Читаем без скачивания Сквозь время. (Сборник) - Валентина Журавлева

Это была наша Земля. Земля и Луна. Здесь, в этом чужом мире, где все было враждебно — и хлещущий ветер, и жесткая каменистая почва, и непроглядная тьма — вдруг возникло что-то свое, родное. Земля! Родная Земля! Я твердил это слово, я повторял его вновь и вновь.

В спокойном, дружеском сиянии двойной звезды было что-то необыкновенное. Что именно- я не мог понять. Всматривался — и не мог. Но чем дольше я всматривался, чем настойчивее старался понять это необыкновенное, тем важнее это было для меня. Я забыл об урагане, я не слышал рева ветра, я не видел диска кислородного индикатора…

И внезапно я понял. Двойная голубоватая звезда, повисшая над черным изломом горизонта, мерцала! Едва заметно, очень слабо, но мерцала. А в разреженной атмосфере Марса мерцание не могло быть заметно. Земля, далекая родная Земля, заставила меня осознать, что сегодня, сейчас, у Марса появилась плотная атмосфера. Я не знал, откуда она взялась. Я не думал об этом. Сквозь бездну Космоса Родина указала мне путь к спасению. И я принял этот путь сразу, без раздумий и сомнений.

Я открыл вентиль шлема.

В лицо ударил теплый ветер. Глубоко, полной грудью вдыхал я воздух. Он был очень теплый, влажный, насыщенный мускусным запахом ареситы. У меня кружилась голова от этого воздуха, от этого запаха, от счастья…

Не помню, сколько прошло времени. Земля поднималась над горизонтом, и там, где она поднималась, небо светлело. Для Марса наша Земля была утренней звездой. Ее восход предвещал утро, рассвет.

Он казался хмурым, этот рассвет. Серые тени тянулись по кочковатой равнине, над горизонтом клубились черные дымки туч. Но ветер стихал. Я это чувствовал.

И тогда мною овладела веселая злость. Я ухватился за низкий стелющийся кустарник, вылез из ямы и пошел. Я шел и кричал. Я ругал ветер, выкрикивая какие-то слова, какие-то обидные слова. Ветер фыркал, налетал, пытался оттолкнуть меня, но он уже ничего не мог сделать.

Я шел.

Куда идти — я не знал. И поэтому шел наугад, туда, где светилась двойная утренняя звезда. Я не смог бы повернуться к ней спиной.

Я прошел метров сто. Из-за бугра (впереди и правее меня), роняя красные искры, поползла в небо ракета. Потом — еще одна. И еще, еще… Кто-то стрелял из ракетницы.

Тогда я побежал. Ветер как бы расступился, исчез. Я бежал, перепрыгивая через кусты ареситы, — на Марсе почти не чувствуется тяжести скафандра.

С вершины бугра я увидел “Стрелу”. Она была совсем близко, метрах в пятидесяти. Ее темный, вытянутый силуэт четко вырисовывался на фоне светлеющего неба. Она показалась мне необыкновенно красивой, наша “Стрела”: плавные, благородные и строгие очертания, гордо приподнятые короткие крылья, устремленный вперед корпус…

Шатов выпускал одну ракету за другой. Он был без скафандра, в расстегнутом комбинезоне. Рядом со “Стрелой” стоял собранный вертолет — маленький, приземистый. Только Шатов мог так собрать вертолет — один, в темноте, в бурю…

Он издалека увидел меня, отбросил ракетницу, сорвал кожаный шлем и, высоко подняв его над головой, что-то закричал.

Я рванулся к нему, на ходу расстегивая скафандр.

— Ну, ну, штурман, успокойтесь, — глухим голосом произнес Шатов. — Кажется, старик Омар… Нет, не то…

И он отвернулся.

Только сейчас я заметил десятки ракетных обойм, валявшихся на земле. Это заставило меня вспомнить о Марсе.

— Марс?.. — все еще глуховатым голосом переспросил Шатов и кашлянул. — Марс? Полный порядок, штурман. Здесь многое изменилось. Нашли бериллий, титан… Неисчерпаемые запасы. Буквально под ногами. И теперь люди создают на Марсе атмосферу. Красное пятно, которое мы видели на экране локатора, — термоядерный кратер. Таких шесть на Марсе. В них идет управляемая цепная реакция. Тяжелые атомы дробятся. И главное — в этих кратерах от колоссальной температуры разлагаются минералы, содержащие кислород, воду, углекислый газ… Люди сейчас покинули Марс, только на Фобосе остался пост управления. Нам еще повезло, штурман, здесь были бури похлеще вчерашней. И радиоактивность была значительно выше, сейчас это уже не опасно. К тому же атмосфера преградила доступ космическому излучению. Считайте, что нам повезло… И хватит, штурман! Больше я ничего не знаю. С Фобоса меня порадовали целой лекцией — цифры, формулы, даже цитаты, — но я возился с этой птичкой… Простите!

— А она уцелеет, эта атмосфера? — спросил я.

Шатов расхохотался.

— Ага! Понравился ветерок… Не беспокойтесь, штурман. Когда-то Марс потерял значительную часть своей атмосферы. Теперь же он сможет удерживать новую атмосферу практически вечно. Могу добавить: такая же участь ожидает Луну. Старушка тоже получит атмосферу. И хватит расспросов. Хватит! Если угодно, возьмите мой скафандр, настройте рацию и слушайте… А я… Штурман, штурман, солнце! Смотрите, солнце!

Над Марсом всходило солнце. Пурпурное небо прорезали розовые полосы, и на горизонте, четко разделяя землю и небо, блеснул золотой ободок. Краски дрожали, переливались, светлели. От солнечного ободка струился свет, он словно углублял краски неба, наполнял их силой.

Полтора года в Космосе, ураган, ночной кошмар — все это ушло, все это ничего не значило по сравнению с первым рассветом на Марсе. Я бы прошел через вдесятеро большие трудности, чтобы увидеть этот первый рассвет над древней планетой. Рассвет, созданный людьми.

Солнце выплескивало в небо упругие, сверкающие лучи, и они отгоняли тьму. Звезды гасли, стертые солнечными лучами. И только одна звезда — двойная, очень яркая — торжествующе светила в прозрачном утреннем небе.

— Земля, — тихо сказал Шатов за моей спиной. — Голубая планета…

Я обернулся. На небритой щеке Шатова влажно поблескивала голубая искорка.

ШЕСТОЙ ЭКИПАЖ

Заправлена мощным горючим

И пущена в космос,

Лети, эстафета, лети!

Тебя мы скитаться приучим

По огненным кручам,

На вечном на Млечном Пути.

Три человека в скафандрах шли по узкой, отсвечивающей голубым светом дороге. Стиснутая хаотическим нагромождением скал, фосфоресцирующая дорога круто сворачивала то в одну, то в другую сторону. Иногда скалы нависали над дорогой, и тогда голубой свет выхватывал из мрака черные изломы базальта.

Прозрачные скафандры были почти невидимы. Тонкая, гибкая ткань скафандров плотно облегала комбинезоны: темный у того, кто шел. впереди, светлые у его спутников.

Человек в темном комбинезоне был немолод. Коротко остриженные седеющие волосы, глубокие морщины у переносицы и в уголках сжатых губ придавали его худому лицу аскетический вид. Холодный фосфоресцирующий свет, отражавшийся в прищуренных глазах, усиливал это впечатление. Человек шел, мерно помахивая руками. Спутники его — юноша и девушка — еще не привыкли к миру уменьшенной тяжести. Движения их были резкими, угловатыми.