Читаем без скачивания Моя по контракту (СИ) - Малиновская Маша

— Какого хрена ты делаешь? — получается тише и намного более жалко, чем мне хотелось бы.

Но всё же я отмираю и, судорожно стянув руками края рубашки, пытаюсь спрыгнуть со стула.

— Стой, — чуть хрипло говорит Грачёв и хватает меня за руку. Не крепко, но по мне током проходится волна от его пальцев и по всему телу. — Останься.

Наверное именно так чувствуют себя те мыши, когда я отдаю их Леди. Они даже не пытаются бежать, просто застывают, лишенные воли её взглядом. Потому что я не сопротивляюсь. Замираю, глядя во все глаза, как Грачёв шире раздвигает полы моей рубашки, открывая грудь полностью. Не могу остановить. Не могу воспротивиться ему. Даже рот открыть и сказать хоть слово не получается, горло пересохло, дыхание обжигает слизистую до самых лёгких.

Стас подносит руку и легко проводит двумя пальцами по коже груди, оставляя две темные полосы от угля. Контраст с кожей кажется очень ярким.

— Не двигайся, — говорит тихо, почти шепчет и спиной отходит назад, заступая за мольберт.

Грачёв срывает лист, на котором он работал, и ставит новый, взяв со стола, крепит его и чуть иначе направляет свет лампы. А я так и продолжаю сидеть, прикипев к стулу, даже не смею пошевелиться. Чувствую, как теплеют щёки. Хочется задержать дыхание каждый раз, когда Стас поднимает глаза от мольберта. Мне кажется, что прикосновения его взгляда осязаемы, чувствую, как скользят по коже, изучая, запоминая.

Время будто останавливается, тишина в мастерской нарушается лишь тихим шуршанием куска угля по бумаге. Мне хочется пить, и это не только после вчерашнего возлияния шампанским. Хочется облизать губы, смочить их хоть немного. И когда я это делаю, Стас смотрит на меня чуть дольше, чем нужно для того, чтобы запечатлеть видимое и отобразить штрихами.

Я этого не вижу, но представляю, как он прорисовывает детали моего тела, как смазывает пальцами оттенки, будто в эти моменты касается меня на самом деле. Это смущает и заставляет испытывать странные, слишком волнующие ощущения.

— Приподними немного голову и выпрями спину.

Стас даёт указания, а я послушно выполняю. Просто делаю, как он велит. Мозг будто находится в оболочке, под гипнозом и вместо команды бежать пускает по телу странный электрический ток.

Далее он рисует молча, снова слышен лишь шорох угольного карандаша. Как вакуум. Может, это вообще мой пьяный сон, может, я и не просыпалась, и меня ждёт пробуждение в холодном поту? Потому что как ещё объяснить этот паралич.

Вдруг рядом раздаётся резкий звук — трель телефона. Это словно отрезвляет меня, приводит в сознание. Я соскакиваю со стула, запахиваю рубашку и сначала пячусь к двери, а потом выбегаю в коридор.

Бегу, не останавливаясь, до самой спальни, вылетаю в ванную и запираю двери на замок. Лёгкие горят, дыхание сбилось. Я понимаю, что вряд ли Грачёв бросится вслед, но сердце выскакивает из груди посильнее, чем у тех мышат, которых я отдаю Леди.

Сползаю по двери и сажусь на пол, обхватив коленки. Упираюсь в них лбом и восстанавливаю дыхание.

Что это, блин, было? Почему я не ушла сразу? Почему внутри были эти странные электрические переливы?

Немного успокоив сердечный ритм, я поднимаюсь на ноги. Подхожу к раковине, открываю кран и умываюсь холодной водой, а потом смотрю на себя в зеркало. Бледная, в глазах лихорадочный блеск. Раздвинув полы рубашки, замечаю через отражение две темные полосы на коже. Снова открываю воду, мочу ладони и сильно тру, стараясь убрать эти следы. Как будто это поможет стереть из памяти момент моей слабовольности. Уголь только размазывается, пачкая меня ещё больше, поэтому я решаю принять душ. Хочется хорошенько отмыться от происходящего.

Горячая вода заставляет кожу гореть, напоминая о стыде, который я только что испытала. Я ни перед кем не обнажала свою грудь, это было впервые, да ещё и перед тем, перед кем хотела бы сделать это в последнюю очередь.

После душа я заматываюсь в тёплый банный халат, возвращаюсь к кровати, падаю и, свернувшись калачиком, засыпаю.

Сон не даёт мне возможности сбежать от странных ощущений внутри. Он подбрасывает мне калейдоскоп картинок, что будоражат, смущают, тревожат, отзываясь в теле странными, непривычными импульсами. Сознание, и так шокированное перед этим алкогольным опьянением, делает яркий и вместе с тем пугающий микс. Уголь, россыпь белых листов, гневный взгляд другой девушки… и пристально рассматривающие меня серые глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

12

— Ничего не забыла? — спрашивает Стас, когда я усаживаюсь рядом с ним на пассажирское сиденье внедорожника и пристегиваю ремень.

— Нет.

— Отлично.

Он заводит двигатель и выезжает со стоянки. Смотрит на дорогу чуть сощурившись. Я одергиваю себя спустя минуту, понимая, что сижу и пялюсь на Грачёва, блуждая взглядом от его лица и до пальцев, лежащих на руле, сопоставляя их прикосновение к нему и ко мне. Смаргиваю и отворачиваюсь к своему окну молча. А то заметит ещё, что я его разглядываю.

Но я и не разглядываю. Ещё чего. Это так. Просто. Случайно.

Вчера, после случившегося в мастерской, я ещё долго не могла прийти в себя, вздрагивала от каждого шороха, когда сидела в комнате и пыталась сосредоточиться на курсовой. Кожу на груди жгло так, будто к ней прикоснулись не мужские пальцы, а раскаленные угли.

Но Стас не побеспокоил меня ни днём, ни даже ночью. Утром его подушка была такой же непримятой, как и с вечера. В комнате я ночевала одна, возможно, и в квартире тоже. Не знаю, не выходила. Похмелье снова догнало меня после стресса, есть совершенно не хотелось, поэтому я просидела в интернете до вечера, а потом уснула очень рано.

Утром приняла душ и уже собиралась переодеться и пойти смести половину холодильника, даже появилось желание приготовить что-то, как дверь в спальню распахнулась. Я как раз стояла возле шкафа в одних трусах и лифчике. Пришлось быстро юркнуть за открытую дверь шкафа.

— Доброе утро, принцесса Змеевна, ты где?

Принцесса Змеевна? Мило.

— Здесь, — высунула нос из-за дверцы. — Стучать не пробовал?

— Это моя спальня, почему я должен стучать?

Ага, ну да.

— Потому что я могут быть голой, и врываться неприлично.

— Неприлично не быть голой перед собственным мужем, Ася. Но с этим ещё надо работать. Одевайся и прихвати вещей на три дня, поедем в загородный дом — будешь знакомиться с угодьями.

Его замечание меня выбесило, но возможность расширить горизонт обрадовала, хоть для этого мне придётся отправиться вдвоём с Грачёвым за город. С другой стороны, если он захочет обидеть меня, ему это и тут ничто не помешает сделать.

И вот теперь я, прихватив планшет, пару сменных одёжек и бумажные черновики курсовой, молча еду в машине уже больше часа. На Стаса больше не смотрю, мне хватило непонятной щекотки, когда я вылупилась на его ладони на руле. Включила наушники и наслаждаюсь красотами зелёных насаждений вдоль трассы, когда мы выезжаем за черту города.

Весна в разгаре. Уже очень тепло, деревья в молодой и сочной зелени. Глаз радуется.

Часа через два мы добирается до небольшого загородного посёлка. Он закрытый, вокруг высокий забор, на пункте пропуска серьёзная охрана. Не дедок в затёртой бейсболке, как на дачном массиве у нас в посёлке, а будка с мордоворотом, и парочка ещё возле ворот. В чёрной форме, с рациями, всё как положено.

Нашу машину они пропускают не проверяя документы. Знают Стаса. Вот так если тут маньяк живёт тайный какой-нибудь, провезёт жертву, никто и знать не будет.

От такой ассоциации аж мороз по коже пробегает. Я-то Грачёва и не знаю совсем, вдруг он тоже недалеко ушёл.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Становится понятно, почему тут такая охрана. Домики явно не бедных людей. Заборов высоких нет, что не удивительно при такой общей охране, поэтому рассмотреть каждый можно во всей красе.

Судя по всему, этот двухэтажный коттедж, облицованный фигурным камнем песочного цвета и тёмно-коричневой черепичной крышей, и есть загородный дом Грачёва. Ухоженный зелёный газон, невысокий белый заборчик, аккуратная подъездная дорожка, выложенная плиткой. Всё как в американских сериалах.