Читаем без скачивания Одержимый - Алексей Макеев

Явившись наутро в управление, он первым делом отдал список экспертам, чтобы те попытались выяснить его происхождение, а копию пропустил через компьютер, в надежде, что всплывут остальные фамилии.

Всплыла одна фамилия. В самых последних сводках. Сотрудник Раменского муниципалитета Кащеев Анатолий Дмитриевич, 1965 года рождения, был зверски убит этой ночью в своем доме в Раменском, причем обстоятельства этого убийства во многом напоминали убийство тренера Смирнова. Присутствовала и веревка с беседочным узлом и многочисленные побои, и заклеенный скотчем рот, но что было хуже всего, вместе с Кащеевым была также убита и его жена. Дела становились совсем плохи. Гуров доложил ситуацию генералу Орлову и попросил официально направить его в Раменское. Появление загадочного списка генералу Орлову, начальнику управления, не понравилось так же, как и самому Гурову.

– Дьявольский какой-то тебе список подсунули, – сумрачно констатировал он, глядя на сидящего через стол Гурова. – Три фамилии из списка – в криминальных сводках. Не хочу каркать, но поневоле начинаешь думать, что будет с остальными... Говоришь, не запомнил тех, кто тебе его подсунул?

С Орловым Гуров и Крячко работали уже много лет, и отношения между ними давно не были чисто деловыми. Это можно было назвать суровой мужской дружбой. Доверяли они друг другу безусловно и выручали друг друга в самых тяжелых ситуациях. Нередко генерал прикрывал своих лучших сотрудников перед высоким начальством, нередко брал на себя ответственность в критических ситуациях, рисковал генеральскими погонами. Он отлично знал, что Гуров и Крячко частенько переходят рамки разумного, но в конечном итоге прощал им все вольности, поскольку придерживался мнения, что победителей не судят, а эти двое, как правило, добивались своего.

Вот и сейчас ему не очень хотелось вмешиваться в работу прокуратуры и милиции Раменского, особенно учитывая то обстоятельство, что погиб служащий муниципалитета. Расследование подобных убийств – всегда головная боль. Но фамилия Кащеева была в списке, и Орлов согласился с Гуровым, что проигнорировать этот факт они не имеют права.

– Нельзя сказать, чтобы я совсем ничего не запомнил, – сказал Гуров, отвечая на вопрос генерала. – С одним я, во всяком случае, познакомился довольно близко. Из-за него теперь придется покупать новые брюки. Мы с ним немного повозились на асфальте, а в результате на колене образовалась приличных размеров дыра. Жаль, брюки были совсем новые. А что касается его самого – то это здоровый детина, пожалуй, сантиметров на пять выше меня, то есть сантиметров сто восемьдесят пять в нем есть, весит, думаю, килограммов на десять больше, и плечевой пояс у него превосходно развит. Рожа круглая, гладкая, черт не рассмотрел. Одет обыкновенно, по-спортивному, не слишком броско, но довольно ярко и добротно. Таких молодцев в толпе на каждую сотню – десяток. Хотя встреть я его лицом к лицу, пожалуй, узнал бы.

– А что предполагаешь? Кто это мог сделать? И зачем?

– А вот это вопрос вопросов, – нахмурился Гуров. – Сам ничего не понимаю. Трое из списка пострадали, причем двое зверски убиты. Третий гибели избежал, но тоже был к ней близок. Теперь у нас вроде бы нет основания не верить его рассказу. Список вроде бы подтверждает, что опасность не плод фантазии Трунина. Что-то в его словах есть. Трое из списка... Напрашивается предположение, что остальных ожидает примерно такая же участь.

– Вот именно, напрашивается, – многозначительно поднял вверх палец генерал. – И это очень плохо, что напрашивается именно это предположение.

– Да, хорошего мало, – согласился Гуров. – Потому и нужно разобраться по свежим следам с этим убийством, – он поморщился. – Кто его составил, этот чертов список? Убийца? Зачем? Человек, который знает что-то о планах убийцы и ставит нас таким образом в известность? Но почему такая секретность и почему такая скудная информация?

– И почему такой странный выбор жертв? – проворчал генерал. – Чиновник, пьяница-тренер, проводник железнодорожного вагона... Что это за странная номенклатура? Что может объединять этих людей в глазах убийцы?

– Если ориентироваться на список, то пока только год рождения, – ответил Гуров. – Родились они примерно в одно время.

– Вот как! Год рождения! Верно, – задумался генерал. – Значит, однокашники, так? А ведь в этом что-то есть, как ты думаешь?

Гуров согласился, что, несомненно, что-то есть, но хорошо было бы точно знать, что именно.

– Нужно хорошенько прошерстить этот список, – деловито заявил генерал. – Давай, подключай Крячко и пусть он самым серьезным образом проверит все фамилии.

– Информации маловато для проверки, – вздохнул Гуров. – Уверен, что однофамильцев будет несколько десятков.

– У Станислава, я полагаю, башка на плечах имеется? – рассердился генерал. – Пусть ищет алгоритм. Теперь к нашим услугам компьютеры. Сайты, на которых однокурсники встречаются, одноклассники... В конце концов, пускай покажет список Трунину. Тот тоже в нем присутствует. Возможно, он все и прояснит. А сам дуй в Раменское. И там в доме у покойного поройся – может быть, там что-то, проясняющее этот список, обнаружится.

Отправив Крячко в больницу к Трунину, Гуров выехал в Раменское. Ночное нападение ни на минуту не выходило у него из головы. Он прикидывал так и эдак, но понять логику событий не мог. Настроение у него портилось все больше и больше.

Сосед погибшего чиновника, старик по имени Иван Нестерович, настроения Гурову не поднял. Во-первых, стоило больших трудов склонить его к беседе. Во-вторых, Иван Нестерович был откровенно рад смерти соседа и злорадствовал по этому поводу, нисколько не стесняясь.

– Этот сукин сын, карьерист, враг народа, – дрожа от ненависти, заявил он Гурову. – Сколько он из меня крови попил – это никому не ведомо. Присосался чисто вурдалак. Все ждал моей смерти, дни считал. А дождался своей. Я в религию не верю, но возмездие он свое получил, и я очень этим доволен. Можете меня осуждать. Я, между прочим, всю войну прошел – от Сталинграда до Праги. Ранен был четырежды. А все ради чего? Чтобы такие захребетники, как этот Кащеев, мягко спали и сладко ели? Это же чистый власовец был! Полицай! И фамилия у него была тоже подходящая – царь Кащей...

Выцветшие глаза старика горели торжеством. Гурову было неприятно слышать такие речи, но мысленно он сделал скидку на возраст и непростую судьбу Ивана Нестеровича и миролюбиво заметил:

– Ну, в отношении фамилии у нас у всех выбор небольшой. Какую родители дали, такую и носим. Тут уж ничего не поделаешь. Насчет того, какой человек был покойный, спорить не стану, потому что совсем его не знал. Хочу только заметить, что зря вы человека в полицаи записали. Все-таки и время другое, и обстоятельства. Понимаю, личный конфликт, но при чем здесь политические обвинения? Ну, это к слову. Меня сейчас больше интересует другое. Скажите, Иван Нестерович, вы вчера ночью ничего подозрительного не видели? Или не слышали?

– Это в отношении убийства, что ли? – презрительно скривился старик. – Ничего не видел и не слышал. Мне вообще плевать, хоть бы их всех до одного черти унесли. Только вот что я вам скажу – убил кто-то свой! Это же ясно, как белый день. Про это каждый день по телевизору галдят – коррупция, коррупция... Денежки не поделили! Хапнули, а поделить мирно не сумели.

Оперуполномоченный, который все это время был рядом с Гуровым и держался в тени, теперь наклонился к его уху и очень тихо сказал:

– Бесполезно! Он и в первый раз говорил то же самое. Кащеев был ему как кость в горле. К тому же старик глуховат. Вряд ли он скажет сейчас что-нибудь новенькое.

Но старик все-таки кое-что сказал. Он сердито посмотрел на опера, на Гурова и вдруг объявил:

– А кто приходил к нему вчера – видел! Мужик это был. Среднего роста, одет в куртку. Шапка не норковая, нет, обыкновенная лыжная шапочка. Вот лица не видел, врать не стану. Я во двор как раз выходил. Это около восьми часов вечера было. Может, чуть пораньше. Темно уже было. Я еще удивился – к этому гусю если кто и заявлялся, то непременно на дорогой машине. Такие пешком не ходят! А этот потихоньку пришел. В дверь позвонил – жена Кащеева ему отперла. Я еще подумал – может, любовник? Пока муж деньги народные хапает, жена развратничает, у них это обычное сейчас дело. Раньше бы, допустим, работай ты в исполкоме...

– Значит, жена пустила этого человека в дом? – поспешил вмешаться Гуров. – А как вам показалось, она знала этого человека?

– Да ничего мне не показалось! – сердито ответил старик. – Он ей что-то сказал – она и впустила. А я дальше смотреть не стал, домой пошел. У меня свои дела имеются, мне на эту шваль любоваться времени нету. Потом уже в доме показалось мне, будто закричали за стенкой. Но недолго кричали. Сразу и угомонились... – Иван Нестерович сердито отвернулся и добавил сварливо. – Уж, наверное, если бы знал, что так дело повернется, вызвал бы вашу милицию! Только откуда мне было знать?! Я молока выпил и спать лег. А уж утром сюда набежались...