — несчастный человек, олени и собака — стояли посреди тайги и не двигались с места. Солнце взошло высоко, насколько высоко позволено ему восходить на исходе зимы. Воздух был прозрачен и ветер молчал. Тишина застыла и только следы какого-то непонятного движения опускались на землю едва уловимым отзвуком. Вокруг не было никого — только тайга, и Хадко решил отдаться ее власти, подчиниться ее воле — больше ему ничего не оставалось. Он не жалел о своей опрометчивости…

Он разгрузил нарты и принялся сооружать временное стойбище. Потратив на эту работу немного времени, Хадко и Войпель отправились на охоту — только ради того, чтобы добыть еды на завтрашний день. На сегодняшний вечер имелся запас, хоть и невеликий, легкомысленно невеликий. До заката, Хадко добыл двух тетерок, одну оставил для Войпеля, другую спрятал в нарты — для себя.

Утром началась работа: наследник Мэбэта расставлял петли, искал следы, выслеживал зверя, возвращался в становище, и со следующим восходом начинал то же самое… Так продолжалось изо дня в день. Трижды Хадко нападал на след сохатого, но не стал гнать: слишком давний был след, да и лось — не та добыча, которая нужна Человеку Пурги.

С каждым закатом мрачнело его сердце. Тайга словно дразнила его, но чтобы сполна насладиться своей властью не давала умереть с голоду и подбрасывала подачки: однажды в петле запуталась облезлая, жалкая лиса, а вскоре Войпель притащил в пасти живого зайца. Тайга посылала малых птиц, их тушки, вздетые на рожны, каждый вечер шипели над огнем… Тайга молчала.

Несколько раз Хадко менял становища. Подтаявший на поверхности снег за ночь затвердевал ледяной ранящей коркой, и потому олени дочиста обгладывали кору на деревьях вокруг походного чума. Все реже в огромных небесных глазах Войпеля виднелись радость и гроза.

Иногда Хадко, разглядывая подаренный отцом кривой нож, вспоминал ту великую охоту, предпринятую ради калыма — и думал о превратности удачи. Он размышлял о том, что во всякой добыче есть не только сила и навык — в добыче есть милость тех, кто правит всем живым. Его отец верил лишь в себя и ни в какой другой вере не нуждался. Но таких, как отец больше нет. Так же как нет более глубокой западни, чем та, в которую попал он, сын Мэбэта. Всем другим людям на свете сейчас лучше и проще, чем ему.

Пока не было рядом отца, Хадко испытывал сильное желание поступить, как поступают другие люди: они приносят жертвы, говорят какие-то слова, собираясь на охоту. Они делают так же, когда в их жизни случается что-то очень важное. Но Человек Пурги не знал нужных слов, не знал, как приносить жертвы. Отец ничему не учил его, а то что сам Хадко очень давно видел у других людей, было почти забыто. Иногда ему казалась, что подступавшее временами ощущение бессилия происходит именно от этой бессловесности. Ночами он смотрел на звезды, на большое, размазанное по небу белое пятно и вспоминал, как мать рассказывала ему: давным-давно люди всех племен и родов, что были в тайге, гнали зверя, загнали на небо, и уже нет им пути на землю, а они все гонят и гонят, и так будет всегда… И зверь тот был чудесный, таких уже нет в срединном мире.

До ломоты в шее, Хадко вглядывался в небесное пятно, пытаясь различить в нем людей и зверя, и сам не заметил, как зашевелились его губы и зашептали, что-то неправильное, человеческое:

— Эй, вы кто там есть на небе, пошлите мне зверя, пошлите мне зверя, будьте добрыми людьми, мне очень надо зверя, вы, люди на небе, помогите мне, дайте мне зверя, я отблагодарю вас, я буду смотреть в небо и благодарить вас каждую ночь, будьте добрыми ко мне, люди на небе, пошлите мне зверя, для моей Хадне дайте зверя, или я умру от горя, люди на небе, слышите меня, будьте добрыми, пошлите мне зверя…

Он смотрел, шептал, и белое пятно, и все яркие звезды вокруг него искрились и исчезали.

Утром Хадко откочевал на половину малой ходьбы от прежнего стойбища. Войпель ушел далеко вперед, но в полдень вернулся — он бежал во всю силу с огнем охоты в глазах.

Хадко понял — великий пес нашел берлогу, носом отыскал из тьмы запахов тот единственный теплый дух, что выходит через маленькую, почти незаметную дыру в сугробе…

Сын Мэбэта устремился за Войпелем. Он никогда не ходил на медведя, тем более один. Еще до конца не понимая, что произошло с ним, Хадко испытывал восторг и благоговение пред теми неизвестными людьми на небе, которых он просил вчера о звере — не молился, а просил, как дошедший до крайности бедняк, выпрашивает у чужого человека немного на жизнь и чужой человек ему не отказывает… Небесные люди услышали наследника божьего любимца и на другое же утро послали ему возможность испытать удачу. После долгих, тягучих дней, когда тайга мытарила Хадко, измывалась над его терпением, насмехалась над горем, найденная Войпелем берлога казалась чудом…

Медведь, добытый одиноким охотником — пусть даже отощавший, заморенный весенний медведь — это дар, это подвиг. Хадко добудет зверя, преподнесет Хадне его шкуру, когти, голову на большом блюде из белого железа — и страдание его уйдет, вина простится. Человек Пурги станет героем, а у героя не может быть вины. Хадко добудет зверя, или сам достанется ему.

Так он думал под пение лыж.

Войпель, сколь грозный, столь и мудрый, был его проводником — он показал хозяину, что логово близко. Это был холм, из которого едва заметно вылетали клочки пара.

Хадко сделал так, как учил его отец, — срубил долговязую молодую сосну, очистил ее от ветвей и заострил. Этим жалом он должен разбудить зверя и, дождавшись, когда ярость выбросит его из берлоги, встретить железом пальмы.

Кровь стучала в висках, страха не было. Войпель обнюхивал со всех сторон сугроб, будто желая еще раз убедиться, что зверь, которого послала им удача, там, на месте — он спит и не думает о том, что скоро ждет его.

Пес уже не буйствовал. Память о множестве подобных охот со старым хозяином превратила его в безотказную волю. Он терпеливо ждал, когда сын Мэбэта закончит свою работу и приготовится сам.

Наконец показался Хадко с пальмой и длинной сосновой пикой. Там, где должен быть вход в логово, он расчистил небольшую площадку, притоптал снег и положил рядом с собой пальму, чтобы мгновенно схватить оружие в момент, когда медведь вырвется наружу и распахнет свои смертельные объятья. Поединок с разбуженным медведем — это одно движение. Если оно окажется неверным или запоздалым, никаких других движений охотник уже не сможет сделать…

Хадко сделал короткий, жадный вдох и долгий выдох. Войпель стоял поблизости и, казалось, совсем не дышал.

Человек Пурги взял лесину, несколько раз ткнул в сугроб, потом подошел ближе, ткнул еще и дерево, провалившись в пустоту, и уперлось во что-то твердое. Но руками охотник чувствовал, что это не тело зверя. Он видел развороченные берлоги и знал, что это не чум, где все на виду. Прежде чем вслепую добраться до зверя, рогатина не раз уткнется в камень, землю, корни дерева… Хадко неистово орудовал лесиной, но его руки, не чувствовали мягкого упора. Пролетела мысль: не ошибся ли он, приняв едва видимые белые клочки за дыхание спящего зверя? Но мысль ушла — ведь Войпель обмануться не мог.

Наконец почувствовала рука то, другое — не дерево, не камень, не мерзлую землю… Примерившись, чтобы попасть в то же место, Хадко сделал несколько шагов назад перед ударом, и, после короткого упругого разбега, ткнул и замер, вслушиваясь в пустоту логова. Логово молчало.

Он отошел, приготовившись к следующему удару, и тут увидел — исчез Войпель. Через мгновение — Хадко не успел даже удивиться — его пес разразился лаем, и то был лай угрозы, каким он встречал врага.

Войпель смолк и в этот краткий промежуток молчания до слуха охотника долетел звук, от которого он почти отвык и менее всего ожидал услышать здесь, в глубине тайги. Человеческий голос. Хадко не мог разобрать слова — а это были именно слова — но понял, что это говорит не один человек. Снова залаял Войпель и сын Мэбэта не услышал шершавого короткого взвизга тетивы — стрела со звоном вонзилась в дерево неподалеку то него.

Логово молчало… Обернувшись, увидел Хадко: на возвышенности показался человек, потом другой, и за ними еще трое. Люди были вооружены, двое держали длинные лесины — какие же, как сделал он сам. Те люди шли убивать медведя.

Они находились на расстоянии половины выстрела, их голоса хорошо слышались в спокойном, легком воздухе. Но все же люди решили подойти ближе, наверное, хотели лучше видеть того, кто опередил их. Они были удивлены не меньше, чем Хадко. Их луки не заставили замолчать Войпеля, который лаял все яростнее. Однако, пес не бросался на пришельцев: он чуял войну и ждал, что предпримет хозяин.

Один из людей подался чуть вперед и Хадко услышал его слова:

— Это наши угодья. Назови себя, чтобы мы знали, кто ты такой.