Читаем без скачивания Режимный апокалипсис - Евгений Сухов

— Ну а ты что?

— А я что? — пожал плечами сторож. — А я за ними пошел. Потом они подошли к крайнему домику, и один из них стал в замке ковыряться. А я им говорю, что вы делаете, сволочи! Уходите отсюда! Он разогнулся, на меня смотрит, ничего не говорит, просто глазами сверлит. Пес стоит и рычит. Идите отсюда, говорю я, если не хотите, чтобы я собаку на вас спустил. Он не уходит, как будто ждет чего-то. Тут другой в сторону шагнул, обходить меня начал, ну, я и сказал псу: «Взять его!» Рекс прыгнул на него, а он рукой ударил, и пес вдруг упал, заскулил и ногами задергал. Я даже не сразу понял, что он его ножом пырнул. С одного удара, прямо в сердце! Удар-то у него, видно, поставленный, такой может быть только у зэка. Вот тогда впервые подумал, может быть, беглые какие.

— А вы не знали, что из Юрьевской колонии трое заключенных сбежали?

— Откуда же мне было знать, если тогда еще не сообщили, это я уж потом догадался.

— Так что было дальше?

— А потом слышу за спиной шорох какой-то, поворачиваюсь, а передо мной еще один стоит. Я даже руку не успел поднять, как он меня хрясь по голове чем-то тяжелым, я и упал. Сколько времени прошло, не помню, а только когда проснулся — вокруг одна чернота! Думал, в гробу лежу, пошевелился малость, голова трещит, значит, живой. А потом слышу наверху топот какой-то, голоса зазвучали, ну, я и стал орать что есть мочи, слава богу, услышали.

— Может, вспомните их лица?

— Сложно так сказать… Ведь ночью дело было, особо-то и не разглядишь. А потом ведь они далеко стояли. Хотя если фотографию покажете, может быть, и вспомню.

— Взгляните. — Евдокимов разложил на столе несколько фотографий. — Узнаете кого-нибудь?

С минуту сторож всматривался в фотографии, с которых на него смотрели лица: молодые, старые, слегка насупленные и задорно веселые. В них трудно было разглядеть преступников. Однако Евдокимов знал, что четверо из них сидели за убийство, включая молодого человека двадцати лет с кукольным личиком; еще пятеро угодили за вооруженный грабеж, двое по мелочам — всего-то тиснули кошелек у зазевавшейся старушки, а вот трое осуществили побег из лагеря строго режима и являлись особо опасными преступниками. Так что в разложенной колоде были не самые примерные представители человечества.

С минуту сторож рассматривал лица, а потом уверенно поднял вторую фотографию справа, на которой был запечатлен мужчина немногим за тридцать, круглолицый, с короткой стрижкой и волевым лицом. От глянцевой поверхности так и потягивало недюжинной силой.

— Вот этот самый в замке ковырялся.

— Вы уверены? — спросил Покровский и вдруг поймал себя на том, что слегка разволновался. К чему бы это? Такое с ним случалось всякий раз, когда на него вдруг снисходила неожиданная удача. Преступники были даже ближе, чем он предполагал. Не исключено, что они затаились в ближайшем лесу и их задержание — вопрос каких-нибудь двух-трех часов.

— Уверен, — твердо ответил сторож. — Взгляд у него тяжеловатый, волевой, смотрел на меня, будто могильную плиту примеривал.

— Посмотрите повнимательнее, может, еще кого-нибудь узнаете?

Сторож вновь внимательно всмотрелся в фотографию Петра Журавлева, находившегося в самом центре, а потом, поджав губы, отрицательно покачал головой.

— Больше никого не знаю, — неуверенно проговорил он. — Хотя… Вот этот похож на того, что меня по башке треснул. Правда, здесь он помоложе немного.

Сторож не ошибся и в этот раз — на фотографии был запечатлен Аркадий Денисов, «погоняло» Грач. А фотография и в самом деле была трехлетней давности. Однако сторож справился.

— Все так. Это тоже беглец. У вас очень хорошая память. — Евдокимов собрал фотографии. — Как вы думаете, а почему вас все-таки не убили? Извините меня за откровенность, все-таки вы опасный свидетель.

Сторож потеребил ладонью прореженную макушку, из которой длинными черными пружинами на крупные уши свешивались кудри, и уныло отозвался, пожав плечами:

— А хрен его знает! Сам удивляюсь. Должны были убить… Повезло. Мне моя покойная маманя говорила, что я в рубашке родился. Значит, это тот самый случай и есть.

— Может, и в самом деле повезло, — задумчиво протянул Афанасий.

Нечеткие образы происходящего стали складываться в некое подобие картины. Правда, не хватало некоторых ярких красок, но они должны возникнуть в ходе дальнейшего расследования. Сторож остался в живых лишь по одной причине — беглые просто не хотели брать грех на душу. И в самом деле, о том, что они находятся в бегах, знала уже вся округа, и вряд ли оперативники пройдут мимо того места, где беглецы расположились на целую ночь. Стащили оглушенного в подвал вместе с убитой собакой, откуда он долго не сможет выбраться, и спокойно переночевав, потопали в свою сторону.

Он посмотрел в окно. С этой точки вулкан Авачинский казался несколько ближе и был повеличественнее, что ли. Из жерла черными клубами выходил дым и, подхваченный ветром, широко распространялся над тайгой. Зрелище было захватывающим. Местные жители, судя по всему, к подобной картине привыкли, и побег уголовников занимал их умы куда больше, чем разворачивающаяся под боком стихия.

Вышли из сруба, прямо в народ, собравшийся у самого крыльца. Через разреженный лес узкими желтыми полосками пробивались веселые полоски солнца.

— Вы бы их задержали, — подошла к Евдокимову женщина лет сорока, в длинном темно-синем ситцевом платье, — а то ведь страшно становится. Детишек во двор не выпустишь, боязно! Ведь они же все убийцы!

Мужчины угрюмо смолили сигареты, терпеливо дожидаясь ответа от представителей власти. Евдокимов посмотрел на Покровского и, заручившись его молчаливой поддержкой, заговорил твердо поставленным голосом:

— Мы делаем все, что можем. Если не сегодня, так уж завтра преступники обязательно будут пойманы. Задействовано более тысячи человек, завтра прибудет еще столько же. Прочесываем в тайге каждый метр. Им просто некуда деться! А уж сюда они точно не вернутся. Но на всякий случай мы оставим в вашем поселке двух солдат, так что, если будет происходить что-то неординарное, они сумеют обезвредить преступников.

На лицах обступивших женщин отразилось едва заметное облегчение, но до настоящего умиротворения было пока еще далековато.

— Знаете, это ведь моя дочка их увидела. Она у меня всегда глазастой была… Вы даже не представляете, как я переживала. А вдруг они вернутся и захотят отомстить?

— Эта рыженькая, что ли? — улыбнулся Евдокимов.

— Она самая.

— Шустрая она у вас.

— Вся в отца! Ее бы выпороть как следует за такую инициативу, да как-то рука не поднимается.