Читаем без скачивания Анекдоты для Геракла. Удивительные приключения Алексея Сизоворонкина – бухгалтера и полубога - Василий Лягоскин

– Нет, что вы, я непьющий

– Значит, писец пришел…

– Я не белочка, и не писец, – сообщил старику Алексей, – я посланник из будущего.

Это гордеца задело; но только в контексте того, достигнет ли Последнего моря он, Чингиз из рода Борджигинов, собравший все племена монголов и других народов в бесчисленную рать. И куда направится он, Потрясатель Вселенной, теперь, когда перед ним склонилось великое синьское царство.

На последнее замечание школьных знаний Лешки хватило. Он помнил, что именно после похода на Китай великий завоеватель скончается в походе, и будет погребен неизвестно где.

– Эх, – немного помечтал он, – что бы мне попасть к тебе в тот момент, когда тебя хоронили с почестями. Стал бы Алексей Сизоворонкин знаменитостью – первооткрывателем могилы Чингисхана.

Но об этом он говорить старику не стал; зато с нескрываемым злорадством сообщил:

– А никакого Последнего моря и нет. Земля, понимаешь ли, круглая. И если ты со всем своим войском будешь переть вперед, не поворачивая никуда, то попадешь опять туда, откуда и вышел – в междуречье Онона и Керулена. Но столько тебе не пройти – жизни не хватит.

Лешка, довольный своими познаниями в географии, уставился в лицо владыки. Увы – тот не дрогнул ни мускулом в своей скуластой узкоглазой физиономии. Видимо, силу Грааля, дарующего этому человеку гордыню, превозмочь было невозможно.

– Разве что умыкнуть его, – усмехнулся он, – кстати, за этим я сюда и пришел.

– Не верю, – открыл, наконец, рот Чингисхан, – что деяния мои пойдут прахом под копыта коней, а имя мое развеют ветры степей.

– Это да, – вынужден был согласиться Сизоворонкин, – твое имя действительно не забудут. Даже через (он произвел нехитрый подсчет) … восемьсот лет.

Старик довольно кивнул и тут же осел на свою скамейку под стремительным, но достаточно бережным ударом по черепушке. И это было милосердием к нему – изымать артефакт под безумным от безвозвратной потери взглядом Алексей посчитал бесчеловечным.

– Хотя, – оглянулся он в достаточно скромной походной юрте повелителя стран и народов, – слово человечность тут, наверное, ни разу не звучало.

Грааль действительно ждал его в сундучке. Последний был чудовищно толст, да еще прикован надежной цепью к столбу. А замок на сундуке был едва ли не больше его самого. Но Сизоворонкин почувствовал по нетерпеливому дрожанию своего Грааля, что четвертая ипостась внутри, и что она жаждет воссоединения.

– Почему ты закрылся от меня? Я же слышу, как тебе одиноко, как ты стонешь внутри.

– Петрович, блин, отойди от туалета! Дай посидеть спокойно.

Одна восьмая Грааля спокойно сидеть в сундуке не пожелала. Стоило только Лешке поднести свой артефакт к сундуку, как внутри него что-то стукнулось о крышку столь мощно, что последняя отлетела в сторону, повиснув на замке. А Сизоворонкин едва успел подхватить второй Грааль. Прежде чем соединить эти две сущности единого, он обтер набедренной повязкой, которую по-прежнему держал в руке, краешек сосуда и отхлебнул очень скромный глоток. Это хватило, чтобы планы Алексея-Геракла на будущее кардинально поменялись.

– А может, ну его, Зевса… и всех его красавиц-дочерей вместе с ним. Может, мне занять место этого ничтожества, и возглавить поход к последнему морю? Ах, да – моря-то такого нет… Значит – будем покорять планету. Русь дремучую, чванливую Европу. Америку открою; налогами обложу весь мир так, что…

– Пап, вот тут пишут, что татаро-монголы обложили народ такой данью, что он ни вздохнуть, ни пукнуть не мог. Выгребали все, оставляли лишь самый минимум. Интересно было бы на себе это прочувствовать.

– Вот женишься, сынок, прочувствуешь…

Две части артефакта наконец соединились – даже без помощи Алексея – и он, подпрыгнувший на месте от электрического разряда, на этот раз достаточно мощного, тут же выбросил бредовые мечтания из головы. Гораздо сильнее его сейчас занимал вопрос:

– Это что, с каждым разом будет бить все сильнее? Так даже сердце полубога может не выдержать.

Он, ворча и ругаясь, полез из юрты в Царство мертвых. Напоследок он бросил взгляд на лицо Потрясателя вселенной. Старик привалился к войлочной стене и хрипло дышал. Его лицо даже в красноватых огнях жаровни было неестественно бледным. Сизоворонкин представил себе, какое будет выражение этого лица, когда Чингисхан увидит раскуроченный сундучок, и понял, что о сердце нужно думать совсем не ему, Алексею.

– Что там у нас еще оставалось? – задал он себе вопрос, останавливаясь у очередного светлого пятна, – тщеславие, гнев, алчность?.. О! – печаль!

В окошке он увидел картину, достойную кисти великого художника, отразившего неизбывную печаль Аленушки у пруда. К собственному стыду, Сизоворонкин не помнил, кто написал этот шедевр.

– Какой стыд у полубога? – задал он себе вопрос, – к тому же такого греха в списке досточтимого Евагрия Понтийского нет. А в качестве наказания за собственную дремучесть обязуюсь прогнать печаль из глаз этой красавицы.

Красавица действительно была достойна кисти самого великого художника. В этой белокурой девушке не было ничего общего с неистовой Лилит, страстной Клеопатрой, и очень раскрепощенной Артемидой. Сизоворонкин мысленно наделил этими чертами незнакомку, поднявшую к нему печальные глаза, и результат ему очень понравился. Он огляделся. Вокруг был парк; ухоженный и безлюдный. Незнакомка сидела на скамье у пруда, явно искусственного, и молчала.

– О чем грустим, красавица? – бодро заявил Сизоворонкин, присаживаясь рядом.

– А чему радоваться? – на безукоризненном немецком языке ответила та, поразив полубога еще и мелодичностью своего голоса, – тому, что все тлен, тщета и суета? Что все проходит, и жизнь, и любовь? Что тебя – как бы ты не был благочестив и милосерден – забудут не через поколения; через годы, а может, часы?

– Благочестив и милосерден? – Алексей едва не расхохотался про себя, – жги, убивай и насилуй – и тебя не забудут… да хотя бы и через восемь сотен лет, как того же Чингисхана. А тебя, милая, будут помнить разве что мужики, к которым ты снизойдешь. А не снизойдешь – плюнут, и пройдут мимо.

В лице незнакомки образ вселенской грусти не дрогнул; она словно забыла, что рядом сидит молодой да пригожий парень, каких поискать – вряд ли найдешь. А парень, как не сомневался Сизоворонкин, был доктором как раз для таких вот дамочек. Он ничуть не удивился и не обиделся на наплевательское к себе отношение. Напрягать могучие мускулы – рук, груди, ног… ну еще кое-каких, не менее интересных, он не стал. Зато достал из кое-как сооруженной набедренной повязки, в которой ухитрился устроить карман, волшебный артефакт. Девушка, которая даже не назвалась, на Грааль посмотрела лишь с чуть заметным удивлением.

– Отец сегодня уже поил меня из Сосуда Благочестия, – равнодушно заметила она.

– Отец? – хмыкнул Сизоворонкин, – он сам тоже пьет из этого… сосуда?

– А как же?! – все-таки удивилась незнакомка, – и сам он, и я, и мои младшие братья и сестры.

– Младшие сестры – это хорошо, – проворчал Лешка-Геракл, – я, пожалуй, наведаюсь сюда еще раз… попозже. А пока, милая, прими-ка внеочередную дозу лекарства. Пей-пей!

Девушка слабо трепыхнулась в могучих объятиях полубога. Алексей не отрывал с нежного лица глаз. Ему было безумно интересно наблюдать сам процесс трансформации безразличной ко всему особу в…

– Ох, ты! – воскликнул он, когда глаза незнакомки, в которых загорелись хищные огоньки, остановились на его лице с плотоядным выражением.

– Ах, ты! – это он воскликнул, когда девушка буквально вырвала у него Грааль, и прильнула к горлышку, глотая жадно и нетерпеливо, не отпуская, впрочем, второй ладошки с узла набедренной повязки.

– Ух, ты! – это воскликнули они уже вместе, когда узел, наконец, поддался, и уже обе девичьи ладошки с недюжинной силой стиснули все, что попало в них.

У меня сейчас постоянная подруга, у нас серьезные отношения. Так что, девушки, извините… Встречаться получится только на вашей территории.

Сизоворонкин лукавил – никакой постоянной подруги у него пока не было; но вот насчет «вашей территории» – угадал в самое яблочко. Потому что понеслось – прямо здесь, на аккуратно постриженном газоне, который нежно щекотал гераклову спину, когда он оказывался снизу. А оказывался он там все чаще, и чаще, изумляясь неистовости Магдалены – так назвалась дочка местного властителя.

– А вот и он сам, – Алексей не сделал даже попытки остановить разбушевавшуюся немку, – что-то ты, дядя, печален. Наверное, отхлебнул из своего кубка, прежде чем идти искать дочь?